В центре площади Ин-дер-Бург стоит памятник – не рачительному Фердинанду и не талантливому Леопольду, но человеку, при котором престижу страны был нанесен непоправимый урон, – императору Францу I, который успел побывать еще и Францем II, причем Вторым раньше, чем Первым.

Эта удивительная история связана с тем, что с XV века Габсбурги были не только правителями Австрии, но и императорами Священной Римской империи – «престижной фикции, которая, по справедливой формулировке уже упомянутого Матиаша Корвина, не была ни священной, ни римской, ни империей».

Фактически это было условное обозначение единой германской империи. Поскольку Габсбурги добились благодаря своим династическим связям неофициальной монополии на этот титул, правителями одной, совершенно крошечной Австрии им называться было просто неудобно. Но когда в начале 1800-х годов Наполеон стал всерьез обсуждать планы объединения Европы под французскими знаменами, император Франц II на всякий случай выдумал себе титул «кайзера австрийского Франца I», стремясь, тем самым, обезопасить себя от нападок воинственного соседа. Но он не учел характера Наполеона, выходца из плебейской среды, для которого и титулы, и звания, и происхождение значения не имели.

Трещавшую по швам и существующую более на бумаге Священную Римскую империю Наполеон упразднил в 1806 году одним росчерком пера (пост фактум все было оформлено юридически).

А связь с новой империей неутомимый и боязливый Франц решил иным, то же не оригинальным, а проверенным способом выдав за Наполеона свою дочь. Дипломатическим способностям венского властителя пришлось удивляться еще не раз, например тогда, когда для всех в Европе стало ясным – Наполеоновская империя вот-вот рухнет, а самого незадачливого корсиканца отправят в ссылку. Франц взял на себя в то время другую роль – хозяина исторического Венского конгресса (1815 год), в ходе которого не столько решались судьбы будущей Европы, сколько протанцовывались и проедались деньги новоявленной Австрийской империи (ежевечерне в Хофбурге накрывался ужин на несколько тысяч гостей). Памятник Францу поставили уже в «тишайшие» 1840-е годы, когда «хороший аппетит в сочетании с умеренностью амбиций (столь ярко проявленные пораженцем Францем) были возведены в статус наивысших добродетелей».[12]

Вот и вся история Хофбурга, который и без хранившегося в его стенах Копья Судьбы мог бы рассчитывать на титул «реликвия».

В 1224 году для венчания на царство Генриха II был изготовлен уникальный царственный реликварий – «Имперский Крест» (хранится в Хофбурге).

Имперский крест – большой крест-реликварий, высотой 78 см и длиной перекладины 71 см, стоящий на дубовой, покрытой золотой фольгой подставке и украшенный с обеих сторон драгоценными камнями и жемчугом. По форме крест равноконечный, греческий, с квадратными накладками по концам и в средокостии.

Созданный немецкими ювелирами, Имперский крест был с самого начала предназначен для хранения императорских реликвий. Внутри креста имеются открывающиеся с передней стороны пеналы-ковчежцы, в которых хранились частицы Животворящего Креста (в нижней вертикальной части), Святое Копье (в перекладине) и другие реликвии.

Копье Святого Лонгина хранится в настоящее время отдельно.

Копье Лонгина – стальной наконечник, состоящий из двух частей, скрепленных серебряной проволокой и стянутых золотой муфтой. Длина копья – 50 см. Надпись на золотой муфте гласит: «Копье и Гвоздь Господни». На внутреннем серебряном обруче – текст:

«Генрих III, милостию Божией римский император, август, приказал сделать сей обруч, дабы скрепить Гвоздь Господень и Копье святого Маврикия».

Кто только не любовался Копьем, кто только не испытывал желания покорить мир, лишь выйдя за стены Хофбурга?

Политики и военные, философы и пииты, авантюристы и священники…

Известна история посещения в 1878 году Хофбурга двумя великими представителями рода человеческого – философом и композитором, Фридрихом Ницше (1844—1900) и Рихардом Вагнером (1813—1883):

Ницше и Вагнер стоят у витрины с Копьем в Хофбурге.

Ницше:

– Бог умер… Его убили и ты и я…

Вагнер ответил ему словами, вложенными самим же Ницше в уста Заратустры:

– Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители…

Кого имел в виду Вагнер:

Себя и Ницше?

Или иных?

После появления на свет вагнеровского «Парсифаля» (1882 год) дороги этих двух людей разошлись. Каждый из них пошел своей дорогой, что, впрочем, закономерно… (Считается, что Ницше разгневался на Вагнера за «христианские нотки» в «Парсифале». Ницше возражает против христианства, потому что оно принимает, как он выражается, «рабскую мораль»… Согласно его оценкам, Французская революция и социализм, в сущности, по духу своему тождественны христианству. Все это он отрицает и все по той же причине: он не желает рассматривать всех людей как равных ни в каком отношении. /Бертран Рассел/)

Вагнер – один из немногих, кто прикоснулся к тайным евангелическим реликвиям, его «Парсифаль» – тому доказательство.

– Немецкий народ, – отмечал Вагнер, – созданы для великой миссии, о которой их соседи – славяне, французы или скандинавы – не имеют никакого представления. Миссия немцев – избавить мир от поклонения «золотому тельцу». И это – не сугубо «национальная миссия», а – вселенская.

Гитлер был хорошо знаком с музыкой и литературными трудами Рихарда Вагнера. Знал он и о том, что Вагнер, вместе с Ницше, побывал в Хофбурге. В библиотеке фюрера хранилось несколько книг автора, в том числе и та, на страницах которой Вагнер опубликовал свою знаменитую статью «Иудаизм в музыке» (Впервые опубликована в издании: «Neu Zeitschrift fur Musik» в сентябре 1850 года.).

Гитлер внимательно читал Вагнера, отчеркивая карандашом наиболее интересные, на его взгляд, самые значимые высказывания:

«В государстве общество обязано жертвовать частью собственного эгоизма ради благополучия большинства. Непосредственной целью государства является стабильность, достижение спокойствия».

«Народ составляют те, кто думает инстинктивно. Народ ведет себя бессознательно и на этом основании природно-инстинктивно».

«Демократия – это вообще не немецкое, а откуда-то заимствованное понятие. Франко-иудейская демократия – омерзительная вещь».

…Вспомнил Новалиса: «Наверное, никто не отклоняется так далеко от цели, как тот, кто воображает себя уже знающим необычайное царство и умеющим в немногих словах изложить его устройство и найти верный путь. Никому, кто объединился и сделался как бы островом, не дается само собой понимание… Долгое непрестанное общение, свободное и искусное созерцание, чуткость к тихим знакам и приметам, внутренняя поэтическая жизнь, развитые чувства, простая и благочестивая душа – вот что по существу требуется от настоящего друга природы…»

(Как оказалось, и у Новалиса «искали» Грааль: символ германского романтизма «Голубой цветок» Новалиса сравнивали со Священной Чашей.)