Джардир отпрянул – столько злобы прозвучало в ее голосе. Она злится на его дерзость или на то, что увидела?

Или на то и другое? Что ей поведали кости? Он невольно вспомнил горшки, которые позволил украсть Аббану из Баха кад’Эверам. Могла ли она разглядеть этот грех?

Дама’тинг собрала кости, сложила в мешочек и встала. Она спрятала мешочек и отряхнула одежды.

– Возвращайся в шатер Каджи и молись до утра, – приказала она и растворилась в тени так быстро, что Джардир засомневался, не привиделась ли она ему.

Керан разбудил его пинком, пока другие воины еще спали.

– Просыпайся, крыса. Дама послал за тобой.

– С меня снимут бидо? – спросил Джардир.

– Мужчины говорят, ты неплохо сражался, но решать не мне. Только дама может позволить най’шаруму носить черное.

Наставник ввел его во внутренние покои Шарик Хора. Джардир с благоговением ступал босыми ногами по прохладному каменному полу.

– Наставник, можно вопрос?

– Быть может, это последний вопрос, на который я отвечу как твой наставник. Надеюсь, он того стоит.

– Когда дама’тинг пришла к тебе, сколько раз она бросила кости?

Наставник взглянул на него:

– Один. Они всегда бросают их один раз. Кости не лгут.

Джардир хотел сказать что-то еще, но они повернули за угол и увидели дама Хевата. Хеват был самым суровым из учителей Джардира, именно он назвал его верблюжьим ублюдком и швырнул в выгребную яму за дерзость.

Керан положил руку на плечо Джардира.

– Следи за языком, если не хочешь его лишиться, парень, – пробормотал он.

– Благослови вас Эверам, – произнес Хеват. Керан и Джардир поклонились. Дама кивком отпустил Керана.

Хеват провел Джардира в комнатку без окон, заваленную стопками бумаги. Пахло чернилами и светильным маслом. Такое место подошло бы скорее хаффиту или женщине, но даже здесь все было сделано из человеческих костей – стол, за который сел Хеват; стул, на который он указал Джардиру. Даже пресс-папье служили черепа.

– Ты продолжаешь меня удивлять, сын Хошкамина. Я не поверил, когда ты сказал, что прославишься за себя и за отца, но ты, похоже, решил доказать, что я ошибаюсь.

Джардир пожал плечами:

– Любой воин на моем месте сделал бы то же самое.

Хеват хмыкнул:

– Воины, которых я знаю, не столь скромны. Сколько демонов вы убили вшестером? Тринадцать?

– Двенадцать.

– Двенадцать, – повторил Хеват. – И еще ты помог Мошкаме умереть прошлой ночью. Немногим най’шарумам хватило бы мужества.

– Пришло его время.

– Пришло. У Мошкамы не было сыновей. Ты подарил ему смерть, а значит, должен отбелить его кости для Шарик Хора.

Джардир поклонился:

– Это большая честь.

– Дама’тинг пришла ко мне прошлой ночью.

Джардир с надеждой посмотрел на него:

– С меня снимут бидо?

Хеват покачал головой:

– Она говорит, ты слишком молод. Если ты вернешься на алагай’шарак, не успев выучиться и вырасти, Каджи останутся без доброго воина.

– Я не боюсь умереть, если это инэвера.

– Слова истинного шарума, но все не так просто. Она запретила тебе появляться в Лабиринте, пока не подрастешь.

Джардир нахмурился:

– Выходит, я должен вернуться в Каджи’шарадж с позором после того, как сражался бок о бок с мужчинами?

Дама покачал головой:

– Это невозможно по закону. Мальчик, побывавший в шатре шарумов, никогда не вернется в шарадж.

– Но если я не могу вернуться в шарадж и не могу остаться с мужчинами…

Внезапно Джардир понял, в каком затруднительном положении оказался.

– Я… стану хаффитом?

Впервые в жизни его охватил слепой ужас. Страх перед дама’тинг показался чепухой по сравнению с этим. Кровь отхлынула от лица Джардира, он вспомнил, как Аббан молил спасти ему жизнь.

«Ни за что, – подумал он. – Нападу на первого попавшегося даль’шарума, и ему придется меня убить. Лучше умереть, чем стать хаффитом».

