Николай Абрамов решил стать водолазом. Закончив семилетку, он поступил в Балаклаве в водолазную школу при ЭПРОНе (Экспедиции подводных работ особого назначения), созданную по инициативе Ф. Э. Дзержинского еще в 1923 году. После империалистической и гражданской войн Россия была бедна флотом. Строить его было пока не на что и негде. Приходилось поднимать со дна и ремонтировать старые суда.

В двадцать лет молодой водолаз уже неоднократно участвовал в поисках и подъеме судов, затонувших на Черном море. Искали эпроновцы и «Черного принца», но, когда нашли, золота там не оказалось. Что же касается приключений и опасностей, то их было хоть отбавляй. И в одной из сложных операций, при расчленении потопленного во время гражданской войны крейсера, Николай Абрамов был серьезно контужен взрывной волной. Это вынудило его расстаться с любимым делом.

Снова раздумья о пути в жизни, о том месте, где он может быть наиболее полезным своей стране, своему народу. Только теперь это были не детские мечты безусого мальчишки, а зрелые размышления взрослого и немало повидавшего человека. Советские люди, окружавшие Николая в детдоме, на флоте, работа водолаза, сопряженная с риском, требовавшая большой выдержки и мужества, закалили его волю, воспитали в нем такие качества, которые пригодились ему в будущем.

Улица Оборище, 17. Двухэтажный особнячок в большом тенистом саду, окруженном высоким забором. Возле калитки лениво шаркал метлой коренастый мужчина в брюках с казачьими лампасами и солдатской фуражке с царской кокардой. Судя по фигуре, это был старый казак-кавалерист. Заметив молодого человека, в нерешительности остановившегося у забора, он оставил свое занятие и направился в его сторону.

— Кого ищете? — по-русски спросил он незнакомца.

— Мне бы… — начал тот и замялся. — Мне бы к его превосходительству генералу Абрамову… Федору Федоровичу.

— Их превосходительство находятся во флигеле, — с достоинством объяснил казак с метлой и показал на небольшую пристройку к дому во дворе. — Пойдемте, провожу вас.

Облезлые, с темными подтеками от дождя стены флигеля, пропыленные окна, деревянные ступеньки с остатками былых перил производили тягостное впечатление. «Так вот как обосновался мой отец? — с удивлением подумал молодой человек. — Значит, отсюда, из этой развалюхи, он посылает к нам шпионов и руководит диверсионными акциями? Ну и дела…»

Сопровождавший гостя казак был денщиком генерала Абрамова и в годы первой мировой войны, и во время войны гражданской. Вместе со своим начальником он бежал за кордон, хотя, собственно, бежать ему было не от кого и незачем, состоял при его превосходительстве в Турции, последовал за ним и в Болгарию. Вид у него был малопривлекательный, и это давало повод шутникам называть его Квазимодой. Тем не менее его преданность генералу была всем известна и вызывала уважение. Обычно старика почему-то именовали просто Михеичем, хотя ни в его имени, ни в отчестве, ни в фамилии никакой Михей не фигурировал: звали его Михаил Иванович Минин. Этот старый казак совмещал в балканском отделении РОВСа множество должностей: был комендантом, посыльным, завхозом и дворником, личным секретарем капитана Фосса — адъютанта генерала Абрамова. Он пользовался полным доверием генерала и его приближенных, знал немало ровсовских секретов. У него даже имелись ключи от несгораемых шкафов, в которых хранились секретные документы.

Особой заботой старого денщика были душевный покой и благополучие его превосходительства. Михеич покупал для него продукты, приводил в порядок его скромную двухкомнатную квартиру, препираясь с немкой-экономкой, которая исполняла еще обязанности горничной и кухарки. Ревностно следил он за подготовкой праздничного стола в дни рождения императора Николая II и его августейшей супруги. Эти даты генерал отмечал с большой торжественностью и обязательно заказывал в русской церкви молебен «за упокой души убиенных Николая и Александры».

