Второй аргумент в пользу Восточной Пруссии — слова из «дневника»: «На моих глазах сотник Чернецов зарубил немецкого гусара» (1, 323).

«Это сообщение сразу вызывает удивление — ведь Чернецов начал свой фронтовой путь на Северо-Западном фронте <...> в составе 26 Донского казачьего полка 4-й Донской казачьей дивизии. <...> В Галиции Чернецов в боях никогда не участвовал!»¹⁰⁵.

Вновь восклицательный знак — и вновь без ссылки на источники.

Между тем, в «Боевом составе армий Северо-Западного фронта» в сборнике «Восточно-прусская операция» в составе как 1-й, так и 2-й армий, воевавших в Восточной Пруссии, 26-й Донской казачий полк, в котором служил Чернецов, и 4-я Донская казачья дивизия опять же не значатся¹⁰⁶. Зато в труде Н. В. Рыжковой «За веру, Отечество и други своя. Донские казаки в Великой войне 1914—1917 гг.» (1998) в разделе, посвященном развертыванию русской армии и дислокации донских казачьих частей, читаем: «На Юго-Западный фронт в течение 1914 года перебрасывались <...> 4-я Донская казачья дивизия (19-й, 24-й, 25-й и 26-й Донские казачьи полки...)»¹⁰⁷.

Лишь после завершения первой Галицийской битвы в октябре 1914 года 5-я армия, в состав которой входила 4-я Донская казачья дивизия, была переброшена на Северо-Западный фронт, но под Варшаву, а не в Восточную Пруссию¹⁰⁸. А в дни, когда развивается действие в «дневнике» вольноопределяющегося студента Тимофея — с 3 августа по 5 сентября, — сотник Чернецов воевал именно в Галиции. Впрочем, факт этот носит относительный характер, поскольку в черновике вместо фамилии Чернецов вначале значилась совершенно другая фамилия: Сторчаков. Шолохов зачеркнул ее и сверху написал: Чернецов, оставив ее и в последующем изложении.

Третий аргумент в пользу того, что действие в «дневнике» происходит обязательно в Восточной Пруссии, — то, что студент Тимофей воюет с немцами. В Галиции же русским противостояли австрийцы. Аргумент весьма зыбкий, потому что, к примеру, и атаман Краснов, выдержки из «Мемуаров» которого приводились выше, в 1914 году бил под Незвиской, в Галиции, немцев. Как свидетельствуют историки, уже в августе 1914 года германское командование было вынуждено направить на Юго-Западный фронт в помощь австрийцам немецкие части, в частности, — «прусский ландверный корпус генерала Войерша»¹⁰⁹. Так что и этот аргумент Макаровых не является безусловным.

Как видим, Макаровы практически не располагают ни одним хоть сколько-нибудь серьезным аргументом, чтобы «прописать» главы о Листницком или «дневник» студента в Восточной Пруссии, а уже тем более — предложить в качестве их «автора» Крюкова.

Рушится вся громоздкая конструкция доказательств в пользу существования некой «ранней редакции» «Тихого Дона», которая вырастала, будто бы, из Восточной Пруссии и принадлежала перу уроженца не Вёшенского, но Усть-Медведицкого округа Крюкова.

«ИСТОРИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО» РОМАНА

Упорно уличая Шолохова в том, что его герои сражаются на фронте не там, где им следует, искусственно «притягивая» их к Восточной Пруссии, в итоге своих спекулятивных наблюдений и построений Макаровы разработали даже своего рода теоретическую базу, которую попытались подвести под эту громоздкую конструкцию.

«Казалось бы, какое значение может иметь факт появления отдельных персонажей на том или другом участке огромного германского фронта? — вопрошают они. — <...> В действительности реальное значение обнаруженных нами (?) аномалий чрезвычайно велико. Ведь речь идет не о второстепенных сопутствующих факторах тех или иных эпизодов. Наоборот, мы имеем дело с такими характерными параметрами, которые определяют, в соответствии с авторским выбором, ход и развитие событий в романе. Они создают внешние рамки, в которых формируется, создается автором художественное пространство с его неповторимыми образами, персонажами, трагическими коллизиями»¹¹⁰.

