Вдруг до его слуха донесся звук, подобный рёву раненого белого медведя. У Айвама остановились дыхание, в горле застрял кусок рыбы. Он со страхом подумал: «Не померещилось ли?»

Айвам насторожился и превратился в слух, сдерживая щенка, который тоже вдруг повел себя беспокойно.

Здесь, в ледяной пещере, звук искажался, и ещё от неожиданности трудно было догадаться, что это такое.

Через короткий промежуток времени звук повторился, и Айвам узнал голос ревуна. Разрушив часть снежной стены, Айвам в один миг выскочил из пещеры. Встав на ноги, он усиленно заморгал, словно проверяя, хорошо ли видят глаза. То, что Айвам увидел, казалось наваждением. В стороне, под низким звездным небом, обрезая верхушки зубчатых нагромождений льда, медленно двигался огромный луч света. Вращающийся прожектор маяка как бы ворвался во тьму ночи и, шаря по торосам, тушил звёзды. Луч света двигался то быстро, то медленно, то высоко поднимаясь к небу, то вдруг падая л зубчатые торосы и, казалось, разбиваясь на куски. Луч прожектора словно играл, как играют небесные огни северного сияния. Опять донеслись Звуки ревуна.

«Как же так? Ведь с тех пор, как прошли последние корабли, дядя Тэнмао отдыхает. Давно перестал светить маяк, и не ревёт сирена. Зимой и маяк отдыхает».

Прожектор осветил мальчика, и Лилит отвернулся. На голубых торосах на мгновение заиграли переливы света. Зачарованный этим видением, Айвам ощутил радостное волнение. Не отрываясь, он сопровождал взглядом светлый луч и теперь ясно представил; как около машины, на маяке, стоит обеспокоенный одноглазый Дядя Тэнмао и управляет прожектором.

Не чувствуя Холода, Айвам захлопал в ладоши и заплясал. Из — под мышки выпала рукавица и поползла по ребрам. Мальчик выхватил рукавицу, выпил образовавшуюся в ней воду и крикнул:

— Лилит, иди сюда! Нас ищет дядя Тэнмао!

Он вывернул рукавицу, повалял её в снегу, отчего рукавица высохла. Затем схватил собачку на руки, продолжая притопывать. Нет, он не один! На том конце луча были люди, которые думали о нём, искали его. Айвам развязал пионерский галстук, прикрепил его к пешне и водрузил этот флаг над своим жильём.

— Вот, Лилит! Может быть, нас увидят издалека.

Но луч прожектора исчез. «Мотор перегрелся, давно не работал, — подумал Айвам. — Отдыхает мотор».

Уставший от работы и волнений, Айвам взглянул на пещеру, и сон стал одолевать его. Глаза закрывались сами, и мальчик вполз в свою пещеру, опять заделал вход и сел на мешок, прижав Лилита к груди.

«Что он понимает, этот Лилит? Ведь его ещё ни разу не запрягали в нарту».

И хотя Айваму хотелось спать, но думы о прожекторе, о ревуне, о береге раз гоняли сон. Наконец он задремал, уткнувшись лицом в собачью шерсть.

Ночью Лилит завозился, стал вырываться из рук и рычать… Айвам проснулся.

— Ты что, Лилит?

Щ енок лаял.

— Что ты, Лилит? — беспокойно спрашивал Айвам. — Или ты думаешь, нарта подъезжает?

Щенок не умолкал. Айвам вышел из пещеры. Было темно, и пёс лаял. Вскоре луч прожектора вновь стал шарить по торосам.

Всматриваясь в темноту ночи Айвам заметил, как в стороне, шагах в двадцати, бежал кто-то огромный. Лилит тявкнул. Айвам схватил Лилита и, испугавшись, зажал морду щенка. И когда луч приблизился, Айвам ясно разглядел белого медведя. Мальчик затаил дыхание и крепче зажал морду глупого пса.

Луч света настиг медведя. Хозяин ледяных полей беспомощно оглянулся, заревел, замотал длинной шеей, взметнул мохнатыми передними лапами и рухнул на льдину.

Случилось невероятное, непостижимое для белого медведя. В этой спокойной, холодной, огромной ледяной пустыне появился особый враг, ослепляющий глаза. Медведь вскочил и в паническом бегстве, прислушиваясь к звукам ревуна, исчез в торосах.

Айвам знал, что белые медведи редко нападают на человека. Но здесь, в одиночестве, вдали от людей, он перепугался. Айвам видел, что сам медведь был насмерть напуган, и всё же крепко держал в руке морду щенка. Лилит скулил и рвался на снег. Запах медведя будоражил собачий нюх. Айвам выдернул пешню с флагом — она ему нужна была как средство самозащиты — и опять залез в пещеру.

