Однако в своих чаяньях мы жестоко ошиблись, говоря современным русским языком – обломались, как две последние наивные салаги литературного фронта.

Артур оказался простым пескарем, а вовсе не жирной вкусной стерлядью, чье мясо так ценится гурманами. Именно пескарем – пронырливым, ушлым и необыкновенно прижимистым.

Вымотанные бессмысленной беседой донельзя, мы с Вероникой все же следовали нашему негласному правилу – не упускать ни одного будущего гения режиссуры без аванса. Взяв пескаря за жабры, мы таки выудили из него жалких тридцать тысяч аванса, про себя одновременно подумав, что ни строчки не напишем свыше этой суммы и что выуженные деньжата являются гонораром за развернутый на двадцати страницах синопсис, не более. Синопсис сценария являл собой, на наш взгляд, маниакальный бред, который мы вынуждены были расписать посерийно, расчленив прекрасную пьесу американского драматурга на части.

Долго еще разнообразные эпитеты слетали с наших губ, долго мы давились гомерическим хохотом, вспоминая, как мы писали эту муть, буквально скрючиваясь от смеха на каждой фразе…

Дело в том, что молодой гений Артур, не имеющий ни режиссерского, ни сценарного образования, решил присвоить себе авторство давно нашумевшей и ставшей классикой пьесы Леонардо Герша «Эти свободные бабочки». На полном серьезе Артур утверждал, что эту драматическую историю придумал он и ему лично она кажется гениальной.

Мы с Вероникой тогда, в нашу самую первую встречу, чуть не упали со стульев, узнав, что конкретно нам придется переделывать, но наша общая с ней бедность сделала свое коварное дело: покраснев, мы обе промолчали, скромно потупив взоры, стараясь не глядеть друг на друга.

Итак, любезный друг Артур вознамерился распатронить замечательную пьесу аж на двенадцать серий телевизионного «мыла». До этого я и в страшном сне не могла себе представить главного героя – слепого, который постоянно маячит в кадре и с которым, по замыслу Артура, ничего – ровным счетом ничего! – не происходит.

Мало того, хеппи-энд также не был заложен в будущий сценарий нашим работодателем. То есть главный герой, промаявшись вместе со зрителем двенадцать серий, так и остается ни с чем – чуда с ним не происходит и он все так же слеп.

Именно в тот момент мы с Вероникой поняли, что деньги пахнут, и пахнут они иногда наглой бездарностью…

Тем не менее ничего нельзя было поделать с упрямо прущим к своей цели Артуром. На той встрече, когда нам таки удалось выудить у него аванс, Артур пламенно уверял нас, что нашу с ним концепцию приняли нужные люди с Первого канала и, соответственно, сериал будет запущен, как только выделят финансирование.

Вот тут-то у нас начались ночные кошмары.

К Веронике являлся сам Леонардо Герш и скорбно молчал, стоя у изголовья ее кровати, я же видела во сне одну и ту же картинку, прокручивая ее на все лады (этот эпизод был по настоянию самого Артура заложен в сценарий, песенку же я вытащила из глубин подсознания): главный герой, похожий на кота Базилио, идет нетвердой походкой по узкому проходу дребезжащего вагона электрички и томно наигрывает на скрипочке мелодию из старого мультфильма:

– Наш Бобби с рожденья пай-мальчиком был… Имел Бобби хобби – он деньги копил…

На этом моменте я вскрикивала, просыпалась и шла на кухню: успокаивать нервы, курить и смотреть в окно.

Вдохновленные туманными посулами Артура и заверениями, что Первый канал вот-вот выделит ему деньги за первые четыре серии его детища, мы приступили к работе.

Каждое утро я приезжала к Веронике, она к тому времени успевала уже отвести сына в детский сад, и вся ее однокомнатная квартира была в нашем распоряжении.

Начинали мы с просмотра почты. За ночь Артур успевал разродиться ворохом «гениальных идей» по улучшению своего творения, приданию ему еще большей глубины и возвышенности.

– Ну, что он там еще выдумал? – удрученно вопрошала я.

– Сейчас, – Вероника лихо барабанила по клавиатуре. – Ага. Вот: «Пусть Настя работает стриптизершей, но выделяется из череды коллег».

