Как бы то ни было, имперские завоевания изменили политическую жизнь Месопотамии во второй половине III тыс. до н. э.[81] Лугальзаггиси из Умма был первым правителем, о котором известно, что он объединил под своей властью (ок. 2375 г. до н. э.)[82] большинство городов Шумера; однако более устойчивое государственное образование было создано в следующем поколении, после завоеваний Саргона из Аккада. Земли Аккада располагались выше по течению реки, а его население разговаривало на семитском языке, совершенно не связанном с шумерским. Согласно древней традиции, Саргон начал свою карьеру как виночерпий царя Киша на северной оконечности Шумера. В начале своей независимой карьеры завоевателя Саргон, возможно, опирался на солдат, набранных среди его соотечественников, жителей Аккада. В то время Аккад представлял собой переходную зону между высокоразвитой цивилизацией юга и окружавшими ее территориями, населенными варварами. Таким образом, положение жителей Аккада позволяло им объединить доблесть варваров с техническими достижениями их цивилизованных соседей и создать на этой основе мощную военную организацию; по сути дела, Саргон был всего лишь одним из первых в длинной шеренге властителей, которые создавали свои империи, с успехом используя сходное стратегическое положение на границе между цивилизованным и варварским мирами.

Завоевания Саргона, очевидно, не привели к серьезным изменениям в старых городах Шумера. Храмовые общины продолжали существовать, как и прежде, а местные царьки попали в зависимость от поработителя. Однако кульминацией деятельности Саргона в Аккаде стало чрезвычайно важное преобразование. Этот район долго находился под влиянием шумеров; приблизительно ко времени прихода Саргона к власти цивилизация шумеров прочно укрепилась в долинах среднего течения Тигра и Евфрата.

Но в Аккаде влияние храмовых общин никогда не достигало уровня, существовавшего в Шумере. Племенные и клановые вожди, а не жрецы распоряжались большей частью полей и пастбищ Аккада. В это время по мере ослабления прежних племенных связей под влиянием оседлого образа жизни и городских условий возникло что-то вроде личной собственности на землю. Существовали храмы подобно тому, как это было в Шумере, однако бог был всего лишь одним из многих землевладельцев, иногда зависевшим от экономической поддержки царя. В результате священнослужители в Центральной Месопотамии никогда не управляли землей единолично, как это, по-видимому, было в раннем Шумере[83].

Такое различие можно понять, приняв во внимание отличный от шумерского путь к цивилизованности, которым следовало общество Аккада. Можно предположить, что члены семитских племен, основой существования которых традиционно был уход за скотом, не горели желанием заниматься тяжелыми и однообразными земляными работами на рытье каналов и устройстве дамб, что только и делало возможным занятие сельским хозяйством в Месопотамии. И все же на протяжении второй половины III тыс. до н. э. орошаемое земледелие утвердилось на территории Аккада и составило экономическую базу, обеспечившую приход высокоразвитой цивилизации в эту часть долины в пойме Тигра и Евфрата. Несомненно, эти перемены были вызваны очевидными преимуществами орошаемого земледелия; однако они произошли в рамках социальной системы, сформировавшейся и приспособленной для образа жизни пастушеских племен. Основной особенностью такого общества была руководящая роль вождей племен, которая заключалась в организации скоординированных усилий пастухов, необходимых для охраны стад и перегона животных с одного пастбища на другое. С зарождением в Аккаде орошаемого земледелия эти традиционные функции расширились и трансформировались: теперь вожди занялись мобилизацией и надзором за рабочими бригадами, необходимыми для строительства и ирригационных работ. Вероятно, основной помехой этому процессу было горделивое презрение пастухов к длительному и напряженному труду; поэтому возможно, что зона орошаемого земледелия распространялась вверх по течению лишь по мере зарождения слоя обедневших пастухов, которые, будучи не в состоянии обеспечить свое существование скотоводством, были вынуждены взяться за лопату. Захваченные в войнах рабы также могли играть существенную роль в расширении орошаемого земледелия на север[84].

Начинающим ирригаторам Аккада было совершенно ясно, что только научившись ладить с наводнениями и богами, они могли рассчитывать на хороший урожай. Поэтому они позаимствовали у шумерских жрецов как технические знания по орошению, так и практику общения с богами. Жители Аккада унаследовали также литературные, художественные и научные традиции Шумера, поскольку эти знания составляли неотъемлемую часть священнодействия — необходимой составляющей успешных отношений с богами. Как способные ученики, аккадцы восприняли и уважение шумеров к традициям, лежащее в основе любой власти и мастерства. Следовательно, проникновение цивилизации в Аккад не привело к серьезным изменениям сложившихся форм художественных проявлений в Месопотамии[85]. Единственным важным исключением был язык, так как жители Аккада сохранили родное семитское наречие, которое постепенно стало обычным средством общения по всей Месопотамии. Клиновидные символы, использовавшиеся в шумерской письменности, без труда трансформировались в буквы аккадского алфавита[86]. В то же время использование шумерского языка при религиозных церемониях требовало составления двуязычных словарей. Обнаружение таких словарей существенно облегчило современным исследователям задачу расшифровки шумерских текстов.

Процесс развития аккадского и одновременный упадок шумерского языков происходил постепенно и закончился только через пять столетий после царствования Саргона. В то же время продвижение политического и экономического влияния на север, символизируемое победоносной деятельностью Саргона, еще не было завершено. Трудно представить, что завоевание Шумера Аккадом носило характер внезапного вторжения огромных масс людей. Это скорее было постоянное проникновение, медленное и постепенное подчинение культуры, начавшееся еще в колыбели развития цивилизации шумеров. В результате вскоре после 2000 г. до н. э. культурное развитие Аккада достигло приблизительно такого же уровня, как тот, что сформировался в Шумере в результате длительной эволюции. Когда это произошло, численное превосходство семитских народов, постоянно усиливавшееся за счет просачивания из примыкающей зоны пастбищ, выразилось в главенствующем положении их языков, которое до сих пор сохраняется в Месопотамии[87].

Успешное перенесение высокоразвитой шумерской культуры вверх по реке на земли Аккада знаменовало важный этап распространения цивилизации. Социологический барьер, который прежде ограничивал цивилизованное существование организованными и руководимыми жрецами общинами, был впервые преодолен. Сложность распространения на новые территории была органически присуща храмовым общинам, которые развились вместе с цивилизацией шумеров и служили ее организующим стержнем. Прежде чем обеспечить повиновение чужеземцев, жрецы должны были каким-то образом убедить все население подчиниться сверхъестественной власти и идеям, которые были враждебны местной религиозной традиции. Вероятно, это было трудно само по себе; положение еще больше осложнялось тем, что носители драгоценных религиозных преданий имели все основания сохранять свои знания и секреты в узком кругу. Зачем делиться с посторонними, которые к тому же потенциальные враги, преимуществами собственного узаконенного доступа к сверхъестественному?[88]