В книге «Михаил Шолохов и его искусство», выпущенной в 1982 году на английском языке в США издательством Принстонского университета, Ермолаев посвятил целую главу анализу исторических источников, составивших документально-историческую основу «Тихого Дона». Эта глава в виде отдельной статьи под названием «Исторические источники “Тихого Дона”» была опубликована в переводе на русский язык шестнадцать лет спустя в журнале «Дон» (1998. № 3). В этой исключительно точной, всеобъемлющей работе аккумулированы и результаты исследований российских литературоведов — В. Г. Васильева «Историческая правда в “Тихом Доне” М. Шолохова» (Ученые записки Магнитогорского Государственного педагогического института, выпуск IV. Магнитогорск, 1957), С. Н. Семанова «Тихий Дон — литература и история» (М., 1977) и К. Приймы — «С веком наравне» (Ростов-на-Дону, 1981).
Походный атаман Войска Донского, генерал П. Х. Попов, реальное историческое лицо, действующее в романе «Тихий Дон»
В результате этого исследования Г. С. Ермолаев пришел к выводу: подавляющее большинство источников, которые легли в основу «Тихого Дона», — мы их называли в предыдущих главах нашей работы (исключая периодику и книги по истории казачества) — появилось после февраля 1920 года, то есть после смерти Крюкова.
Опора на те или иные из перечисленных работ, — указывает Ермолаев, — очевидна и в ряде глав романа, приписанных Д* «автору» (Крюкову), которого в феврале 1920 года уже не было в живых.
Далее Ермолаев приводит целый перечень грубейших фактических ошибок в работе Д*. «...Крупный дефект “Стремени” состоит в том, — пишет он, — что многие упреки “соавтору” в искажении “авторского” замысла основаны на ошибочных исторических или сюжетных предпосылках»33, что проистекает из незнания исторических фактов и реалий времени, которые легли в основу «Тихого Дона».
Прежде всего, Д* не учитывает того, что на Дону в пору Гражданской войны было два восстания, о которых мы говорили выше: одно — в 1918, другое, описанное в «Тихом Доне», — в 1919 году. В итоге, — указывает Ермолаев, — «Д* сливает воедино Степной отряд походного атамана Войска Донского генерала П. Х. Попова и Донскую армию»34. На самом деле партизанский отряд атамана Попова, выступавший из Новочеркасска в феврале 1918 года в так называемый Степной поход, официально прекратил свое существование 5 (18) мая того же года, когда «Круг спасения Дона» принял решение о формировании на Дону регулярной — Донской армии. Учитывая хронологию Степного похода (февраль 1918 г.), никак нельзя согласиться с Д*, — подчеркивает Ермолаев, — что в «Тихом Доне» обязательно должны были бы быть и главы о жизни «степняков», хотя бы «по одной только причине связанности ее с темой Верхнедонского восстания». Как раз этой «связанности» и не может быть, потому что Верхнедонское восстание вспыхнуло значительно позже — весной 1919 года.
Ермолаев констатирует, что книга «Стремя “Тихого Дона”» переполнена ошибками и неточностями исторического, географического и сюжетного характера. Повстанческое движение на Дону в 1918 году началось не в мае, — пишет он, — а 18 марта, когда поднялась станица Суворовская. Донское восстание не «развернулось» в конце 1918 года, как сказано в «Стремени “Тихого Дона”». Наоборот, это было время разложения в частях верхнедонских казаков, которые вскоре открыли фронт противнику. Верхнедонское восстание не было «подавлено» в конце 1919 года, как утверждает Д*; 25 мая (7 июня) 1919 года повстанцы соединились с прорвавшей фронт красных Донской армией и влились в ее ряды, но это произошло не «осенью 1919 года», а в июне и т. д.
