Даже в своем языческом варианте Римская империя считалась установлением божественным отцами Церкви, удерживающим Зло. Поэтому даже за языческого Императора (в отличие от иных языческих правителей) возносились молитвы. У имперского наследия Рима были наследники на Востоке и на Западе: это Византия, а через нее и Россия — на Востоке; это Империя Карла Великого, которой наследовала Священная Римская империя германской нации, а ей — Австро-Венгерская империя — на Западе.
Ко всем этим государствам применимо определение Священного царства, они осознанно несли (когда хорошо, когда плохо) духовную миссию в мире. Само их существование имело значение для духовной истории мира, имело эсхатологическое значение. Насколько абсурдно применение этого понятия для обозначения советской сатрапии, мы еще раскроем, хотя даже видимость этого абсурда впечатляюща.
Со времен, как из Европы ушло язычество (тогда казалось, ушло навсегда), слово «император» приложимо исключительно к христианскому государю, подвергшемуся специальному церковному Таинству, предстоятелю за народ перед Господом.
Автор полностью отрицает своим текстом возможность объяснить свой пассаж апелляцией к Риму языческому (так как тогда ему надо было выстроить ряд императоров-язычников с включением в него Сталина, но нет, он пытается его внедрить в среду наших православных Государей).
XX век внес фундаментальное изменение в политику. В XX веке из политики исчез институированный христианский фактор. Это было то, чего так боялся эрцгерцог Фердинанд, убитый в Сараеве. «Вопреки расхожему мнению, насаждавшемуся в советское время учебными и популярными историческими изданиями, Франц Фердинанд отнюдь не вынашивал планы военного разгрома и уничтожения Сербии. Напротив, он считал войну с ней безумием и подчеркивал: „Мне не нужно от Сербии ни одного сливового дерева, ни одной овцы“. Эрцгерцог ратовал за сближение с Россией. В одном из писем министру финансов Австро-Венгрии Александру Шпицмюллеру он отмечал: „Я никогда не буду воевать против России. Я пойду на жертвы, чтобы избежать этого. Война между Австрией и Россией завершится свержением либо Романовых, либо Габсбургов, а может быть, и обеих династий“»[38]. Случилось так, что именно его смерть запустила маховик событий, приведших к последствиям, которых он так опасался. Опасался не просто так. Как мы помним, Австро-Венгрия и Россия были последними Империями Востока и Запада, последними Священными царствами. С их устранением Христос ушел из политики. Именно поэтому, как отметил католический священник-традиционалист о. Жан-Марк Рулло, говоря о Второй мировой войне, «сражавшиеся идеологии были все антихристианскими: немецкий нацизм, американский либерализм и советский коммунизм. Конец войны отмечает победу советского коммунизма и американского либерализма, а христианская Европа забыта»[39]. Именно поэтому в этой войне не было нравственного выбора, чью сторону занять (любой выбор достигался лишь ценой компромисса с совестью), поэтому невозможно осудить ни катакомбников, пошедших в Красную Армию, ни красновцев, вставших по другую сторону фронта.
Итак, советская «империя» — не только не Империя, она антиимперия, образование, созданное вместо, в подмену Империи. Попытка объявить тождественность «российско-советской империи» сравнима с попыткой заставить труп двигаться электричеством и после этого говорить, что это тот же человек, что и был при жизни. Поэтому мы, белые, никогда не примем наименования этой лживой подделки нашей Империи.
Сталин, в свою очередь, — лживая подделка под Императора. Казалось бы, ощущение власти и силы, окружающее главу атеистического государства (как и природного Государя, и даже в большей степени), пышность и торжественность, украшающие жизнь одного человека, на котором сконцентрировано внимание нации, многих наций, и подсказало Лавровскому термин «император». Но, чтобы не путаться в двух значениях одного слова и не называть Сталина первым и единственным богоимператором советской империи, лучше остановимся на более емком термине «кумир». Тот самый, которого христианину нельзя себе творить. Идол, иначе. Он ставит все на свои места. Христианские императоры — Богозначимы, они — помазанники, выразители величия Империи, которое унаследовали от родителей и передадут детям. Кумир — самозначим, он не наследует и не передает, он не посредник между человеком и Богом, а объект поклонения[40].