Уже сидя на коленях у Айвама, Лилит успокоился.

— Ты храбрый, Лилит. Наверное, медведь подумал, что здесь живут настоящие охотники. Ты напугал его своим лаем, — вполголоса сказал Айвам. Он помолчал немного и подумал: «А может быть, медведя гоняет по торосам дядя Тэнмао своим фонарём?»

Айвам закрыл глаза, улыбнулся, прижал щенка к себе и задремал.

Ночь прошла спокойно. Мрак в пещере исчез, и сквозь лёд и снежную стенку проникал слабый свет. Этот пробуждающийся полярный день и разбудил Айвама. Он вытащил из-под мышки рукавицу, не торопясь, развязал её и медленно, словно желая продлить наслаждение, маленькими глотками стал пить настоящую вкусную воду. Он даже не чувствовал, что она припахивала сыромятной кожей. Правда, воды было очень мало. Таких порций можно выпить сразу пять, даже десять, но и то хорошо. Снегом Айвам высушил рукавицу, выбил её о кончик торбаса, взял одну рыбку и вылез из пещеры.

Звёзды уже погасли, и по низкому небу поднималась луна, наступал северный день. Ледяная глыба, в которой провёл ночь Айвам, уходила ввысь огромным утёсом. С пешней в руке он полез по её пологому склону в надежде увидеть оттуда землю, берег. Но берега не было видно. В той стороне стелился густой туман; тяжёлый и влажный, похожий на лебяжий пух, он низко полз над землёй, закрыв собой и берег и даже сопки.

В другой стороне пробивался полуденный рассвет.

Солнце где-то за горизонтом, словно опасаясь холодных льдов, подкрадывалось и как будто не решалось выглянуть. И вдруг, словно из океана, из толщи торосов вырвались огненно-красные лучи и зажгли край неба, как пожар в полярной ночи.

«Первый день солнца. Сегодня, даже сейчас, люди посёлка пошли на сопку встречать первые солнечные лучи. В селении праздник». Айвам улыбнулся и сказал:

— Как хорошо!

Кругом расстилались необозримые поля ломаного льда. И над всей этой суровой и величественной ледяной пустыней наступила убаюкивающая тишина. Никаких звуков, Айваму показалось, что он слышит биение своего сердца. А вдали туман опускался всё ниже и ниже. Вскоре обнажились верхушки сопок. Казалось, что они оторвались от земли и, как огромные воздушные корабли какой-то особой, фантастической конструкции, плыли в небесном пространстве.

Туман расходился, но и первые робкие лучи солнца, едва выглянув, тотчас же скрылись за зубчатой стеной торосов. Так на миг пробуждался здесь день.

Айвам всё разглядывал, стоял и думал.

«Наверное, люди захотят приехать за мной. Ведь теперь не старый закон, когда нельзя было спасать человека и гневить злых духов — келе… Но полыньи, пожалуй, не пустят. А может быть, теперь их уже нет? Сомкнуло?» — размышлял он.

Айвам забрался ещё выше и поставил флаг. Зашелестел кумач от воздушных потоков. Отсюда была видна площадка покрытая молодым льдом. Эта площадка навела его на мысль половить рыбку: надо все время пополнять запасы, тем более что косяки наваги могут уйти на целый месяц. Он быстро скатился по склону ледяной глыбы и в одно мгновение продолбил лунку. Склонившись над ней, Айвам опускал и порывисто дёргал свой крючок. Но вскоре он убедился, что рыбы здесь нет, и пошёл искать более счастливое место. Он шёл, не торопясь, задумавшись. Всё-таки не очень весело находиться во льдах одному, и неизвестно, что будет ещё. Хорошо, что пёс здесь. Его неразлучный друг Лилит шёл вслед за ним. Три чёрные точки — глаза и кончик носа щенка — резко вырисовывались на заснеженной ледяной площадке. Здесь, во льдах, Лилит вычистился настолько хорошо, что напоминал белого пушистого песца. Айвам впервые увидел его таким чистым. И, глядя на Лилита, Айвам широко улыбнулся.

Вдруг он насторожился, смахнул шапку и, подставляя ухо, уловил какой-то непонятный звук. «Как далеко ушёл лёд, даже голос ревуна изменился и чуть-чуть слышен, — подумал мальчик. — Нет. Это не ревун… Монотонно и беспрерывно гудит». С затаённым дыханием, вытянув шею, Айвам замер. И чем больше он прислушивался, тем светлей становились его глаза. Такой голос бывает только у самолётов.