По окончании сезона в Спа я поехала в Англию. Пробыв недолго в Лондоне, я по дороге в Шотландию остановилась на несколько дней в замке лорда и леди Суссекс, где я имела удовольствие познакомиться с мистером Вильмотом, отцом моего молодого друга, из любви к которой я поборола свое нежелание писать настоящие воспоминания. Мистер Вильмот был родственником Суссекса и жил у них все время, пока и мы у него гостили. Оттуда я поехала в Эдинбург, где и поселилась на несколько лет в старинном королевском замке, Голирудгоуз. Живя в нем, я не раз вспоминала о неразумной и несчастной королеве Марии[128]. К моей квартире примыкал ее кабинет и лестница, с которой был сброшен ее фаворит итальянец. Робертсон нашел, к моему большому удовольствию, что сын был вполне подготовлен для поступления в университет. Я познакомилась с профессорами университета, людьми, достойными уважения, благодаря их уму, знаниям и нравственным качествам. Им были чужды мелкие претензии и зависть, они жили дружно, как братья, уважая и любя друг друга, чем доставляли возможность пользоваться обществом глубоких, просвещенных людей, согласных между собой; беседы с ними представляли из себя неисчерпаемые источники знания. Летом, когда лекции в университете прекратились, мы поехали путешествовать в горы. Не стану описывать здесь этой поездки, так как к этим Запискам будет приложено описание ее, сделанное мною для моего друга, m-me Морган, приславшей мне впоследствии копию с него, списанную ею собственноручно.
Бессмертный Робертсон, Блэр[129], Смит[130] и Фергюсон[131] приходили ко мне два раза в неделю обедать и проводить весь день. Герцогиня Беклёй, леди Скотт, леди Лосиан и леди Мэри Ирвин своим обществом скрашивали мою жизнь еще больше; это был самый спокойный и счастливый период, выпавший мне на долю в этом мире. Мой друг, m-me Гамильтон, вскоре своим приездом увеличила еще счастье моей жизни, которое даже сильнейший ревматизм, схваченный мною в горах, не в силах был омрачить; я привыкла к физическим страданиям, и так как жила вне себя, т. е. только для других и любовью к детям, я способна была смеяться и шутить во время сильных приступов боли.
На следующий год знаменитый доктор Куллен предписал мне воды Букстона и Матлока, а затем морские купанья в Скарборо. Я принялась за это лечение, так как имела возможность начать и закончить его в каникулярное время; m-me Гамильтон меня сопровождала, и ее нежный уход за мной, когда я лежала больная при смерти в Скарборо, спас мне жизнь. Леди Мюльгрэв, жившая после смерти своего мужа в имении одной своей подруги, узнав, что я опасно больна, приехала в Скарборо, несмотря на то что сама страдала подагрой и была подавлена своим горем, и осталась до тех пор, пока не убедилась, что опасность миновала. Она уговорила меня сделать крюк на обратном пути и погостить несколько дней у ее подруги. Я обещала, и, как только силы позволили мне предпринять эту поездку, я уехала из Скарборо к леди Мюльгрэв. Она упросила меня остаться два дня; оттуда я по большой дороге поехала прямо в Эдинбург, куда и прибыла до начала занятий.
Хотя я и страдала еще от ревматизма, поразившего главным образом коленные суставы, и мой желудок не пришел еще в полный порядок, я принялась с энергией за свои обязанности матери и наставницы. Мой спокойный, ровный и веселый характер приводил в изумление моих друзей и знакомых. Профессора приходили ко мне два раза в неделю; с целью доставить моему сыну развлечение я каждую неделю давала балы. Кроме того, мой сын ездил верхом в манеже и через день брал уроки фехтования у отличного учителя, случайно находившегося в Эдинбурге. Этими упражнениями я не только сохранила ему здоровье, но и укрепила его настолько, что он тогда уже обладал значительной силой. Я сама принуждена была подвергать себя всевозможным лишениям, но ничуть этим не тяготилась, так как всей душой была предана материнской любви и обязанностям. Я была всецело поглощена стремлением дать моему сыну самое лучшее образование и воспитание; незначительность средств моих детей и собственная бедность меня не огорчали: в Шотландии жизнь недорога, и, соблюдая порядок и экономию, я могла вполне свободно содержать наш дом, но для совершения путешествия в Ирландию, по окончании моим сыном университета, мне пришлось прибегнуть к мелкому кредиту, которым я пользовалась, будучи коротко знакома со своими банкирами, Форбсом и Гунтером. Перед отъездом они предложили мне свою помощь, и я заняла у них две тысячи ф. ст., которые и выслала им через несколько месяцев из Голландии. Я уплатила им свой денежный долг, но, конечно, никогда и ничем не сумею вознаградить их в достаточной мере за их дружбу, предупредительность и доброту ко мне.
