На расстоянии в десять шагов это, конечно, уже не имеет особого значения… Но становится как-то не по себе, когда узнаешь, что никто в здравом уме не решается отправиться в одиночестве от здания Капитолия до автомобиля на парковочной стоянке, боясь того, что потом придется голому и истекающему кровью ползти в ближайший полицейский участок.

Все это звучит невероятно, и моей первой реакцией было: «Да ладно! Все не может быть настолько плохо!»

«Подожди, и ты увидишь, – сказали мне. – А пока держи двери на замке».

Я немедленно позвонил в Колорадо и заказал себе очередного добермана. Если дела в этом городе обстоят именно так, то это лучшее, что можно сделать… Но без чувства юмора паранойя становится безудержной… И сейчас мне пришло в голову, что именно это, возможно, и произошло с остатками «либеральной структуры власти» в Вашингтоне. Ведь одно дело быть избитым в конгрессе – даже если вас бьют множество раз, – и совсем другое, когда вы крадетесь из палаты сената с поджатым хвостом и вынуждены бояться того, что вас ограбит, растопчет или изнасилует на парковке Капитолийского холма троица бунтарей из «Черных пантер»[3]… Наверное, это портит вам настроение и пагубно влияет на ваши либеральные инстинкты.

Здесь невозможно избежать «расистского подтекста». Ведь убийственная правда заключается в том, что Вашингтон – это в основном город черных, и поэтому большая часть насильственных преступлений совершается чернокожими – не всегда против белых, но достаточно часто, чтобы заставить относительно богатое белое население очень нервничать, случайно встречаясь со своими черными согражданами. Проведя в этом городе всего лишь десять дней, я заметил, что страх помутил даже мой рассудок: я поймал себя на том, что проезжаю мимо черных автостопщиков. Каждый раз, сделав это, я спрашиваю себя: «Какого черта ты так поступил?» И отвечаю: «Ну, ладно, я подберу следующего, кого увижу». И иногда так и делаю, но не всегда…

О моем прибытии в город не упомянул ни один из светских обозревателей. Насколько мне припоминается, я въехал в Вашингтон вскоре после рассвета, чуть раньше, чем наступил час пик – автомобильная пробка из подвозящих друг друга на работу правительственных служащих, назревающая в пригородах Мэриленда… Я рывками, как хромой урод, продвигался по еле ползущей австостраде 70S, таща за собой взятый напрокат огромный оранжевый прицеп, полный книг и «важных бумаг», и чувствуя себя мучительно медлительным и беспомощным, потому что мой «вольво» не предназначен для такой работенки.

Это шустрый маленький зверь и одна из лучших машин, когда-либо созданных для ухабистой дороги, вождения по грязи и снегу… Но даже этот новый, шестицилиндровый супервольво не мог справиться с перевозкой почти тонны барахла через всю страну – из Вуди Крик, штат Колорадо, в Вашингтон, округ Колумбия.

Когда я пересек границу штата Мэриленд, над Хагерстауном всходило солнце, а мой одометр показывал 3468 км… Все еще не пришедший в себя после того, как заблудился где-то в районе деревушки под названием Бризвуд в Пенсильвании, я остановился, чтобы обсудить вопрос приобретения наркотиков с двумя хиппи, которых встретил на шоссе.

У них пробило колесо к востоку от Эверетта, но никто не остановился, чтобы одолжить им домкрат. У них было с собой запасное колесо – и домкрат тоже, если на то пошло, – но не было рукоятки домкрата, и они не могли поднять машину и поставить запаску. Они поехали в Кливленд из Балтимора – чтобы воспользоваться резким падением цен на рынке подержанных автомобилей в городах вокруг Детройта – и купили этот 66-й «форд фэйрлейн» всего за 150 долларов.

Я был впечатлен.

– Да твою мать! – сказали они. – Ты можешь раздобыть там чертов новый «фандерберд» за семь пятьдесят. Все, что тебе нужно, – это наличка, мужик! Люди там просто в отчаянии! Там нет работы, старик, и они продают все! Цены упали с доллара до десяти центов. Вот черт, да я могу любую машину, которая попадется мне под Детройтом, продать в Балтиморе за две цены.

