Все настойчивые попытки Бориса снова сблизиться с Милочкой кончались неудачей. Она неохотно и холодно разговаривала с ним по телефону и каждый раз, ссылаясь на какие-то неотложные дела, отказывалась о г встречи с ним.
Впервые избалованный и самоуверенный Борис натолкнулся на такое отношение к себе. Порою он в сердцах ругал себя: «Тряпка, бесхарактерный мальчишка, привязался к юбке и не можешь отстать...» И решал не звонить больше к Толстяковым. Но проходил день, другой — и он снова звонил и просил выйти хоть на пять минут «для серьезного разговора».
Борис сам не отдавал себе отчета, что руководило им в этом упорном преследовании Милочки — пробудившееся в его душе серьезное и глубокое чувство или уязвленное самолюбие эгоиста. Но порой ему казалось, что он дня не может прожить без Милочки.
И вот в один из таких дней он решил сказать Милочке о своей любви, просить ее руки. Он был убежден, что Милочка ему не откажет: «В конечном итоге, предел мечтаний всякой девушки — выйти замуж и устроить свою жизнь,— рассуждал он с цинизмом.— Она согласится! Почему бы и нет? Где она найдет лучшею мужа?..»
В Ларисе Михайловне он не сомневался—та охотно вручит ему руку дочери. Василию Петровичу, по-видимому, совершенно безразлично, за кого падчерица выйдет замуж. Однако и он, конечно, будет рад породниться со своим непосредственным начальником, заместителем министра,— это чего-нибудь да стоит! «А мои?.. Ничего, я сумею, уломать своих стариков. В конце концов ведь не им жениться!..»
И вот Борис в субботний вечер явился в дом Толстяковых. Лариса Михайловна встретила его, как обычно, с приторной любезностью. От его взгляда не ускользнуло, что она за короткое время сильно сдала, заметно состарилась, тень какой-то печали появилась на ее лице. Василий Петрович еще не вернулся с работы, Милочка занималась у себя.-
— Давно, давно у нас не были, забыли совсем! — Лариса Михайловна протянула ему руку для поцелуя.
— Что доделаешь, здесь ко мне не очень благоволят...
— Ну что вы, Борис, откуда вы это взяли? Мы всегда вам рады!
— Вы — да, а вот Милочка дуется на меня. — И, собрав все свое мужество и решив действовать сразу, не отступая, он проговорил срывающимся от волнения голосом:—Лариса Михайловна, пока мы одни... разрешите мне сказать вам что-то очень для меня важное... Я... я люблю вашу дочь. Поверьте мне, мои намерения самые серьезные!.. Я прошу... я прошу у вас ее руки. Не тревожьтесь — ей со мной плохо не будет!
Лариса Михайловна с первых же слов Бориса поняла, о чем пойдет речь. Она разволновалась, и, как всегда в таких случаях, лицо ее покрылось красными пятнами. Когда он кончил говорить, она некоторое время молчала, потом, вытирая слезы, проговорила:
— Вы простите меня... Все это так неожиданно... Я одно скажу вам, Борис: лучшего мужа для моей дочери я и не желала!
— Так помогите же мне! — вырвалось у Бориса.
С минуту Лариса Михайловна удивленно и встревожено смотрела на него, потом, поняв, чего он хочет, сказала:
— У Милочки стал такой трудный характер! Но я, конечно, попытаюсь...
Не успела она сказать это, как на пороге комнаты появилась Милочка. Борис вскочил и шагнул ей навстречу. Она молча кивнула ему головой и внимательно посмотрела на мать, словно догадываясь, о чем здесь шел разговор.
— Очень хорошо, что ты пришла,— сказала Лариса Михайловна.— Садись, Милочка, и послушай, что я тебе скажу. Есть вещи, которые надо решать сразу, не откладывая! — Бориса удивило, что мать говорит с дочерью каким-то просительным, почти заискивающим тоном.— Борис Вениаминович просит твоей руки,, и я думаю...
— Мне кажется, что в данном случае важнее всего, что я думаю! — перебила ее Милочка.— Поскольку Борис прибегнул к такому способу предложения, то я отвечу не ему, а тебе: никогда я за него замуж не выйду! Никогда! — Она была бледна и с трудом сдерживала слезы.
— Но почему, почему? — растерянно воскликнула Лариса Михайловна.— Мне казалось, что лучшего...
