– Постой! – Я ухватил Перегрина за запястье. – Как ты меня найдешь?

Мальчишка презрительно фыркнул:

– Я ведь жил здесь, забыл? И уж будь уверен, в королевских покоях тебя не разместят.

– Ладно, только не мешкай. Позаботишься о конях – и сразу ко мне.

– Слушаюсь, хозяин!

Перегрин дурашливо взмахнул рукой, изображая примерный поклон, и повел коней прочь.

Вскинув дорожную сумку на плечо, я направился к ближайшему входу. Трое часовых с алебардами, закутанные по самые носы в плащи, преградили мне путь. Только после того, как я в очередной раз повторил, что хочу встретиться с лордом Рочестером, один из стражников соизволил пренебрежительно хмыкнуть:

– Ревизором ее величества? И зачем бы это неотесанной деревенщине понадобилось видеть такую важную персону?

– Скажите ему, будьте добры, что приехал мастер Бичем, – устало попросил я, надеясь, что Рочестер вспомнит мое вымышленное имя.

Я остался ждать, дрожа от холода, под колоннами. Прошел, казалось, не один час, прежде чем я услышал громыхающий возглас:

– Да чтоб мне лишиться жезла, если это не тот самый мастер Бичем, который спас всех нас от погибели!

Я обернулся – и узрел перед собой расплывшегося в улыбке лорда Рочестера.

В последний раз я видел его в Норфолке, размещавшем войска сторонников Марии, когда она готовилась сразиться с Нортумберлендом за английский трон. Тогда Рочестер был лишь плотно сложен, но сейчас заметно располнел; камзол из дорогого темно-красного бархата трещал на нем по всем швам, с мясистых плеч свисала тяжелая золотая цепь – знак высокой должности, обвисшие щеки покрывал багровый румянец, а дыхание отдавало жареным мясом и подогретым вином.

Рочестер потряс мою руку:

– Мастер Бичем! Кто бы мог подумать! Вот уж не предполагал снова увидеть вас! Посетив нас во Фрамлингеме, вы исчезли бесследно, точно призрак.

– Сожалею, что так вышло, сэр, – сдавленно улыбнулся я. – Меня призвали срочные дела.

Рочестер хохотнул:

– Еще бы, когда все приспешники Нортумберленда разбежались в поисках укрытия, едва голова герцога покатилась с плеч! Ну да неважно. Вы здесь, и я этому очень рад, как, безусловно, будет рада и ее величество.

С этими словами он провел меня мимо часовых во дворец. Мы шли по увешанному гобеленами коридору, и мои закоченевшие руки и ноги ныли, постепенно отогреваясь в тепле.

– Сколько же прошло времени? Пять месяцев? Шесть? Столько событий произошло с тех пор! Вы, быть может, этого и не знаете, – Рочестер искоса глянул на меня, – но ее величество завоевала сердца всей страны. Это новая Англия, мистер Бичем, воистину новая Англия! Ох, до чего же она обрадуется, когда вас увидит! Обрадуется и вздохнет с облегчением. Она все гадала, что же с вами приключилось.

Эти слова меня ободрили. Было необходимо, чтобы королева встретила меня с радостью и приязнью.

Рочестер вдруг резко остановился:

– Только лучше не заговаривайте при ней о тех былых делах. Ее величество, вне сомнения, отблагодарит вас за услуги, но… кхм, – он неловко кашлянул, – думаю, не стоит ей обо всем этом напоминать. Она предпочла бы забыть, что едва не сотворили с ней Нортумберленд и его сыновья.

– Безусловно, я понимаю, что не стоит болтать лишнего.

– Уж кому, как не вам, это понимать! Так вы, стало быть, явились сюда в поисках работы? Смею утверждать, что вы ее найдете. Ее величество всегда нуждается в способных людях, а вы чрезвычайно способный человек.

Я мог лишь надеяться, что Мария сочтет так же. Расспрашивать о Елизавете я не посмел. И все же был один друг, о котором я давно уже ничего не знал, но хотел бы узнать.

– А Барнаби Фицпатрик здесь?

Рочестер помолчал, сдвинув брови, и вновь расплылся в улыбке:

– А, вы, верно, имеете в виду компаньона нашего покойного короля! Нет, он в Ирландии. Ее величество подтвердила его права на баронство Оссори. Он уехал пару месяцев назад.

