Драматические события разыгрались 26 июня на площади у Успенского собора в Кремле. Здесь собрались люди, пришедшие, как полагают, с веча, и когда бояре начали выяснять причины пожара, то толпа стала указывать на Глинских как на виновников бедствия. Страсти разбушевались. Находившийся в Кремле Юрий Глинский пытался скрыться в храме, но его нашли и убили. Были разграблены дворы Глинских, перебита их челядь.
Царь находился в подмосковном селе Воробьеве (на Воробьевых горах). Туда 29 июня после расправы с Юрием Глинским отправились восставшие, требуя выдать им Михаила Глинского и его мать. Иван не на шутку испугался и пошел на переговоры: выяснив требования горожан выдать Глинских (которых в Воробьеве действительно не было), он «не учини им в том опалы». Народное возмущение было вызвано, вероятно, какими-то неблаговидными действиями Глинских; обвинение их в «поджигательстве», возможно, явилось уже производным, отражавшим неприязнь к временщикам городских масс.[175]
1549 — В эти годы вокруг Ивана IV собирается круг особо доверенных лиц, определявших внутреннюю и внешнюю политику государства, — как бы негласное «правительство», обладавшее большей властью и влиянием, чем, скажем, Ближняя дума. Это «правительство» Ивана IV его друг и соратник, а впоследствии непримиримый враг, обличавший царя в своих гневных посланиях, Андрей Курбский назвал «избранной радой». В числе наиболее близких царю лиц, входивших в эту «раду», были митрополит Макарий, бояре Захарьины-Юрьевы (Даниил Романович — брат царицы Анастасии и Василий Михайлович — ее двоюродный брат), окольничий Алексей Адашев, выступавший в течение многих лет как доверенное лицо Ивана и обладавший широким кругом полномочий, затем думный дьяк, руководитель Посольского приказа Иван Михайлович Висковатый и, наконец, Сильвестр — священник кремлевского Благовещенского собора, пользовавшийся у Ивана большим авторитетом (хотя влияние его на царя источниками тенденциозно преувеличено).[176]
На заседаниях Боярской думы, Освященного собора (собора высшего духовенства), а затем и на Стоглавом соборе 1551 г. (решения собора были сформулированы в ста главах, отсюда и его наименование) по инициативе Ивана IV и его соратников был принят ряд политических, правовых и экономических реформ, которые, с одной стороны, ликвидировали остатки удельной системы, а с другой — усиливали центральную власть. Русское государство, таким образом, превращалось в сословно-представительную монархию. Еще в 1539—1541 гг. была осуществлена губная реформа, по которой уголовное судопроизводство было передано от наместников губным старостам, избиравшимся из местных детей боярских. После 1549 г. земской реформой отменяется система «кормлений»: власть наместников сменяется властью избираемых земских старост; помимо Боярской думы создается новый государственный орган — Земский собор, в заседаниях которого помимо бояр и духовенства принимают также участие приказные люди (высшее чиновничество), дворяне и купечество. Создается система приказов — своего рода прообраз будущих министерств, осуществляется реформа армии и т. д. В то же время ухудшилось положение крестьян: была увеличена плата за право уйти от господина в Юрьев день (26 ноября).
1552 — Иван IV с огромным войском двинулся на Казань. Казанское ханство, образовавшееся после распада Золотой Орды в 1438 г., являлось активной силой: казанцы принимали участие в русских междоусобных войнах XV в., казанские татары (так стали именовать население ханства именно в XVI в.) постоянно совершали опустошительные набеги на прилегающие районы Русского государства. Москва в свою очередь не раз посылала войска на Казань и стремилась, чтобы на казанском престоле оказывались дружественные России ханы. Но в 1521 г. русский ставленник — хан Шах-Али — был свергнут Сахиб-Гиреем, братом крымского хана; в 1524 г. Казань признала вассальную зависимость от Турции.
Походы на Казань 1548 и 1550 гг. были неудачны, однако в 1551 г. невдалеке от Казани была основана крепость Свияжск, ставшая базой для дальнейших военных действий. Вновь посаженный на казанский престол Шах-Али удержался недолго, его место занял астраханский царевич Едигер-Мухаммед.
И вот 16 июня 1552 г. из Москвы двинулось огромное войско (150 тысяч воинов, полторы сотни орудий), возглавлявшееся самим царем. В июле войско миновало Муром и в августе сосредоточилось возле Свияжска.
После совещания со своими соратниками и с изгнанным из Казани ханом Шах-Али Иван направляет в город грамоту, предлагая казанцам покориться и бить челом. Тем временем русское войско переправляется через Волгу по «многим мостам», ибо лето было дождливым и в реках было много воды. Когда стало известно, что Едигер-Мухаммед отверг русские предложения, Иван подступил к стенам Казани. Вместе с царем, возглавлявшим войско, находился его двоюродный брат Владимир Андреевич Старицкий (сын Андрея Старицкого, казненного в 1537 г.); основное руководство осуществляли воеводы — князья М. И. Воротынский, А. М. Курбский, А. Б. Горбатый.
