«Нет, Сен-Жермен по-прежнему возглавляет хит-парад».

«Тогда соберись, — проворчал голос. — Гони прочь злость, пока он ничего не заметил».

Легко сказать. Она полностью подчинила свой страх, но ею овладело божественное безумие, вызванное приступом ярости, которое, вместо того чтобы разделить ее мысли на правильные и крамольные, наоборот сплотило их, превратив в лазерный луч для того, чтобы выжечь всех врагов. Первым — Сен-Жермена, так как он представлял наибольшую опасность. Божество же было просто мелким вредителем, царьком в своем крошечном королевстве. И наверняка таким и останется, если Сен-Жермен не поможет ему достичь больших высот.

Божество и не подозревало, что она не намерена становиться его жертвой или допустить, чтобы ею стал Мигель. Было настоящим удовольствием рушить его планы. Дымящееся Зеркало не получит ни ее кровь, ни страдания, ни преданности, а уж тем более ее свободу или бессмертную душу. Не говоря уже о ее жизни. Равно как и о жизни Мигеля, если она в состоянии будет этому помешать. Сегодня ночью Мигель станет полноценным вампиром, но по-настоящему он никого не убьет, потому что его жертва останется жива.

И тогда она обратит его. Даст ему силы отгородить и защитить разум от терзающей его твари.

Божество колебалось. Что было занятнее — насильно овладеть разумом сына или понаблюдать за тем, как Мигель предает все, что было ему дорого, совершая свое первое убийство?

Предательство победило. Божество начало медленно отступать, его влияние постепенно ослабевало. А Нинон лежала и представляла, как возложит цветы ему на могилу в тот день, когда при помощи его порченой крови избавит мир от Сен-Жермена. Она убьет их обоих! Без малейшего колебания. Ставки в игре повысились. Нельзя было допустить их союза. Она пойдет на убийство, потому что Сен-Жермен планирует выпустить в мир страшное зло, а Дымящееся Зеркало может ему в этом помочь. Она убьет ради Мигеля, потому что Сен-Жермен и за ним начнет охотиться. И потому что неправильно было бы помочь ему избавиться от одного чудовища, чтобы на смену тут же пришло другое. Но главным основанием для убийства послужит то, что она просто устала ненавидеть и бояться сына Черного человека.

Страх и ненависть. Это были самые потаенные и сильные после любви чувства, которые измотали ее до предела. Они преследовали ее днем и ночью. Она не сможет двигаться вперед, пока не избавится от этого бремени. Настало время отдавать старые долги.

«Мне кажется, он слышит тебя! — Ее внутренний голос был напуган. — Он знает, что ты задумала».

Но, должно быть, голос ошибался, потому что внезапно бог отступил. Он ушел не насовсем, но наконец-то глазами Мигеля на нее смотрел сам Мигель и он снова мог контролировать свое тело.

— Ты или самая смелая из всех, кого я встречал, или самая ненормальная.

Он приподнялся над ней на согнутых в локтях руках. Его темные волосы скрывали их подобно ширме, создавая видимость уединения. Его лицо было искажено страданием вперемешку с ненавистью и злостью, хотя он всячески пытался скрыть это, как и то, что внутри него жило чудовище, которое хотело ее обидеть.

— Ты тоже. Не думаю, что это два взаимоисключающих понятия, — ответила она.

Вместо слов получилась каша. Лицо было парализовано. Это должно было ее напугать, но почему-то не испугало. Скоро пройдет. Организм уже начал бороться с действием наркотика. Злость только подстегивала естественные реакции.

— Спасибо за добрую мысль, — сказал он. — Я оценил это, даже если он этого не сделал.

— Займись со мной любовью. Растворись в моем теле. Давай же, — перебила она его. — Мы решим вопрос с кровопусканием.

Вряд ли он понял, что она имела в виду, поэтому Нинон добавила:

— Доверься мне. Все будет хорошо.

Похоже, он все понял, почувствовал ее оптимизм и поверил, хотя с его стороны ситуация должна была выглядеть безнадежной.

Он опустил голову и начал покрывать ее тело поцелуями, двигаясь вниз, к тем участкам ее тела, которые она еще ощущала. Наркотик парализовал ее, но она не потеряла чувствительности. Ее голова и лицо почти онемели, но остальное тело по-прежнему могло испытывать наслаждение. В данный момент это было прекрасно. От каждого нежного прикосновения к пупку мышцы живота сводило судорогой. Губы Мигеля были безжалостны, доводя ее до исступления, — он старался раствориться в ней.