— Напрасно казалось! — снова перебила ее Милочка.— Это свидетельствует только о том, как ты мало знаешь меня, мама!
Борис тоже был бледен и молчал, не спуская глаз с Милочки.
— Простите... Я не знал...— пробормотал он, сделав над собой усилие.
Милочке на мгновение даже стало жаль его — так он был растерян и подавлен.
— Это вы простите меня... Но я не могу иначе,— сказала она более мягко.— Вам следовало бы сначала поговорить со мною, не обращаясь к маме.
Она опустила голову, стараясь скрыть набежавшие на глаза слезы, и вышла.
— Не отчаивайтесь! Милочка еще так молода... Я поговорю с ней,— проговорила Лариса Михайловна, избегая встретиться взглядом с Борисом.
Борис, не прощаясь, выбежал вон.
Сгорая от стыда, он долго бродил по улицам, стараясь понять, что случилось, почему Милочка так решительно отвергла его. «В чем дело? Почему? Правда, там, на даче, я повел себя грубо... Но я же не знал, что она такая... Я думал, что она, как другие, как Лена...»
Ехать домой не хотелось, необходимо было хоть с кем-нибудь поделиться тем, что произошло, излить душу, найти сочувствие. Поразмыслив, он решил поехать к Лене. К счастью, она оказалась дома.
Когда он без утайки, не щадя своего самолюбия, рассказал обо всем Лене и попросил поговорить с Милочкой, та искренне удивилась.
— Странно, что она тебе отказала... Сама небось рада до смерти. Слегка поломается — вот и все. Цену себе набивает.
Борису стало противно. «Господи, какая дура!—подумал он, жалея, что пришел.— Меряет Милочку на свой аршин...»
— Да* и ты хорош, с ума сошел! — продолжала Лена.—-Подумай: зачем тебе такая жена? Милка—форменная мещанка. Нашел в кого влюбиться!
— По-твоему, всякая скромная девушка, которая не бросается на шею первому встречному,— мещанка? Милочка потому мне и нравится, что она не такая, как ты!.. В общем, к черту!..
Он ушел, еще больше расстроенный и обозленный.
Дома, отказавшись от ужина, Борис бросился, не раздеваясь, на кровать. Он перебирал в уме всех девушек, с которыми когда-либо встречался. Среди них были, конечно, и такие, которые нравились ему. Хотя бы Маша Воеводина с факультета журналистики. С нею приятно было появляться где-нибудь. Ребята лопались от зависти, глядя на нее. А все же не то, совсем не то!..
«Попросить папу поговорить с Толстяковым? А что это даст? Поможет ли?..»
Он поднялся и пошел к отцу в кабинет.
— Можно поговорить с тобой? — спросил он, приоткрыв дверь и заглядывая в комнату.
— Отчего же, конечно! — Вениамин Александрович сидел в пижаме за письменным столом и разбирал какие-то бумаги.
— Видишь ли, папа,— начал Борис,— дело в том, что... я решил жениться!
Вениамин Александрович даже вздрогнул от. неожиданности.
— Жениться! С чего это ты так, вдруг? И рано тебе,— сказал он, откинувшись на спинку кресла и разглядывая сына, точно увидел его в первый раз.
— Почему рано? Мне двадцать три года. Не думай, на твоей шее сидеть не собираюсь, поступлю на работу!
— Не говори глупостей! Я к тому спросил, что, может быть, лучше сначала окончить университет. Остался ведь всего год. Подожди немного.
—- Я-то могу подождать, а ©от подождет ли она — не знаю...
— Кто же она? — Вениамин Александрович глядел на сына и думал: «В самом деле, совсем большой...»
— Падчерица Толстякова, Милочка.
— Ну что ж, губа у тебя не дура!
— Значит, одобряешь?
— Вполне!
— А как, ты думаешь, мама?
— Маму беру на себя,— важно сказал Вениамин Александрович.
Выбор сына ему пришелся по душе. Вообще-то говоря, пусть женится парень, а то еще попадет в плохую компанию — потом хлопот не оберешься!..
— А теперь самое главное,— Борис замялся.— Тыне мог бы поговорить... с Василием Петровичем?
— Могу. Но, по-моему, это ни к чему. Раз вы любите друг друга, то при чем тут Толстяков? Тем более он ведь ей не родной отец.