Осада города началась в конце августа. Перед городскими укреплениями русские начинают сооружать «туры» — осадные башни, широко применяются подкопы под крепостные стены. Один такой подкоп уперся в подземный ход из города к реке: туда было заложено 11 бочек с порохом, и он был взорван вместе с людьми, шедшими за водой. При взрыве обрушилась стена, «и множество в городе казанцев побило камением и бревны, с высоты великия падающе, еже зелием (порохом. — О. Т.) взорвало».[177] Осаждающие возвели у стен города огромную башню, на которую втащили пищали и «стреляли в город по улицам и по стенам градным». Постепенно «туры» подвигали все ближе к стенам, рвы стали засыпать бревнами и землей, устраивать через них мосты. Утром 2 октября, когда был взорван очередной подкоп, от взрыва дрогнула и затряслась земля, взлетели бревна, подняло в воздух защитников крепости. В образовавшийся в стене пролом ворвались осаждающие. Начались уличные бои, причем из-за тесноты пришлось спешиться конникам; бились копьями, саблями и кинжалами. Часть татар бежала из города. В погоню за ними помчался князь Андрей Курбский, его сбили с коня и ранили (Курбский напомнит об этом в своем послании Грозному). Наконец был взят в плен и Едигер-Мухаммед. Иван IV по расчищенным от трупов улицам торжественно въехал в Казань.
Когда русское войско с победой вернулось в Москву, то встречавших было «толико множество народа — и поля не вмещаху их: от рекы от Яузы и до посаду и по самой град по обе страны пути бесчислено народа, старии и унии, велиими гласы вопиющии, ничтоже ино слышати токмо: "Многа лета царю благочестивому, победителю варварьскому и избавителю христьяньскому"».[178]
Присоединение к Руси Казанского ханства было важнейшим политическим событием. Русь избавилась от постоянной угрозы опустошительных набегов. Казанские ханы Утемиш-Гирей и Едигер-Мухаммед были крещены и получили христианские имена Александр и Симеон. Для Симеона был пожалован «двор» в Москве, а год спустя царь женил его на Марье, дочери Андрея Кутузова, причем свадьба была на царском дворе, а венчались в Благовещенском соборе Кремля. В XVI в. на русскую службу переходят многие представители татарской знати.
1553 — В марте царь тяжело заболел: он перестал узнавать окружающих, и, судя по его состоянию, многие полагали, что царь «к концу приближися». Ивану напомнили о духовной грамоте (завещании), которая была у него заблаговременно подготовлена, и в соответствии с ней стали присягать сыну Ивана — полуторагодовалому Дмитрию. 11 марта присягнули ближние бояре: И. Ф. Мстиславский, В. И. Воротынский, И. В. Шереметев, М. Я. Морозов, Д. Ф. Палецкий, Даниил и Василий Захарьины-Юрьевы и другие. Как разворачивались события дальше, судить сложно. Подробное описание их содержится в летописи (в так называемой Царственной книге), правда не в основном ее тексте, а в приписках, сделанных, как доказывают, много позднее — в 1575—1576 гг.[179] В этих приписках, составленных под наблюдением царя, содержатся тенденциозные обвинения в адрес ряда лиц, впоследствии впавших в немилость; им вполне могли задним числом приписать враждебные действия в 1553 г. Ясно лишь одно: у «пеленочника» Дмитрия оказался сильный соперник — двоюродный брат Ивана Владимир Андреевич Старицкий. Энергичная вдова Андрея Старицкого Ефросинья пыталась заручиться поддержкой бояр в пользу своего сына, подкрепляя агитацию щедрыми дарами. Но как ни колебались бояре (они не без оснований тревожились, что за младенца Дмитрия будут управлять его родичи Захарьины-Юрьевы), они присягнули все же Дмитрию. Долго упорствовали Старицкие: Владимира едва «принудили крест целовати», а к княгине ходили трижды, прежде чем она «одва велела печать приложити, а говорила, что то де за целование, коли невольное, и много речей бранных говорила».[180] Эти тревожные дни вспомнит Иван IV в своем послании Курбскому: «...когда же ... я, как бывает с людьми, сильно занемог, то те, кого ты называешь доброжелателями ... восшатались, как пьяные, решили, что мы уже в небытии, и, забыв наши благодеяния, а того более — души свои и присягу нашему отцу и нам не искать себе иного государя, кроме наших детей, решили посадить на престол нашего отдаленного родственника князя Владимира, а младенца нашего, данного нам от Бога, хотели погубить...».[181] Умыслы против младенца Дмитрия (кстати говоря, умершего в том же году), вероятнее всего, фантазия самого Грозного, задним числом множившего проступки своих уже к тому времени казненных или опальных недругов.