— Что-нибудь еще? — спросила она. — Была ли у его прихода иная причина?

Я понимала, к чему она клонит.

Шоколад. Всегда шоколад.

Я велела Лео уничтожить его, так как хранение шоколада было незаконным, и я не хотела, чтобы у моей семьи были проблемы, если копы вздумают обыскать мой дом. Но что, если полицейские думают, что я отравила Гейбла при помощи шоколада? В таком случае просьба брату могла выглядеть как попытка уничтожить улики. Мне надо было подумать об этом раньше. Мне надо было хорошенько все обдумать, вот только времени не было — все происходило слишком быстро.

В мою защиту можно сказать, что Гейбл вовсе не был пай-мальчиком. Он был богатеньким обжорой и активным потребителем контрабандных товаров. Кто знает, во что он себя втравил? Кроме того, у меня не было причин сомневаться в качестве шоколада Баланчиных. Хотя всю мою жизнь шоколад был запрещен, я никогда не думала, что он может быть отравлен. Папа всегда так бдительно следил за контролем качества… но все-таки папа не управлял шоколадной фабрикой уже очень долгое время.

— Мисс Баланчина, — повторила Фраппе.

Все, что оставалось сейчас, — быть честной.

— Да, была и другая причина. Гейбл хотел знать, есть ли у меня шоколад.

— И он был?

— Да, — сказала я.

Фраппе что-то прошептала Джонсу.

Мистер Киплинг сказал:

— Перед тем как вы двое начнете бурно радоваться, я хочу напомнить, что семья Баланчиных традиционно связана с импортом и экспортом шоколада. Они производят линию шоколада под названием «Особый Баланчина», которая продается в России и Европе, где шоколад не находится под запретом. Естественно, что часть продукции иногда оказывается здесь, так что я не нахожу ничего необычного в том, что в доме у мисс Баланчиной был шоколад.

— Человек, которому она дала этот шоколад, отравился, — заметил Джонс.

— О, вы тоже умеете говорить? — сказал мистер Киплинг. — Даже если мистер Арсли и был отравлен, какие доказательства, что источником яда был именно шоколад? Яд мог попасть в его организм и другими путями.

Фраппе улыбнулась и сказала:

— Вообще-то мы со стопроцентной уверенностью можем утверждать, что отравлен был именно шоколад. Когда мисс Баланчина решила отравить Арсли, она дала ему две плитки шоколада.

— Ваша девочка действовала наверняка, — сказал Джонс.

— Она дала ему две плитки шоколада, но мистер Арсли съел только одну, — продолжила Фраппе. — Его мать нашла вторую плитку в его комнате и немедленно послала ее в лабораторию, где обнаружили, что плитка содержит большое количество фретоксина.

— Ты знаешь, как фретоксин действует на человека, Аня? — спросил Джонс. — Все начинается со слабых болей в желудке. Человека даже не тошнит.

— Бедный мальчик, наверное, подумал, что у него грипп, — вставила Фраппе.

— Но потом отравление начинает прогрессировать, — продолжал Джонс. — А если отложить лечение надолго, в желудке и кишечнике появляются язвы. Печень и селезенка перестают работать, отказывают и другие органы. Тем временем по всей коже вылезают волдыри. В конце концов организм больше не может этого выдерживать; у человека случается сердечный приступ либо начинается сепсис от множества инфекций, которые бушуют в теле. Фретоксин вызывает полный отказ работы всех органов, и, что самое грустное, человеку уже все равно. Он может только молиться, чтобы все это наконец закончилось.

— Чтобы сотворить такое с человеком, надо действительно его ненавидеть, — сказала Фраппе.

— Так ненавидеть, как ты ненавидишь Гейбла Арсли, — закончил Джонс.

— Я не знаю, как фретоксин попал в шоколад! Я бы никогда не отравила Гейбла! — закричала я. Однако в глубине души я понимала, что крики бесполезны. Эту проблему не решить сегодня.

После этого они взяли отпечатки моих пальцев, сделали фотографии и заперли меня на ночь в одиночной камере. На следующий день судья по делам несовершеннолетних должен был решить, куда меня поместить в ожидании суда по делу о покушении на жизнь Гейбла и по менее серьезному делу — о хранении незаконных веществ. Мистер Киплинг думал, что они, вероятно, отошлют меня домой с жучком, вживленным в плечо, так как у меня прежде не было задержаний.

