Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Я увидела, как ты еле ноги переставляешь, – она что, опять напилась?

Георгина соскользнула с моей спины:

– Опять, Полин? Опять?! Не могу припомнить, когда я в последний раз напивалась!

– А я могу, – парировала мать. – Вчера. Я наведалась к вам сигаретку стрельнуть, а ты трупом лежала на диване.

– Мы с Грейси играли в автокатастрофу! – взвилась Георгина.

Тем временем мы вошли в нашу тесную прихожую, где я тут же сбросил промокшие пиджак, брюки, накинул халат и направился в гостиную. Мать с женой задержались в прихожей, о чем-то шепотом переговариваясь. Затем мать повысила голос:

– Его ты, может, и способна одурачить. Но не меня!

Прежде чем лечь спать, я проверил наши запасы алкоголя в кухонном шкафу. В водочной бутылке на дне плескалось немного жидкости, а все, что осталось с Рождества и приобреталось позднее (в том числе подарок Найджелу на день рождения – скорпионовая текила), исчезло.

Пятница, 29 июня

Мистер Карлтон-Хейес (на работу он вернулся еще в понедельник) говорит, что этот непрестанный дождь напомнил ему о наводнении 1953 года, когда его тетю вымыло волной из дома в Скегнессе, понесло по течению, а потом выбросило на крышу автобусной остановки. Он не сказал, почему его так долго не было в магазине, но я заметил, что он теперь передвигается словно с опаской.

Июль

Воскресенье, 1 июля

ЗДЕСЬ БОЛЬШЕ НЕ КУРЯТ!

Исторический день! Отныне в Англии курение в общественных и на рабочих местах запрещено. Правда, если ты сумасшедший, заключенный, депутат парламента или член королевской семьи, на тебя этот закон не распространяется.

Курение отравило мою жизнь. На фотографии, снятой в тот день, когда меня выпустили из роддома, мать стоит на автостоянке со мною на руках – точнее, на одной руке, другая опущена, – а между пальцев дымится сигарета.

Я глотаю дым с тех пор, как мне исполнилось пять. Мои детские воспоминания скрыты за дымовой завесой, а семейные поездки на автомобиле испорчены безостановочным курением родителей. Из моего незавидного положения на заднем сиденье машины я умолял открыть окно, но отец отказывался наотрез под тем предлогом, что свежий воздух вреден для его слабых бронхов. Помню, во время долгого путешествия в Ханстентон я соорудил себе защитную маску из бумажного носового платка. Родителей это страшно развеселило, и весь наш короткий отпуск они называли меня не иначе как «бандитиком».

После завтрака (два хлебца из цельного овса с молоком, шоколадный круассан и банан) я зашел к ним пригласить на воскресный обед в «Медведя»:

– Хочу впервые в жизни попробовать, каково это делить трапезу с родителями и чтобы в процессе мне не дымили в лицо.

Отец пустился в демагогические разглагольствования: «Чертово авторитарное правительство, фашистская свора, грязные нацисты!»

– Печальный, печальный день, – бормотала мать, вид у нее был сломленный.

– Ну, это еще не конец цивилизации, – сообщил я, вытряхивая пепельницы в мусорное ведро с педалью.

– Во всяком случае, это конец моего мира. – И мать принялась горестно перечислять все то, чего она теперь лишится.

– Если вы что-то и утратите, – сказал я, – так это надрывный кашель, смрадное дыхание, существование в…

Не слушая меня, мать, потянувшись за сигаретой, произнесла голосом сомнамбулы:

– Я курю с тринадцати лет. В пятнадцать я носила перчатки выше локтя, и у меня был черепаховый мундштук.

– Сейчас бы тебя за это линчевали, – буркнул отец.

– Кто? – спросил я.

– Эти козлы из защиты прав животных, что спасают проклятых черепах.

– В шестнадцать, – продолжала мать, – я ходила в джаз-клуб «Отвязный звук» в Норидже. И там я впервые выкурила «Голубой диск»[14].

– А я к шестнадцати годам уже вовсю смолил самым крепким «Кабестаном» без фильтра, – похвастался отец.

Услыхав, что за стенкой Георгина с Грейси орут друг на друга, я ушел, оставив родителей предаваться табачным воспоминаниям.