Я сказал, что хотел бы переговорить с кое-какими людьми, имеющими капитал, и, возможно, войти в этот бизнес, если там все так хорошо, как они говорят. Они заверили меня, что я могу сделать целое состояние, если найду достаточно налички, чтобы гонять машины из Детройта – Толедо – Кливленда в такие места, как Балтимор, Филадельфия и Вашингтон.

– Все, что тебе нужно, – сказали они, – это немного бабла для начала и несколько ребят, чтобы гонять тачки.

– Точно, – ответил я. – И несколько рукояток для домкрата.

– Что?

– Рукояток для домкрата – для таких случаев.

Они засмеялись. Да, рукоятка домкрата или что-то в этом духе может избавить от множества неприятностей. Они отчаянно махали руками, стоя на краю дороги, около трех часов, пока не появился я… И то, по правде сказать, я остановился лишь потому, что не мог поверить своим глазам. Я в полном одиночестве ехал по шоссе в Пенсильвании, когда, спускаясь с холма, краем глаза заметил справа нечто вроде белой гориллы, бегущей из темноты к дороге.

Я вдарил по тормозам и остановился. Что, вашу мать, это было? Чуть раньше, поднимаясь на холм, я видел машину со спущенным колесом, но на дорогах в наше время полно всякого брошенного железного хлама… И вы не обращаете на него внимания, пока вдруг не приходится резко забирать руль влево, чтобы не наехать на большого пушистого белого зверя, рванувшего на дорогу на задних лапах.

Белый медведь?

В это ранее утро мне было паршиво от той дряни, которую передавали по радио, и тяжелого похмелья после кварты виски, выпитой между Чикаго и выездом из Алтуны. Поэтому я решил: почему нет? Надо проверить, в чем дело.

Но я ехал со скоростью около 110 км/ч и к тому же совершенно забыл о прицепе… В общем, к тому моменту, когда мне со всем этим добром удалось остановиться, я уже проехал полкилометра вниз по холму и не мог сдать назад.

Тем не менее меня разбирало любопытство. Поэтому я включил задние фары на своем «вольво» и пошел вверх по дороге в кромешной тьме с фонарем в одной руке и «магнумом-357» в другой. «Не хотелось бы, чтобы меня избили и отымели, – думал я, – дикие звери или кто-либо еще». Мои-то побуждения были исключительно мирными, но как насчет того существа, которое я собирался найти? О всяких таких людях пишут в Reader's Digest: озверевшие от крови торчки, которые прячутся по обочинам шоссе и охотятся на невинных путешественников.

Может быть, это Мэнсон или призрак Чарли Старквезера[4]? Никогда не знаешь, чего ждать – и в плохом, и в хорошем смысле… В моем случае это оказались два несчастных наркомана, обломавшихся и безнадежно обкуренных, застрявших у шоссе из-за того, что у них не было рукоятки домкрата, которая стоит 90 центов… И теперь, после трех часов тщетных попыток дождаться помощи, они наконец привлекли внимание пьяного лунатика, который, прежде чем остановиться, уехал от них на полкилометра, а потом подкрался к ним в темноте с «магнумом-357» в руке.

После такого задумаешься, стоит ли вообще просить у кого-то помощи. Откуда им было знать, что я не свихнулся от «ангельской пыли»[5] и не жажду наполнить пустую бутылку из-под «Дикой индейки» свежей кровью, чтобы, напившись ее, доехать наконец до Вашингтона и подать заявку на пресс-аккредитацию в Белом доме… Ничто так не способствует тому, чтобы рвануть в большую политику, как хорошая доза красных кровяных телец!

Но на этот раз все вышло тип-топ – как обычно и бывает, когда следуешь инстинктам, – и когда я наконец дошел до стоящей на обочине развалюхи со спущенным колесом, то обнаружил там всего-навсего двоих продрогших наркоманов. «Белым медведем», бросившимся на дорогу, оказался Джерри, завернутый в белое шерстяное одеяло из благотворительного магазина в Балтиморе. Он впал в такое отчаяние, что решил пойти на все, лишь бы кого-нибудь остановить. Но, по его словам, по меньшей мере 100 машин и грузовиков пронеслись мимо: «Я знаю, что они видели меня, потому что большинство перестроились на другую полосу – даже полицейская машина. Черт возьми, в первый раз в жизни я действительно хотел, чтобы рядом со мной остановились полицейские… Твою мать, они же должны помогать людям, разве нет?!»