Я ничего не сказал на это, припомнив, что Барнаби страшился восшествия Марии, рьяной католички, на престол. Судя по всему, он нашел способ устроиться подальше от ее владычества.

Мы вошли в галерею. В дальнем конце ее виднелись громадные двойные двери, осененные резным сводчатым проемом. Я уловил краем уха отдаленные звуки музыки, и сердце мое забилось чаще. За дверями находился огромный зал, Рочестер, однако, повел меня совсем не туда. Мы свернули в другую галерею, гораздо темнее первой, прошли узким коридором и начали подниматься по скрепленной скобами лестнице.

Рочестер пыхтел, расплачиваясь за избыточную дородность.

– Я поместил вас в комнате поменьше, из тех, что на втором этаже. Мы принимаем посольство Габсбургов, и здесь сейчас тесновато. После как-нибудь подберем для вас жилье поприличней.

Мы дошли до коридора с низким потолком. Справа и слева тянулись неброские двери. Я узнал и эту часть дворца: именно здесь жили Роберт Дадли и его братья, когда власть в стране была в руках их отца. Странно было вновь оказаться здесь, уже свободным человеком на службе у принцессы, когда всего лишь несколько месяцев назад я был оруженосцем Дадли и почти не надеялся изменить свою участь.

– Вы взяли с собой слуг? – спросил Рочестер, перебирая ключи, подвешенные на железном кольце, которое он, словно фокусник, извлек из кармана своих обширных штанов.

– Да, оруженосца. Он отправился разместить в конюшне наших лошадей.

– Что ж, отлично. В этой комнате как раз хватит места и для вас, и для вашего оруженосца.

С этими словами Рочестер повернул ключ в замке, и я напрягся. Неужели он и впрямь привел меня в ту самую комнату? С первого же взгляда стало ясно, что это не так. Хотя комната имела некоторое сходство с тем захламленным свинарником, в котором проживал выводок Дадли, она была гораздо меньше. Простая, без изысков кровать занимала ее почти целиком, на полу лежал камышовый коврик, стоял колченогий стул и потрепанный сундук, на котором красовались оловянный кувшин, кривой подсвечник и два деревянных кубка. Отхожее место заменялось ведром в углу. Неказистое, забранное толстым стеклом оконце, располагавшееся высоко в стене, наверняка пропускало немного дневного света. Светильники, заправленные жиром, источали тусклый свет.

– Роскошным это жилье не назовешь, но по крайней мере здесь чисто, – сказал Рочестер, – и не так сыро, как в комнатах нижнего этажа. В такое время года там запросто можно подхватить лихорадку.

– Комната как раз по мне, – объявил я, положив сумку на пол. – Я предпочитаю жить скромно.

– Да уж, скромности здесь хоть отбавляй. Вы, верно, голодны. В кухне найдутся остатки сегодняшнего ужина. Можете сходить за едой или послать оруженосца. Я позабочусь, чтоб его известили. Конюшни тоже переполнены, и ему, вполне вероятно, придется попотеть, чтобы заполучить свободные стойла. Испанцы привезли с собой лошадей. – Рочестер закатил глаза. – Нет, вы только подумайте! Лошадей! Везли их на кораблях из самой Испании, как будто у нас тут не на чем ездить верхом.

– Говорят, некоторые испанские породы считаются лучшими в мире, – заметил я.

У меня не было ни малейшего желания ввязываться в нападки на иноземцев, хотя я счел примечательным, что Рочестер назвал делегацию Габсбургов «испанцами». Вспомнив надписи, виденные по пути сюда, я прибавил:

– Народ, кажется, не слишком доволен их визитом. Я заметил в городе листовки.

– Да, это все подмастерья. Их рук дело. – Рочестер покачал головой. – Наглые щенки. Им бы стоило вести себя потише, не то ее величество за дерзость отправит их прямиком на флот.

Лицо его помрачнело.

– Не так давно при дворе произошел прискорбный случай. Кто-то бросил в часовню королевы дохлого пса. – Рочестер поморщился. – Бедному животному выбрили тонзуру, как у священника, и привязали на шею записку, в которой призывали перебить всех католиков. После этой истории королева приказала ужесточить комендантский час. Подмастерья все так же развешивают листовки, но у них хватает ума проделывать это поздно ночью, чтобы избежать встречи с нашими патрулями. Если кого-то поймают за руку, ему отсекут кисть.