«Непомерное количество ошибок и неточностей показывает, — заключает американский исследователь, — что в течение своей работы над “Тихим Доном” Д* не был как следует знаком ни с его текстом, ни с историческими событиями, основные сведения о которых он имел возможность почерпнуть из того же романа. Д*, как сообщает в предисловии Солженицын, работал над своей книгой урывками, в неблагоприятных условиях, в последние месяцы тяжелобольным. Все это не могло не отразиться отрицательно на тщательности проверки рукописи, где остались неисправленными такие явные оплошности, как повторение одних и тех же “авторских” глав в одном и том же перечне (с. 20). Тем не менее главная причина ошибок и неточностей Д* коренится в его исследовательском подходе, который отличается не столько доскональным изучением текста и фактов, сколько игрой фантазии, недоказуемыми догадками и произвольными толкованиями, основанными нередко на ошибочных предпосылках. Тезис Д* о сосуществовании в “Тихом Доне” “авторского” и “соавторского” текстов нельзя считать доказанным»35.
ДРУГОЙ РОМАН
В своей гипотезе Д* исходит из ложной предпосылки, будто главная проблема в «Тихом Доне» — проблема «иногородних», а главный конфликт в романе — между «казаками» и «иногородними», за утверждение казацкой самобытности, самостийности, за казацкую независимость и сепаратизм. Оказывается, ради отстаивания этой идеи и из ненависти к «иногородним» поднимались верхнедонцы на восстание в 1919 году.
А так как Шолохов был «иногородним» и по этой причине не мог отстаивать казацкую самобытность и сепаратизм, то наиболее подходящей фигурой автора такого «Тихого Дона», направленного против «иногородних», за казачью независимость, по мнению Д*, и является природный казак Крюков.
Трудно поверить, что роман «Тихий Дон» мог быть прочитан столь субъективистски. Первым об этом сказал шолоховед В. Васильев:
«Сколько бы Д* и Солженицын ни утверждали, что Вёшенское восстание носило сепаратистский характер, они не могут этого доказать. <...> Реальным стремлением к сепаратизму (если говорить о казачестве) отличались “низовцы”, более зажиточные, — Кубань. Вообще же идея казачьего сепаратизма, возникшая по наитию на Кубани, идеологически оформилась в эмиграции, в Праге, во второй половине 20-х годов. У ее истоков стояли историки М. Т. Стариков (1880—1934) и И. Ф. Быкадоров (1882—1973), а также журнал “Вольное казачество” (1927—1939), неслучайно возглавленный И. А. Билым (1887—1973), бывшим членом первого Кубанского войскового правительства и Кубанской краевой Рады, махровым русофобом и ненавистником России...»36.
По мнению Д*, «автор» «Тихого Дона» (Ф. Д. Крюков), в отличие от «соавтора» (М. А. Шолохова), и был убежденным сепаратистом, мечтающим о независимости казачества.
Д* раскрывает свое (и, якобы, «автора») понимание самобытности казаков. Очень своеобразное понимание!
«Первые четыре странички “Тихого Дона” обладают весомостью пролога, — пишет Д*. — Пролог повествует о кровавом истоке турков Мелеховых. Здесь вскрыт корень семьи, а с тем и коренные черты донского казачества. Из этих типовых характеров и пойдет лепка персонажей донской эпопеи.
Здесь начало звероватости Григория Мелехова и прямого звероподобия казачьей массы (подчеркнуто нами. — Ф. К.) в расправе с врагом, в семейном и круговом деспотизме, отъединенности бытия, непримиримости ко всему ИНОГОРОДНЕМУ»37.
Конечно же, подобная точка зрения на казаков, будь она действительно отражена в романе, не имела бы никакого отношения к Шолохову, который считал целью своего романа показать «очарование человека в Григории Мелехове»38. «Звероватость» главного героя романа, переходящая «в прямое звероподобие казачьей массы», — это из какого-то другого романа, не имеющего отношения не только к Шолохову, но и к Крюкову. И тот, и другой искренне, до глубины души любили казачество, и им обоим в равной мере были чужды сентенции вроде того, будто бы «главные персонажи романа, представляющие казачью массу, и диковаты и невежественны...»39.