Когда умирал популярный император, христианская нация горевала, но не впадала в истерический ступор. Момент смерти Сталина явился для широких масс идолопоклонников потерей смысла жизни. Это означает, что поклонялись они не Сталину как воплощению могучей державы, но Сталину как таковому, Сталину-идолу.
Раз уж нам пытаются навязать идола в качестве Императора и антиимперию в качестве Империи, то тут, конечно же, не обходится без грубого мухлежа: объявив Сталина императором, автор тут же готов поспорить, но не с тем, кто будет оспаривать то, что он император, а с теми, кто оспорит то, что он император русский (а не, скажем, грузинский): «Сталин отказался от интернационализма и стал самым могущественным русским императором в истории, — пишет Лавровский. — Надеюсь, ни у кого не повернется язык назвать его императором грузинским. Он такой же грузин, как Екатерина II — немка, а Пушкин — эфиоп».
В этом пассаже в ход пущен старый добрый, неоднократно описанный пиаровский прием переключения дискуссии на следующую позицию. Якобы о том, что «император», мы уже договорились, а спорим лишь о том, какой национальности. Но только этим подтасовки не заканчиваются.
Да, я в курсе, что в нашем обществе настоящих христиан колоссальное меньшинство, около 4 % населения, и поэтому озвученные здесь духовные позиции разделяют, мягко говоря, далеко не все.
Давайте посмотрим на другие стороны этих 70 лет большевизма и богоборчества, прошедшие под знаком Сталина[41]. Нам часто возражают: зато мы делали ракеты, мы вышли в космос, и т. д. Ракеты-то мы действительно делали, да только все течет и все развивается. Нельзя вырвать один эпизод и не смотреть на дальнейшее развитие.
Во-первых, развитие советской науки до 1960-х годов включительно базировалось на дореволюционном заделе: ведь все наши лауреаты Нобелевской премии по физике до Басова были выпускниками классических гимназий.
Во-вторых, развитие науки не поддерживалось, а подавлялось. Не будучи в состоянии заглянуть даже в среднесрочную перспективу, руководители СССР запрещали целые отрасли естественных наук, которые теперь стали ведущими. В 1930-е годы, несмотря на дурной имидж страны, несмотря на репрессии, к нам приезжали работать и жить генетики со всего мира, в том числе и из США. Отечественная генетика опережала мировой уровень. Это развитие было прервано, а ученые были репрессированы. Жуткой смертью погиб академик Николай Вавилов — его, обессиленного от голода, загрызли насмерть тюремные крысы. Только после падения Хрущева, в 1964 году, генетика вновь смогла развиваться после почти 30-летнего перерыва. Все пришлось начинать с нуля. Этот удар сталинского режима не удалось преодолеть до сих пор.
Про ракеты-самолеты. В современной ракете или самолете важен не только сам планер (самолет), но и электронная начинка. Отечественную кибернетику уничтожал не Сталин, это делал Хрущев. Но, вспоминая опыт с генетикой, его следует признать в данном случае достойным продолжателем дела великого Сталина. Ему мы обязаны отсутствием качественной элементной базы, теоретических работ мирового уровня, отставанием в самых современных технологиях.
Наука не может развиваться нормально при ограничении контактов с коллегами, в том числе и за рубежом. Как наша техника вне конкуренции на внутреннем рынке все больше и больше теряла конкурентоспособность, так и ученые вне взаимодействия с лучшими в своей области все больше и больше отставали. Продлись господство преемников Сталина еще — страна прошла бы путь полной цивилизационной деградации, она безнадежно бы отстала во всех современных областях.