— Возможно, тебе стоит остаться у меня и Кейши на некоторое время, если судья подумает, что бабушка не сможет проследить за тобой, — сказал мистер Киплинг. Кейшей звали его жену.

— Она не будет возражать?

— Нет, ей бы это понравилось. Она порой ужасно скучает по нашей дочери. Так что держись, Аня, — мистер Киплинг говорил это, стоя у решетки камеры. — Я все улажу, обещаю.

Я кивнула, но он меня не убедил.

— Вы должны знать, — прошептала я, — что это Джекс Пирожков дал мне этот отравленный шоколад.

Мистер Киплинг обещал в этом разобраться.

— Давай подождем и не будем говорить полиции о Пирожкове до тех пор, пока у нас не будет больше информации. Они уверены, что ты преступница, так что надо быть осторожными. Мы не должны невольно дать им оружие в руки.

— Я также велела Лео уничтожить остатки шоколада, — продолжала шептать я. — Это было глупо. Я действовала не подумав. Я беспокоилась, что они будут обыскивать дом и найдут контрабанду.

Мистер Киплинг кивнул.

— Я знаю, Лео звонил мне. Полиция как раз постучала в дверь, когда Лео пытался залезть в шкаф Галины. Он бы не успел это сделать.

— Хорошо, — сказала я. — Я рада, что не сделала своего брата соучастником чего бы то ни было.

Мой голос прервался на слове «соучастник», в горле возник комок — было похоже, что сейчас польются слезы. Но все же я не позволила себе плакать.

— Не волнуйся, Аня, — сказал мистер Киплинг. — Проблема непременно будет решена. Я уверен, что всему этому есть логическое объяснение.

Я внимательно посмотрела на него. Лицо мистера Киплинга было очень бледным, с зеленоватым отливом, а глаза сильно покраснели.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Всего лишь немного устал. Сегодня был трудный день. Не волнуйся обо мне. Я хочу, чтобы ты хорошо выспалась, по крайней мере, настолько хорошо, насколько это возможно в полицейском участке.

Он указал на металлическую кровать с тонким, как бумага, матрацем, покрытую колючим шерстяным одеялом.

— Подушка не выглядит так уж плохо, — заметила я. И в самом деле, она была на удивление пухлой.

— Узнаю мою девочку, — сказал адвокат. Он просунул руку сквозь прутья и погладил меня указательным пальцем по щеке. — Увидимся завтра, Анни, в суде. Я останусь в твоей квартире, чтобы убедиться, что у Лео, Нетти и Галины есть все необходимое.

Полицейские забыли забрать мою цепочку с крестом из платины и золота. Я расстегнула ее и вручила мистеру Киплингу; она принадлежала моей матери, и мне не хотелось, чтобы она потерялась или ее украли.

— Для сохранности, — сказала я.

— Я принесу ее тебе завтра утром, — пообещал он.

— Спасибо, мистер Киплинг. Спасибо вам за все.

Под «всем» я подразумевала то, что он даже не спросил, была ли я виновна. Он был уверен, что нет. Он всегда думал обо мне самое лучшее (возможно, в этом и заключалась его работа).

— Всегда пожалуйста, Аня, — сказал он, уходя.

А потом я осталась одна.

Так странно было остаться в одиночестве. Дома всегда был кто-то, кому требовались моя помощь или мое внимание. Мне бы даже понравилось чувство одиночества, не будь я в тюремной камере.

На следующее утро полицейский отвел меня в суд. Даже несмотря на то, что я не знала, что меня ждет, я определенно была рада выбраться из камеры. Светило солнце, и я была полна оптимизма. Возможно, мистер Киплинг был прав, всему произошедшему есть разумное объяснение и я всего лишь немного отдохну от школы. Возможно, худшее, что со мной случится, — большая работа по наверстыванию пропущенного в школе.

Когда я прибыла в суд, мистера Киплинга еще не было. Я не волновалась, хотя он обычно появлялся рано.

Фраппе была в зале суда вместе с какой-то другой женщиной; я решила, что это обвинитель. В 9.01 судья вошла в зал.