В сеть попалось всего три подлещика. Нинуля ловила утром рыбу на удочку и наловила больше, чем мы на подпусках.
- Смотри, Лёнька, и запоминай, - учил меня узнавать рыбу Евгений Никитич, - это язь. А вот это плотвичка.
Уха вышла трёхэтажная, как говорил отец Нины - подлещиков мы убрали на жарёху домой. Варили на костре в походном большом котелке - просто благодать! В нём же варили замечательный напиток из черёмухи, шиповника и мяты.
- Звёзды! - весело приговаривал Нинин папа, одев на себя летнюю шляпу. - Вот как замычу, замычу!
Он разлил водку по стаканам, мы вдвоём выпили. Тесть что-то рассказывал про НЛО, которое, как он утверждал, видел своими глазами. Ближе к осени он позвал нас с женой снова в лес за груздями. Я любил ездить с ним на поросятнике: с собой Евгений Никититич брал пару бутылочек пива, на вокзале к нему подходили один за другим люди, здоровались, разговаривали. Отец у Нины был простым и очень добродушным человеком, прямолинейным, но никогда ничего не выпытывал. Не хочешь - не говори! Он был очень полным, с большим животом.
Неожиданно мы вышли на целый большой слой груздей. Нинка с её отцом накинулись на грибы и чуть не раздрались. Я смеялся до коликов.
- Своя, своя, а в рыло просит! - весело сказал тесть.
Осенью у меня ручьями потекли сопли - сильный вазомоторный ринит перешёл в обострение бронхиальной астмы. Тесть научил меня готовить из ягод вино, потом Нина выкупила у ненавистной соседки за грузди пару бутылок самогона. По рекомендации тестя мы настояли его боярышником. Затем он пришёл к нам в гости, и мы вдвоём выпили обе бутылки этой настойки. Отец Нины пытался мне заговорить болезнь, но она взяла верх, и я уехал во Владимир. Следом за мной через некоторое время уехала из своей коммуналки и моя Нинуля. В ноябре 1998 года мы расписались и сыграли мою первую свадьбу. Так мы прожили вместе ещё несколько лет. Один за другим ушли из жизни родители моей Нины - Клавдия Фроловна и Евгений Никитич...
Земляники на полянке удалось набрать всего две горсти. Крупная, ярко-красная, она просто манила меня своим чудным запахом. Ах, милая моя роднулька! Для тебя я сегодня набираю эти ягоды, вспоминая каждый счастливый момент нашей совместной жизни! Погрузившись в свои думы, я не заметил, как опять зашёл в лес. После полудня вновь началась жара - она просто перегрела мне голову. Я вдруг очутился в трясине, которой не было конца и края. Гиблое место. Я был в ужасе - гнилая вода была повсюду. Лишь сваленные деревья как-то спасали от этой бездны. Я перепрыгивал с дерева на дерево, спасаясь - в этой гнили моментально засосёт. Ягоды сыпались из бидончика, я уже половину просыпал. Не видя выхода, я обратился с молитвами к Богу, повторяя с детства заученную фразу: Господи, спаси, сохрани и помилуй! - продолжая перебегать сваленные деревья и продолжая молиться о спасении. Казалось, я никогда не выйду из этого гиблого места и навсегда останусь в этом диком лесу...
Бог спас меня. Это одна из причин, отчего я в него верю. Я выбрался. Не помню как, но всё же выбрался. Бидончик был наполовину просыпан, но я был цел и невредим - лишь немного поцарапан сучьями деревьев.
По дороге домой я увидел ягодное дерево карины, которую называла моя бабушка арабской рябиной. Я дополнил ею свой бидончик, и он получился почти целым. На душе мне стало легче оттого, что я не погиб в диком лесу, да ещё есть в бидончике ягоды для моей любимой.
Нинуля радостно встретила меня дома, обнимая и целуя.
- Ягодки! - воскликнула она, словно ребёнок радуется сладостям. Ах, Нинка, Нинка! Ведь ты и есть мой большой ребёнок!
- Нинулька, любимая моя! Для тебя эти ягодки!
Памяти моей безвременно ушедшей любимой жены,
Нины Рябовой,
посвящается...
КОГДА ЖЕНЩИНЫ САМИ ХОТЯТ...
(бред на уровне фантазии и реальности)
- Я Дидюшкину отымел! - хвастался передо мной Иона, когда я пришёл на территорию нашей психбольницы.
