Для председателя Демократической партии Ларри О'Брайена перспектива выдвижения кандидатуры Маккарти в 1972-м – это как если каждую ночь слышать, как на твоем крыльце принюхивается и метит его, задрав лапу, собака Баскервилей. Кандидат от независимых сил, имеющий леволиберальные взгляды и затаивший серьезную обиду, запросто может отнять немало голосов левых радикалов как у Маски, так и у Хамфри, что сделает выдвижение любого из них кандидатом на пост президента от Демократической партии бессмысленным.

Никто, похоже, не знает, что на уме у Маккарти в этом году, но он представляет собой настоящую угрозу, и те, кто не воспринимал его всерьез, поняли свою ошибку на прошлой неделе, когда Маккарти предпринял атаку на Маски через несколько часов после того, как сенатор от штата Мэн официально объявил о своем выдвижении.

Washington Post напечатала на первой полосе под проникновенным заголовком фотографии их обоих, а также суровое предупреждение Маккарти, что он собирается возложить на Маски «ответственность» за его агрессивную позицию по войне во Вьетнаме, которой тот придерживался до 1968 года. Кроме того, Маккарти обвинил Маски в том, что тот был «самым активным проводником политики администрации Джонсона на съезде 1968 года».

Маски, казалось, был искренне потрясен этим нападением. Он немедленно созвал пресс-конференцию, на которой признал, что в прошлом был неправ по Вьетнаму, но теперь имеет «все основания изменить свое мнение». Объяснить его новую позицию было нелегко, но после признания «прошлых ошибок» он заявил, что теперь выступает «за как можно скорейший вывод войск из Вьетнама».

Маккарти лишь пожал плечами. Он уже сделал то, что хотел, и Маски получил свое. Сенатор сосредоточил усилия на своей изменившейся позиции по Вьетнаму, но, вероятно, гораздо больше его обеспокоила мстительная оценка Маккарти его роли на съезде Демократической партии в 1968-м. Видимо, это было главной костью в глотке Маккарти, однако Маски проигнорировал его выпад, и никто не спросил Джина, что он, собственно, имел в виду, высказывая это обвинение… Вероятно, потому, что невозможно понять, что случилось с Маккарти в Чикаго, если вы не были там и не видели этого собственными глазами.

Я никогда не читал ничего, что хотя бы близко объясняло, отчего я испытал на том съезде такое потрясение… И хотя я находился в самой гуще событий, я так и не сумел написать об этом сам. Даже спустя две недели, уже вернувшись в Колорадо, я не мог говорить об этом спокойно – по причинам, которые я, думаю, наконец-то начал понимать, но до сих пор не могу внятно объяснить.

Но я-то отправился туда в качестве журналиста, не испытывая ни малейшей личной симпатии ни к кому из кандидатов и не питая иллюзий по поводу исхода… Я не был лично вовлечен во все происходящее, так что нечего и пытаться понять, как события в Чикаго должны были подействовать на Джина Маккарти.

Я помню, что видел, как он переходил Мичиган-авеню в четверг вечером через несколько часов после того, как Хамфри произнес свою речь, в которой согласился баллотироваться в президенты, а затем он бродил в толпе в Грант-парке, словно генерал побежденной армии, пытающийся смешаться со своим войском сразу после капитуляции. Но Маккарти не мог общаться с людьми. Он едва был в состоянии говорить. Он выглядел как глубоко потрясенный человек. Да и говорить было уже не о чем. Кампания завершилась.

С Маккарти было покончено. Он вышиб из гонки президента, а затем с головой ринулся в фантастическую шестимесячную кампанию, которая видела и убийства Мартина Лютера Кинга и Бобби Кеннеди, и нападение чикагской полиции по указанию мэра Дейли на сотрудников избирательного штаба Маккарти, когда та ворвалась на их собрание в чикагском «Хилтоне» и начала все крушить. На рассвете в пятницу утром руководитель его кампании, опытный старый профессионал по имени Блэйр Кларк, все еще расхаживал по Мичиган-авеню у «Хилтона» в состоянии, близком к истерике, и даже его друзья боялись заговаривать с ним, потому что каждый раз, когда он пытался что-то сказать, глаза его наполнялись слезами и он начинал снова ходить взад-вперед.