В мае 1779 г. мой сын выдержал публичный экзамен в университете. Собрание было очень многолюдно, и его блестящие ответы по всем отраслям науки вызвали шумные аплодисменты аудитории (что было воспрещено). Он получил первую ученую степень (maître ès-arts[132]); мое счастье может быть понято и оценено только матерью. Таким образом закончились мои обязанности и функции наставницы, и в начале июня мы уехали в Ирландию. Мы высадились в Донагади, куда мне навстречу выехала моя приятельница m-me Морган. Затем мы осмотрели Колерэн и шоссе Великанов, которое стоит посмотреть. В Дублине для меня был уже приготовлен очень красивый и удобный дом. Мое пребывание в Дублине представляется мне до сих пор счастливым и очень реальным сном, продолжавшимся целый год, благодаря заботам моих дорогих друзей, m-me Гамильтон и m-me Морган, и вниманию их родителей, дни мои текли спокойно и радостно, не оставляя желать ничего лучшего. Я нашла в Дублине отличного учителя танцев, недавно вернувшегося из Парижа, и он два раза в неделю обучал моего сына; кроме того, он учился по-итальянски и каждое утро повторял с мистером Гринфильдом курсы наук, прослушанных им в Эдинбурге, и читал с ним греческих и латинских классиков. Дни его были наполнены полезными занятиями; по вечерам мы часто ездили к знакомым и в театр; каждую неделю у нас устраивался бал, благодаря чему дети были здоровы и веселы.
Я имела счастье заслужить любовь леди Арабеллы Денни, светской женщины, достойной самого глубокого почтения, получившей его выражение, когда парламент отправил к ней депутацию, чтобы поблагодарить ее за многочисленные ее благодеяния и полезные учреждения, основанные ею, о которых она неусыпно заботилась, несмотря на свой преклонный возраст. Мы часто ездили к ней пить чай. Ее любезность, ясная душа и здравый смысл привлекали к ней сердца всех, близко знавших ее. Особенно ее интересовало убежище Магдалины, которое благодаря ее умению приносило действительную пользу. Она мне показывала его несколько раз и, питая слишком высокое мнение о моих скромных талантах, просила меня написать музыку на слова любимого ее гимна, который она часто заставляла петь в приюте. Я не могла отказаться, так как малейшее ее желание было священно для меня, и написала четырехголосную музыку на слова гимна; она велела его разучить, и через две недели его пели в церкви при большом стечении публики, которой было интересно послушать сочинение «русского медведя». Сбор был очень велик, и в тот вечер леди Арабелла была в самом счастливом настроении духа.
Я часто ездила в парламент слушать ораторов, среди которых блистал тогда Грэттан. Концерты и чтение с моими подругами наполняли мое время, и целый год пролетел с волшебной быстротой.
Я с тяжелым сердцем покинула Дублин, но мой долг обязывал меня совершить еще путешествие с моим сыном, прежде чем представить его государыне. Мы осмотрели Килкенни, Килларни с его черным озером, Корк с его рейдом, Лимернэ и многие другие места.
В начале 1780 г. мы расстались с Ирландией и, переплыв канал, высадились в Голигеде. Дорога до Лондона крайне интересна, и Валлис представляет множество великолепных видов.