Если прорваться сквозь внешнее наукообразие Макаровых (оно, как известно, всегда способствует затемнению истины, а не прояснению ее) к логической сути их чрезвычайно запутанного построения, то конструкция организации «художественного пространства» романа в их представлении выглядит следующим образом.

По их утверждению, роман «Тихий Дон» создавался в несколько этапов.

Первый этап. «Тихий Дон» в значительной своей части был написан, будто бы, еще до начала Вёшенского восстания на материале Усть-Медведицкого округа, и хутор Татарский располагался где-то недалеко от Усть-Медведицкой. «...В основе большей части текста “Тихого Дона” — первых пяти частей вплоть до середины шестой части,лежит текст неизвестного автора, написанный до начала вёшенского восстания, во всяком случае не позднее зимы 1919 г. <...> Когда создавалась ранняя редакция “Тихого Дона”, автор еще не знал о том, что в конце зимы 1919 г. разразится Вёшенское восстание, и поэтому поместил своих персонажей в иные места сообразно со своим первоначальным замыслом»¹¹¹.

Место это, естественно, — станица Усть-Медведицкая, а «неизвестный автор» известен Макаровым: это Крюков. Но поскольку ни одного факта для доказательства этого предположения идеи у них нет, они осторожно называют Крюкова пока что «неизвестным автором» «первой редакции».

Второй этап. Когда «неизвестный автор» узнает о начале Вёшенского восстания, то основные казачьи персонажи «Тихого Дона» и фокус описываемых событий Гражданской войны на Дону перемещаются им «в эпицентр героического восстания казаков на Верхнем Дону весной 1919 г. <...> Начало восстания повлекло за собой переработку автором текста “Тихого Дона” такую, что автор романаперенес свое повествование и поместил его в эпицентр восстания»¹¹². Это потребовало от него «трудоемкой и объемной переделки текста, перемещения географии романа на новое место...»¹¹³, «переноса автором места действия “Тихого Дона”, вымышленного хутора Татарского, в Верхне-Донской округ, в юрт Вёшенской станицы. Первоначально хутор был помещен автором в иной округ Области войска Донского, вероятнее всего — в Усть-Медведицкий»¹¹⁴. Так возникла «вторая редакция» романа, принадлежащая все тому же автору — Крюкову. Впрочем, по мнению «антишолоховеда» Мезенцева, всю эту работу по перемене географических названий выполнил за Крюкова тесть Шолохова Громославский.

Третий этап, когда на сцену выходит «соавтор», то есть Шолохов, функция которого — «механическое, компилятивное объединение <...> текста обеих авторских редакций при отсутствии видимого понимания им (соавтором) возникающих принципиальных расхождений и внутренних противоречий»¹¹⁵.

Уф-ф-ф!!

Вся эта сложная умозрительная конструкция придумана Макаровыми при полном отсутствии каких бы то ни было фактических доказательств. И прежде всего — доказательств самого существования «прототекста» «Тихого Дона», принадлежащего неизвестному «автору».

Они возлагают на Крюкова весь этот нелепый сизифов труд, — перемонтировки, переделки, перелицовки романа, перевода его неповторимых образов и персонажей, имеющих реальные прототипы, а также топографии и топонимики романа из одного «художественного пространства» в другое. Но подобная манипуляция художественным текстом произведения невозможна. Само предположение о такой «перемонтировке» — нелепость. Как невозможна и манипуляция историческим пространством романа, что Макаровы пытаются делать.

«Историческое пространство автора (под которым мы подразумеваем всю совокупность сведений об упоминаемых в художественном произведении исторических событиях, лицах, участвующих в них, обстановке и условиях жизни описываемого времени, географических, хронологических и иных сведениях, которые введены волей автора в текст повествования) можно условно разделить на две области. Одна из них охватывает используемые автором надежные и достоверные сведения. Это прежде всего информация либо общеизвестная (сведения по географии, экономической и политической истории, литературе и т. д.), либо известная непосредственно автору благодаря его личному жизненному опыту, участию в тех или иных событиях и проч.