Возможно, Маккарти и сумел облечь все произошедшее в слова, но даже если и так, я не читал этого… Или, быть может, он завис, работая над рукописью, потому что пока не может придумать правильный конец. Маккарти остро чувствует драматургию и умеет выбрать момент… Но никто, кажется, до сих пор не заметил, что в нем живет и жажда мести, разросшаяся до размеров быка…

А может, и нет. Такие, говоря языком классической журналистики, бессвязные, необоснованные предположения могут плохо подействовать на этого кретина из Ирландии, который через океан послал распоряжение привлечь меня к уголовной ответственности за сквернословие и отсутствие объективности. Многочисленные жалобы были обращены, по сути, к издателю, который позволил мне выйти сухим из воды после того, как я назвал нашего нового судью Верховного суда Уильяма Ренквиста «свиньей».

Ну… черт, что я могу сказать? Объективная журналистика – непростое дело в наше время. Мы все стремимся к ней, но кто может указать путь? Единственный человек, который сразу приходит на ум, – это мой хороший друг и коллега по спортивному отделу Рауль Дюк[16]. Большинство журналистов лишь говорят об объективности, и только Доктор Дюк хватает ее прямо за гребаную глотку. Среди профессионалов вряд ли кто-то решится оспаривать объективность Доктора Дюка.

Что же касается моей… Ну, мой врач говорит, что она распухла и лопнула лет десять назад. Нечто похожее на объективную журналистику я видел всего один раз – это была съемка скрытой камерой, которую поставили, чтобы отслеживать воришек в универсаме в Вуди Крик, Колорадо. Я всегда восхищался этой техникой, но мало кто обращал на нее внимание, пока в универсам не заглянул один из самых известных и отъявленных магазинных воров… Когда это произошло, все пришли в такое возбуждение, что вору ничего не оставалось, кроме как действовать стремительно – купить не то зеленый фруктовый лед, не то банку пива и немедленно свалить.

Вот вам и вся объективная журналистика. Не трудитесь искать ее здесь – в строках, написанных мною, или где-либо еще. Объективности нет нигде, за исключением разве финального счета в боксе, результатов скачек и итогов торгов на фондовой бирже, и такого понятия, как объективная журналистика, попросту не существует. Сама эта фраза представляет собой напыщенное противоречие, оксюморон.

Ну и хватит об этом. Правда, было еще кое-что, о чем я хотел сказать, прежде чем махнуть на все рукой и заняться чем-то человеческим. Например, поспать или оттянуться под 550-ваттный сабвуфер в Ree-Lax Parlor в Силвер-Спринг. Некоторые люди считают, что сабвуферы надо запретить, но лично я с этим не согласен.

Между тем все эти злобные размышления о том, на что способен Маккарти, не помогают ответить на вопрос о «голосе молодых». Удивительно, но почти все, кому платят за то, чтобы они анализировали и прогнозировали поведение избирателей, похоже, считают, что это широко разрекламированный «голос» не станет решающим в президентской кампании 1972 года, и принять это было бы гораздо легче, если бы не цифры…

Судя по всему, эксперты уверены: внезапное появление 25 млн новых избирателей в возрасте от 18 до 25 лет не слишком-то повлияет на структуры власти. Ни один из кандидатов этого, разумеется, не скажет. Все они очень пекутся о «молодых избирателях». Ведь даже 10 процентов этого блока будут означать 2,5 млн голосов, а это очень серьезный показатель, если сравнивать его с тем минимальным преимущестом, которое Никсон получил перед Хамфри в 1968 году.

Подумайте об этом: всего 10 процентов! Два с половиной миллиона. Достаточно – даже согласно экспертам Никсона, – чтобы победить почти на любых выборах. Судя по результатам всех последних президентских выборов, нужна какая-то действительно веская причина, чтобы один из кандидатов от главных партий набрал меньше 40 процентов голосов. Конечно, Голдуотер[17] умудрился сделать это в 1964-м, но и то его показатель был не намного ниже. При всем том, что телевизионные саперы Джонсона подорвали его репутацию, изобразив глупым, кровожадным упырем, который, стоит ему получить доступ к «ядерной кнопке», тут же сорвет земной шар с оси, Голдуотер все-таки получил 27 176 799 голосов, или 38 процентов.