Принципиально важные вопросы о влиянии систем ПРО на стратегическую стабильность и о судьбе советско-американского Договора об ограничении систем противоракетной обороны, прямо запрещающего создание систем ПРО космического базирования, выходят за рамки данной работы. Отметим лишь, что создание противоракетных средств космического базирования будет одновременно, и даже прежде всего, новым этапом в создании антиспутникового оружия, поскольку для таких средств задача спутникового перехвата будет несравненно легче их основной роли. Кроме того, даже «тонкая» система обороны от ограниченного ракетного удара более чем достаточна для полного уничтожения немногочисленных по сравнению с баллистическими ракетами спутников потенциального противника.

Космическая разведка, как и всякая другая, предназначена для получения легально недоступной информации о деятельности иных государств. От других видов технической разведки она отличается только способом размещения средств сбора данных.

Космическое базирование технических средств наблюдения обладает уникальными преимуществами, делающими космическую разведку во многом незаменимой. Поскольку международно признаваемый суверенитет государств распространяется только на атмосферное пространство над их территорией[9] , разведывательные спутники могут вполне законно приближаться к любому объекту на этой территории на расстояние около 100 километров, как бы он ни был удален от государственных границ. Кроме того, трасса движения спутника периодически проходит над всеми точками поверхности Земли в определяемой наклонением рабочей орбиты полосе широты, что позволяет обеспечить глобальное наблюдение с помощью небольшого числа одновременно функционирующих аппаратов.

Преимущества использования космического пространства для слежения за поверхностью Земли (как ранее и для ее бомбардировки) были осознаны еще до запуска первых спутников, и с начала космической эры разведывательные спутники заняли одно из главных мест в космических программах как США, так и СССР.

Первым направлением космической разведки стали системы оптического наблюдения, явившиеся логическим развитием аэрофотосъемки.

Еще за 4 месяца до заявления Эйзенхауэра о намерении США запустить научный искусственный спутник Земли в течение Международного геофизического года, в марте 1955 г. ВВС США при финансовой поддержке ЦРУ объявили конкурс предложений по созданию «Стратегической спутниковой системы» для получения детальных изображений земной поверхности.

Из трех прорабатывавшихся технических решений – телевизионной съемки, фотографирования с проявлением пленки на орбите и фотосъемки с возвращением экспонированной пленки на Землю – наилучшую детальность изображений обещал последний способ. Правда, в отличие от остальных, он требовал не только обеспечения заданной ориентации аппарата на орбите, но и решения проблемы его безопасного возвращения на Землю. Основные технические задачи, которые требовалось решить для получения детальных изображений Земли совпадали, таким образом, с ключевыми проблемами создания пилотируемых космических аппаратов.

В США создание пилотируемых кораблей не было поручено ВВС, а стало задачей гражданского космического ведомства – НАСА; в результате американские космические корабли и разведывательные спутники разрабатывались различными подрядчиками.

В Советском Союзе до конца 50-х гг. был только один Главный конструктор по космической технике и обе задачи не только могли, но и ввиду ограниченных по сравнению с США производственных возможностей должны были решаться в рамках одной программы.

В 1958 г. ОКБ-1 приступило к эскизному проектированию ориентируемого корабля-спутника для полета с человеком на борту. В отличие от американского «Меркурия» советский корабль делался полностью автоматическим, что можно объяснить целым рядом причин: неизученностью воздействия невесомости на организм человека, историческими особенностями советской ракетной промышленности, не связанной с авиационной так тесно, как в США. Но, как бы то ни было, включение человека только в резервный контур управления космическим кораблем с самого начала делало возможным двойное применение аппарата и показательно, что принятый постановлением ЦК и Совмина план работ по космонавтике на 1960 г. предусматривал «разработку ориентируемого спускаемого спутника, для полета человека и задач наблюдения земли» [1] (выдел. авт.).

Запуски первых американских спутников с аналогичными «задачами наблюдения» вызывали у советского руководства, мягко говоря, негативную реакцию. Хрущев язвительно высказывался о «людях, подглядывающих в чужую спальню» и угрожал, что спутники-шпионы постигнет та же участь, что и самолет-разведчик U-2, сбитый 1 мая 1960 г. Тем не менее, ВВС США придерживались принципа «на-кась, выкуси» и наряду с программой «Дискаверер», формально предусматривавшей только обработку техники космической фотосъемки и возвращения с орбиты, в конце 1960 г. начали запуски спутников SAMOS, открыто предназначавшихся для ведения обзорной фоторазведки.

Разгневанное советское руководство настойчиво требовало в ООН запретить шпионаж из космоса. Учитывая, что к спутникам-шпионам причислялись даже первые американские метеоспутники «Тирос», передававшие грубые телеизображения облачного покрова, возникали опасения, что СССР потребует запретить вообще все космические полеты – ведь любой спутник на околоземной орбите обязательно будет пролетать над территориями других государств.

Советская позиция изменилась только в 1963 г. после создания собственных разведывательных спутников.

Первым советским фоторазведчиком стал «Космос-4», выведенный на орбиту 26 апреля 1962 г. и через 3 суток совершивший объявленную посадку в заданном районе.

С июля по декабрь 1962 г. еще 4 спутника «Космос» были запущены с Байконура носителями A-1 на орбиты, аналогичные орбитам пилотируемых «Востоков». все они были возвращены по прошествии 4 или 8 суток, но в отличие от «Космоса-4» о посадках этих, как и сотен последовавших за ними возвращаемых спутников официально не объявлялось.