– Настя – это у нас кто? – томно прикрывала глаза я. – Это любовница отца?

– Нет, любовница – Надя. А Настя – это будущая любовь нашего главного героя. Смотри, что он дальше о ней пишет: «Она выделяется из череды коллег. Она умная и не глупая», – Вероника наставительно подняла палец. – «Умная и не глупая», понимаешь? Может, намекнем ему, что это синонимы?

– Бесполезно, – вздыхала я. – Он не знает, что такое синонимы. Еще обидится!

Через пару часов дело начинало двигаться живее.

– Итак, ваяем сцену объяснения с отцом! – объявляла Вероника. – Значит, я пишу: «Входит отец Влада, он несет в руках картину с обнаженной женщиной».

– Погоди, откуда взялась картина? – восклицала я.

– Это Артур вписал в наш последний вариант, – поясняла Вероника. – Отец, говорит, должен подарить сыну картину, которую написал сам. А на картине пусть будет голая баба. Он это особенно подчеркнул, понимаешь? Ну что еще может подарить отец сыну, которого не видел двадцать лет? Только картину с голой бабой!

– Ну ты и язва! И мы по-прежнему не забываем, что сын – слепой! – подхватывала я. – Да, это тонкий момент. Папаша-то шутник, похоже!

– Ладно, давай работать, – отсмеявшись, изрекала Вероника. – Значит, так, далее: «Здравствуй, сынок! Прости, что не писал тебе».

– А то бы ты непременно прочел, – весело замечала я.

Некоторое время работа двигалась легко и непринужденно, затем мы снова наталкивались на очередное измышление Артура.

– Входит Надя, – диктовала самой себе Вероника. – Тут вот Артур нам пишет, что Надя не любит своего любовника – отца Влада, а просто использует.

– Использует? – возмущалась я. – Как она может его использовать, он ведь у нас продавец в овощной палатке?

– Ну не знаю… может, она капусту бесплатно жрет у него в подсобке, – бодро изрекала Вероника. – Кушать ей очень хочется. Мне, кстати, тоже, так что давай не отвлекаться, будем надеяться, что наш плагиатор при следующей встрече нам заплатит.

В конце концов мы добирались-таки до финальной сцены очередной серии.

«Герои забегают в самолет», – печатала Вероника.

– Откуда взялся самолет? – стонала я. – Случайно стоял в кустах?

– Артур пишет, что в этом нет ничего удивительного, – пожимала плечами Вероника. – Что «Яки» списывали тысячами, и только ленивый, мол, не обзавелся собственным самолетом. Кстати, вот тут он пишет, что у него и самого есть собственный самолет.

– Что-о? – возмущенно вскрикивала я. – У него есть самолет? Собственный? Чего же тогда он нам мозги парит и денег не платит? Да и встречи назначает в каких-то тошниловках? У меня от десерта, которым он нас кормил в последний раз, до сих пор изжога.

– Экономный, наверное, – предполагала Вероника. – Итак, «Влад садится за штурвал и поднимает самолет в воздух». Постой-постой! Но как, как он управляет самолетом?! У него же, я извиняюсь, проблемы со зрением! Небольшие такие проблемы – он абсолютно слепой!

– Может, мы чего-то не поняли? Может, он не совсем слепой, а…

– Наполовину? – едко замечала Вероника.

– Угу. Одноглазый!

– Одноухий, блин! – подводила итог Вероника. – Боже, какой маразм!

В это время обычно начинал названивать Артур: клялся, что звонит с «Мосфильма», что уже беседовал сегодня с предполагаемым продюсером картины, что деньги будут вот-вот…

– Артур, – устало бросала я. – Вы не могли бы немного повнимательнее вносить свои правки в уже написанные нами сцены? В вашем вчерашнем варианте герой говорит девушке: «Я своими глазами видел, как ты целовалась с другим». Понимаете, он ведь у вас м-м… незрячий. Зритель решит, что вы над ним издеваетесь.

– Ну, я подумал, что это прозвучит просто как фигура речи… – мямлил Артур.

– Артур, – выхватывала трубку Вероника. – Вы мне объясните: у нас там героиня крутит роман одновременно с двумя мужчинами, притом обоих зовут Костями. Это зачем? Какой-то новый стилистический прием?