Поставив метлу у крыльца, Михеич ввел гостя в приемную РОВСа — небольшую комнату, довольно грязную и запущенную. Побеленные некогда стены местами осыпались, потемнели, покрылись желтыми пятнами. Посреди комнаты стоял простой стол, на нем графин с водой и граненый стакан, возле стола три стула — вот, пожалуй, и вся обстановка, если не считать иконки девы Марии с ребенком на руках в красном углу.

— Посидите, пожалуйста, — сказал Михеич. — Доложу о вас его благородию капитану Фоссу Клавдию Александровичу, а они уж по начальству самому генералу, — и исчез за дверью соседней комнаты.

Николай присел на стул, обвел взглядом комнату. «Вот и добрался, — подумал он. — Теперь начнется самое главное».

Чекиста Николая Абрамова послали в Софию с очень серьезным заданием: проникнуть в РОВС, выяснить его антисоветские планы и парализовывать, насколько это будет возможно, его практическую деятельность.

Обстановка вокруг СССР в те годы была сложная. В капиталистических странах шла подготовка к интервенции против нашей страны и велась разнузданная антисоветская клеветническая компания. На рубеже двадцатых и тридцатых годов активизировались и заграничные белогвардейские организации. Особые надежды империалистические державы возлагали на «Русский общевоинский союз», головная организация которого находилась в Париже, а отделы — в Берлине, Софии, в столице буржуазной тогда Эстонии — Таллине и даже на Дальнем Востоке. Сорвать замыслы наших врагов нужно было во что бы то ни стало. И главная тяжесть в этом деле пала на плечи чекистов, от смелых и решительных действий которых во многом зависели безопасность Советского государства, мирный труд наших граждан.

Когда встал вопрос о том, кого из чекистов следует направить в Болгарию, имя Николая Абрамова было названо одним из первых. Это и понятно: проникнуть в самое логово белогвардейских эмигрантов — дело трудное. Появление его в Софии не должно было вызвать особых подозрений у ровсовских контрразведчиков. Да и по своим качествам Николай как нельзя лучше подходил для выполнения этого сложного задания. Он уже зарекомендовал себя мужественным и инициативным человеком, способным к самостоятельной ответственной работе. Но как отнесется к такому поручению сам Николай?

— Давайте, товарищи, не будем гадать, — сказал один из членов коллегии ОГПУ. — Нужно прежде всего выяснить, что думает по этому поводу Николай Абрамов. Где он сейчас? В Севастополе? Если не возражаете, я съезжу туда и поговорю с ним.

Встреча опытного чекиста с молодым сотрудником состоялась через две недели. Беседовали они долго, обстоятельно. Нетрудно понять, с каким волнением воспринял Николай предложение поехать в Болгарию, чтобы внедриться в РОВС и противодействовать осуществлению его антисоветских замыслов. Наконец-то настоящее большое дело! Вот только мысли об отце бередили ему душу. Жизнь развела их по разные стороны баррикад. Николай знал, что генерал Абрамов — непримиримый и опасный враг, которого не переделать, не переубедить.

— Я вас не тороплю, подумайте хорошенько, — сказал чекист. — Вы свободны в выборе. Только вы сами можете решить, хватит ли у вас мужества, выдержки, чтобы, живя в одном доме и, быть может, даже в одной квартире с матерыми белогвардейцами, действовать против их воли, замыслов, планов. Если не чувствуете в себе уверенности, не готовы — говорите прямо, мы на вас не обидимся, неволить не станем. Никаких претензий к вам тоже иметь не будем. Подберем вам дело, более соответствующее вашему характеру и вашим желаниям…

— Зачем же? Я готов выполнить приказ! — перебил его Николай. — Неужели вы не понимаете, что я не могу быть в стороне от борьбы как раз потому, что не чей-нибудь, а именно мой родитель несет зло нашей земле, нашим людям! Мало ему крови, пролитой в гражданскую, он жаждет еще и еще…

— И все-таки советую вам обдумать наше предложение спокойно, не спеша. Мы не считаем себя вправе приказывать в такой ситуации. — Чекист встал и протянул Николаю руку: — Оставайтесь, взвешивайте, решайте. Повторяю: вы совершенно свободны в своем выборе. А надумаете — буду рад видеть вас в Москве.