Надька Дидюшкина, полноватая и высокая женщина лет сорока, вышла из шестого женского отделения вынести из ведра мусор. Она уже почти полгода торчала в дурке - не забирал муж. Надю стали ненадолго отпускать на улицу по мелким делам - выносить мусор из курилки и туалета, а также из кухни - после завтрака, обеда и ужина; убрать возле отделения территорию, типа дворника. Однако она оставалась под больничным надзором и за территорию психбольницы выходить не имела права - даже в ближайший магазин сбегать. Конечно, фигура у Дидюшкиной оставляла желать лучшего, да и возраст не первой молодости, однако мужика всё же хотелось, а тут и Иона нарисовался. Муж к Наде ходил редко, и начала баба использовать дурковатого простака Иону по полной программе. Чушок, а именно таким неопрятным и был Иона, бегал для неё за куревом, чаем, кофе и иногда за вином. В общем, приносил через окошко все запретные продукты. Не смотря на то, что отделение строгое - с надменными и наглыми рожами медсестер и санитарок, которые сами управляли там как хотели, дураку несказанно везло: Дидюшкина благополучно получала от него всё, что хотела. Зав.отделением часто бухал сам, не проводил обходов, закрывшись в ординаторской с молодой врачихой (такого же длинного роста, как и он, но намного моложе), устраивал с ней пьяные оргии. Не думаю, что ей было приятно с таким наглым, пожилым дядей - скорей всего, противно до тошноты, однако же чего ради бабла не сделаешь? Да и подвозил на работу и увозил её Иннокентий Юрьевич на дорогом "джипе" всегда, когда был трезв. Все медсёстры аппетитных форм, за исключением злых и немолодых овчарок-санитарок, были также в гареме у хитрожопого заведующего. Я с презрением относился к нему с давних пор: ещё когда сам лечился у него, этот длинноногий очкарик был ещё обычным ординаторским врачом-психиатром в нашем третьем мужском отделении.
Дидюшкина, улучив момент, подошла к Ионе сама, и они пошли в трёхэтажное здание больничного промкомбината и мужской "тройки", встав там между этажами. Дальше рассказывал мне Иона во всех подробностях, о которых здесь я предпочёл умолчать.
- И как? - напряжённо всматриваясь в радующегося чушка. спросил я.
Иона, как подросток, смущённо шмыгнул носом. Я зло сплюнул. Подумать только! Жена офицера накинулась на вонючий, немытый член какого-то урода. Хотелось сорваться и дать Ионе по морде.
- А почему только ты должен быть счастлив? - заговорила внутри меня моя совесть.
Дидюшкину вскоре выписали, и Иона заскучал, продолжая вылавливать из отделения девок. Наглые и бесстыжие, они не раз обводили рослого дурня с малоэмоциональной физиономией вокруг пальца. Обещая амурные ночи, просили то и дело у него всё то же, что и Надька, да ещё за его счёт. Иона бегал, приносил, а бедолагу гоняли ушлые санитарки, которые не раз вызывали охранников. А дурень вновь появлялся снова, и девки, обнажившись перед ним, просили его идти в магазин. Лошок с наслаждением утыкался в соблазняющие формы и вновь летел, как сайгак, даже не думая, что за день перед выпиской его просто кинут, а сами будут пороться с какими-нибудь ханыгами и подонками за бутылку пива или стакан водки, пока снова не окажутся в дурдоме.
Когда-то я и сам лоханулся, ухаживая за дурдомовской топ-моделью. Пусть не думает читатель, что в психушке лежат одни уродины и толстобрюхие! Там порой лежат ещё такие красавицы, которых даже нечасто из психически здоровых людей встретишь. Вот и мне одна такая попалась - модельной внешности, несмотря на то, что она была уже мать двоих детей (обе дочки). Молодуха была высокой и стройной, приятной на лицо и ухоженной. В её общении со мной шизофрению можно было заметить, когда она внезапно называла себя другим именем, а про своё резко говорила, что оно умерло.
Позарившись на хитрую лисицу и её офигенные формы, я даже не заметил, как ловко она меня продинамила, попросту "влюбив в себя". Лоханувшись с этой молодой красавицей, я выполнял любой её каприз по первому же звонку мобилы. Кстати, деньги на мобилу я ей тоже отвалил. За неделю до выписки эта мадам заявила мне, что, мол, у нас ничего не выйдет: её мама поставила перед выбором - или она забывает меня, или навсегда остаётся в психбольнице. Я не сразу понял, пребывая в шоке, что мной попросту попользовались... А всю эту картину видела несчастная девушка, не менее красивая, чем эта сучка - обманщица. Но я даже подумать не мог, что свидетельница той драмы через пять лет окажется моей любимой женой, а та, что меня кинула, будет делать минет вонючему полубомжу через решётку за дешёвую сигарету...