Она застонала. Таким языком можно было отжиматься. Сложись обстоятельства иначе, она была бы в экстазе.

Мигель улыбнулся, уткнувшись лицом ей в живот.

«Божество может услышать. Мигель наверняка до сих пор у тебя в голове и передает ему твои мысли», — предупредил ее голос.

«Все возможно. Но он на поверхности. А теперь… т-с-с… Я занята».

Она не была в восторге от того, что за ней наблюдают, тем более зрители, способные в любой момент вмешаться, но если божество хотело добавить ей дискомфорта своим присутствием, то придется его огорчить. У нее не было страха сцены.

— Заняться с тобой любовью? Наверное, я смогу. Я чувствую… прилив энергии, — наконец произнес Мигель с легкой улыбкой. Его голос был хриплым, чужим, глаза блестели. Он выпускал наружу животное, позволяя ему сделать то, что Мигель-человек сам сделать не мог. Чудовище было ужасно, но это был Мигель. — Мне нужно быть поосторожнее с шипящими, или я сам себя проткну.

Он поднялся до уровня ее лица и навис сверху. Он приоткрыл рот, и из его языка высунулось жало. Оно было где-то три четверти дюйма в длину.

«Мне это нравится гораздо больше, чем зубы, — подумала она так, чтобы и он услышал. Потом добавила удивленно: — Мигель, ты что, пьян?»

«Да, я принял немного datura inoxia — дурмана. На всякий случай, думал, а вдруг мне это не понравится».

Он тихонько рассмеялся, и Нинон вдруг обнаружила, что ей хочется посмеяться вместе с ним. Это была истерика, но вместе с тем и облегчение. Наверное, наркотик заставлял зверя ждать.

«Вот-вот должно произойти событие, которое изменит всю мою жизнь… Разве это не странно? И в то же время о настоящей любви речи не идет. Я просто хотел, чтобы ты это знала».

«Я знаю», — подумала она. Она была рада, что они оба это понимают. Она не верила в настоящую любовь. Это была иллюзия, которая заканчивалась разбитым сердцем либо, что еще хуже, браком, в который оба бросались как в омут, застигнутые врасплох нахлынувшей на них страстью. Бурлящие гормоны даже современную женщину могут заставить потерять голову, и тогда в любовном угаре она может добровольно дать себя поработить, надев на палец обручальное кольцо и еще не осознавая, что это милое украшение иногда может сковывать сильнее, чем рабские кандалы. А когда пелена спадет, от любви останутся бесконечные судебные разбирательства.

«Я не из тех, кто женится», — заверил Мигель, непроизвольно читая некоторые ее мысли. Наркотики обернули его сознание в мягкий войлок, и это, бесспорно, было к лучшему. Не нужно, чтобы что-то постороннее его беспокоило или отвлекало.

«Я могу тебя убить, потеряв голову от вкуса крови, но никогда не заставлю выйти за меня замуж».

«И на том спасибо», — подумала она. И оба рассмеялись. Его наркотический экстаз частично передавался и ей. Наверняка это сбивало с толку Дымящееся Зеркало.

— Итак, что тебе больше нравится? Отжимания? Приседания?

Секс определенно был чем-то большим, нежели комплекс изометрических упражнений, хотя если все делать правильно, то может получиться чудесная разминка. Она была в хорошей, очень хорошей физической форме, но проблема заключалась в том, что притяжение земли словно увеличилось вдвое, сковывая конечности. Легкие тоже налились тяжестью.

Она взглянула на свое тело глазами Мигеля — оно было бледным, не считая золотистой сеточки шрамов. Грудь была мягкой, животик слегка округлился — она была вся такая маленькая, хрупкая, беззащитная. Это было прекрасной маскировкой. Не столь искушенные люди часто путали хрупкость со слабостью. Хрупкость могла вызвать у Мигеля защитные рефлексы. Или не могла. В любом случае, тело отвлечет его от ее мыслей и переживаний. Сейчас она не хотела, чтобы он находился у нее в голове. Она откроется ему в самом конце, но сейчас ей необходимо было собраться с мыслями.