На нашей половине разгоралась очередная абсурдная стычка на тему «что надеть». И почему моя дочь всегда норовит нарядиться каким-нибудь диснеевским персонажем? Это не ребенок, а мечта мерчендайзера. Мне никогда не забыть ее первый день в школе: учительница категорически не одобрила костюм пирата, и мы целую вечность разжимали крошечные пальчики Грейси, которыми она стискивала абордажную саблю.

– Почему я не могу надеть костюм Динь-Динь? – кричала Грейси.

– Можешь, но только без крыльев, – отвечала Георгина.

– У фей должны быть крылья, без них они не умеют летать, – упиралась Грейси.

– Ты не наденешь эти дурацкие крылья, – рявкнула ее мать. – В прошлый раз в пабе ты смела этими крыльями все до единого бокалы с соседнего столика, а твоему папе пришлось выложить двадцать пять фунтов в возмещение ущерба.

– Ладно, – вопила Грейси, – если я опять что-нибудь уроню, отдам соседям миллион фунтов из моего банка.

Мы с Георгиной сконфуженно переглянулись. Деньги в уплату за электроэнергию в этом месяце мы добыли, сняв их с целевого дочкиного счета «Капитал будущего». Грейси решительно затопала к себе в комнату и вернулась в костюме Динь-Динь и крыльях. У меня не хватило духу протестовать. Когда Грейси спросила: «Я красивая, правда?» – я размяк и ответил «да».

Георгина рассвирепела: якобы я намеренно вступаю в преступный сговор с ребенком с целью подорвать ее родительский авторитет. Взяв кухонное полотенце, я начал вытирать посуду, помытую женой, и ни один мускул не дрогнул на моем лице, пока она гневно перечисляла действительные и мнимые минусы нашей жизни. Этот длинный список я успел выучить наизусть:

Выгребная яма.

У нас нет машины.

В книжном магазине я зарабатываю гроши.

Ей надоело есть овощи со своего огорода, которые вдобавок она сама же и выращивает вместо того, чтобы слушать радио «Скай».

Ее воротит от вкуса и текстуры хлеба, который я пеку дважды в неделю.

В Мангольд-Парве живут одни дебилы.

Она стесняется давать людям свой «свинский» почтовый адрес.

Ее достали мои родители, которые постоянно вмешиваются в нашу жизнь.

Закончив, Георгина села и заплакала – навзрыд, как ребенок. Я даже испугался. Грейси вылезла из проблемного костюма Динь-Динь и помахала сверкающей палочкой над головой матери, будто волшебством можно унять слезы.

Я не знаю, как сделать мою жену счастливой.

В «Медведе» мы с Грейси большую часть времени провели вдвоем. Георгина и мать с отцом курили снаружи под дождем в компании прочих постоянных клиентов. А Том Уркхарт, хозяин паба, беспрестанно ворчал:

– Эта антикурительная брехня прикончит «Медведя».

Обед разочаровал. Переваренная еда вязла на зубах, создавая физическую преграду остроумной беседе, – подозреваю, по той причине, что Ли Грант, повар, постоянно выбегал на улицу, чтобы затянуться сигаретой. В придачу Грейси завела бесконечный рассказ о мальчике из ее класса по имени Мейсон, который живет в муниципальном доме. Этот Мейсон принес из дома завтрак: два пакета чипсов, бутылку колы, пакетик леденцов и сырные палочки. И тогда директриса миссис Булл собрала младших школьников, вывела вперед Мейсона и, демонстрируя содержимое его коробки для завтраков, гневно осудила каждый продукт. «Словно открыла ящик Пандоры», – мелькнуло у меня в голове… И кстати, как же давно я с ней не разговаривал, с Пандорой, той, у которой фамилия Брейтуэйт. Наверное, полгода. Пусть я и вспоминаю о ней по нескольку раз на дню, но я – гордый человек и жду, пока она сама позвонит. В окно я увидел, как к курильщикам, мерзнувшим под моросящим дождем, присоединился Хьюго Фэрфакс-Лисетт, наследник Фэрфаксхолла. Затянувшись сигаретой, Георгина откинула голову назад и выпустила подряд несколько колец – этим трюком она всегда веселит публику на вечеринках. На лице Фэрфакс-Лисетта отразилось восхищение, тогда моя мать расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки из синтетического атласа.

вернуться

14

В 1960-х культовая разновидность сигарет «Голуаз» повышенной крепости.

6
{"b":"27466","o":1}