– Нет, – произнес дама, и Джардир выдохнул. – Возможно, дама’тинг это не кажется важным, ведь даже худший из хаффитов выше женщины, но я не позволю воину, прошедшему все испытания, пасть так низко. Со времен Шар’Дама Ка ни одному юноше, пролившему кровь алагай в Лабиринте, не было отказано в черных одеждах. Запрет дама’тинг марает нас всех. Пусть она служанка Эверама, но всего лишь женщина и не понимает, как это отразится на всех шарумах.

– Тогда что со мной будет?

– Тебя заберут в Шарик Хора. Я уже говорил с Дамаджи Амадэверамом и заручился его благословением. Даже дама’тинг не сможет ничего изменить.

– Я стану священником? – Джардир попытался скрыть недовольство, но тщетно – его выдал надломившийся голос.

Хеват хмыкнул:

– Нет, мальчик, твое призвание по-прежнему Лабиринт, но ты будешь тренироваться здесь, пока не придет время. Учись, старайся, и станешь кай’шарумом, прежде чем твои ровесники снимут бидо.

– Это твоя келья. – Хеват отвел Джардира в комнату в глубине переходов Шарик Хора. Комната – десять на десять футов – была вырезана в песчанике. В углу стояла жесткая койка. На тяжелой деревянной двери не было ни щеколды, ни засова. Сквозь зарешеченное дверное окошко проникали лучи коридорной лампы – единственного источника света. По сравнению с общей комнатой с каменным полом в Каджи’шарадж даже это могло показаться роскошью, если бы не позор, приведший сюда Джардира, и не удовольствия шатра Каджи, в которых ему было отказано.

– Постись и изгоняй своих демонов, – велел Хеват. – Обучение начнется завтра.

Священник вышел. Когда его шаги затихли, воцарилась тишина.

Джардир бросился ничком на койку, уткнувшись в скрещенные руки, но поза напомнила ему о Хасике, и стыд и ярость охватили его с новой силой. Он вскочил, схватил койку и с криком треснул о стену. Он швырнул ее на пол, пиная дерево и разрывая ткань. Вскоре он стоял посреди горы щепок и ниток, задыхаясь и охрипнув.

Внезапно осознав, что наделал, Джардир выпрямился, но никто не явился посмотреть, что за шум. Он смел обломки в угол и занялся шарукинами. Отточенная серия движений шарусака помогла ему успокоиться лучше всякой молитвы.

События последней недели мелькали в памяти. Аббан стал хаффитом. Джардир стыдился этого, но открылся стыду и узрел скрытую за ним правду. Аббан с самого начала был хаффитом, и Ханну Паш просто выявил это. Джардир сумел отсрочить исполнение воли Эверама, но не отменить. Это неподвластно никому из живущих.

«Инэвера», – подумал он и открылся утрате.

Он вспомнил, с каким восторгом убивал демонов в Лабиринте, и смирился с тем, что могут пройти годы, прежде чем он снова испытает подобную радость. Кости сказали свое слово.

Инэвера.

Он снова подумал о Хасике, но случившееся не было инэвера. Он сам во всем виноват. Незачем было пить кузи в Лабиринте. Нечего было доверять Хасику и ослаблять бдительность.

Телесную боль и кровотечение он уже принял. И даже унижение. Он видел, как седлали других мальчиков в шарадж, и был в состоянии с этим смириться. Он не мог стерпеть того, что Хасик сейчас расхаживает среди даль’шарумов и думает, будто победил, сломил Джардира.

Джардир нахмурился. «Возможно, я и сломлен, – мысленно признал он, – но сросшиеся кости становятся крепче, и мой звездный час еще впереди».

Судя по тому, что лампу в коридоре потушили, оставив келью в полной темноте, наступила ночь. Джардир не боялся мрака. Метки Шарик Хора – самые надежные в мире, но даже без них храм охраняют бесчисленные души воинов. Любой алагай, ступивший в это святое место, сгорит дотла, как если бы увидел солнце.

Джардир не уснул бы, даже если бы захотел, а потому продолжил повторять шарукины, пока движения не стали естественными, как дыхание.

Когда дверь кельи со скрипом отворилась, Джардир мгновенно насторожился. Он вспомнил первую ночь в Каджи’шарадж и бесшумно скользнул к двери, приняв боевую стойку. Если най’дама решили оказать ему теплый прием, они об этом пожалеют.