– Так что, зайдем? – осведомился старик, шагнув в сторону, чтобы мальчик зашел в кухню первым. Вежливость для него была превыше всего.
– Но… пол, – выдохнул Ной. – Если я туда зайду, я тут же провалюсь.
– Ах да, – вздохнул старик. – Мне следовало объяснить. В прошлом году мне пришлось пустить кое-какие половицы на дрова, когда те у меня закончились. Должен признаться, они были не очень этим обстоятельством довольны, а для меня то был не самый блистательный поступок. Но как бы то ни было, оставшиеся восполняют нехватку прекрасно. Смотри.
И он беззаботно шагнул в кухню, а Ной глядел на него во все глаза. Едва старик сделал первый шаг, все половицы принялись за дело – они подскакивали, прыгали и ерзали, щели между ними постоянно перемещались, но старик ни разу не оступился и не провалился: любая доска оказывалась у него под ногой ровно в тот миг, когда он собирался на нее наступить.
– Как необычайно, – сказал Ной и удивленно покачал головой, после чего решил попробовать сам. Для него половицы устроили то же самое – они срывались с прежних мест и устилали ему путь, чтобы он не успел провалиться во тьму. Только теперь они, казалось, больше скрипят, и Ною почудилось, что он слышит, как они запыхались.
– Не привыкли к двоим, – объяснил старик. – Вероятно, теперь больше устанут. Может, не стоит на них слишком налегать. Итак, сдается мне, – еда!
На стойку выложили еду разных видов, и Ной осторожно двинулся к ней, облизываясь на ходу и прямо-таки истекая слюной. В каком восторге сейчас был бы голодный осел, подумал мальчик, если бы его пригласили на пиршество.
– Прошу, – сказал старик, обводя рукой стойку – Угощайся. Просто бери тарелку и клади себе все, чего пожелаешь. Если не хватит, я уверен, найдется что-нибудь…
– Нет-нет, – быстро ответил Ной. – Этого хватит с лихвой. Большое вам спасибо, сэр.
Его вдруг переполнила нежность к хозяину – и благодарность за такую доброту. Он положил на тарелку холодного мяса, капустного салата, булочку, кусок голландского сыра, пару крутых яиц, несколько сосисок, ломоть бекона, горку хрена и решил, что для начала, видимо, ему хватит. Кучка сочных на вид апельсинов, подскакивая, вся выжималась в графин на краю стойки, и Ной дождался, когда они закончат, а потом налил себе стакан.
– Ну, что бы ты ни делал, спасибо говорить не стоит, – рявкнул один апельсин, ныне выжатый до изможденной и жеваной корки, которая лежала узлом на стойке и сердито смотрела на мальчика.
– Спасибо, – быстро сказал Ной и на всякий случай отошел подальше.
На оконной лавочке сидел деревянный медвежонок в ярко-красном галстуке-бабочке. Седые волосы падали ему на глаза. Ной решил присесть с ним рядом, чтобы поесть, но медвежонок глухо зарычал, когда мальчик к нему направился, и Ной замер, не очень понимая, что же ему делать дальше.
– Садись вот сюда, мальчик мой, – пригласил его старик, показывая на один из двух стульев, стоявших у кухонного стола. Потом немного подумал и взял новое полено и стамеску потолще и поострее той, что была у него внизу. И принялся долбить дерево – сперва осторожно, а потом все увереннее. – Почему бы еще разок не попробовать? – спросил он с улыбкой.
– А сейчас вы что режете? – поинтересовался Ной. – Еще одного кролика?
– Надеюсь, что нет, – ответил старик. – Хотя, раз у меня никогда не получается то, что я собирался делать, кто знает, что из дерева проступит вообще? Но вреда не будет попытаться опять. – Он устроился на другом стуле и, садясь, потер себе поясницу. – Спина болит, – пробормотал он, заметив, что мальчик на него смотрит. – Один из недостатков старости. Но в нем никто не виноват, кроме самого меня. Надо было оставаться как был. А ты, наверное, думаешь, что все стареют, поэтому жаловаться я не имею права.
– Нет, – ответил Ной, ни секунды не колеблясь. – Нет, я вообще так не думаю. Вовсе не все стареют.
Старик пристально посмотрел на него, подумал над словами мальчика, но никаких вопросов больше задавать не стал.
– Ешь, – только и сказал он и показал на тарелку перед мальчиком, заваленную едой. – Ешь, а то нагреется.
Хоть Ной и проголодался, на еду он набрасываться не стал. Мама всегда ему говорила, чтобы он думал о других едоках за столом и не уплетал, как поросенок, которого месяц не кормили. Вместо этого он жевал тихо и медленно, радуясь каждому кусочку, а вся еда была едва ль не вкуснее всего, что он ел в жизни.
– И у меня когда-то был такой же аппетит, – проговорил старик. – Теперь уже не то. Нынче я раз двенадцать в день поем – и мне уже, в общем, хватает.
– Двенадцать? – поразился мальчик. – А мы дома едим всего три. Завтрак, обед и ужин.
– Ох, батюшки, – сказал старик. – Как-то все это неправильно. Твоя жена разве готовить не умеет?
– Моя жена? – Ной не выдержал и расхохотался. – Но у меня нет жены.
– Правда, что ли? И почему? Мне кажется, паренек ты довольно приятный. И на взгляд симпатичный. Пахнет от тебя тоже неплохо. Хотя… – Старик потянул носом воздух и задумался. – Раз уж зашла об этом речь…
– Но мне всего восемь лет, – сказал Ной. – В восемь лет нельзя жениться! Не то чтобы мне хотелось, во всяком случае.
– Правда? – переспросил старик. – Отчего ж нет, могу ли я спросить?
Ной немного поразмыслил.
– Ну, может, и женюсь, когда стану очень старым, – наконец сказал он. – Лет в двадцать пять. У меня в классе есть одна девочка, Сэра Щупли, она мой четвертый лучший друг, и я полагаю, однажды мы с ней поженимся, только это будет еще не скоро. – Ной огляделся и прикинул, насколько мала эта кухонька: похоже, она приспособлена только для одного человека. – А вы? – спросил он. – Вы разве не женаты?
– О нет, – ответил старик и покачал головой. – Нет, я так и не встретил подходящую девушку.
– Значит, вы тут живете один?
– Да. Хотя общества мне хватает с головой. Александр и Генри, к примеру, с которыми ты уже познакомился.
– Часы и дверь? – уточнил на всякий случай Ной.
– Да. А есть и другие. Много других. Я уже и счет им потерял, вообще-то. Ну и конечно, у меня есть мои марионетки.
Ной кивнул и стал есть дальше.
– Очень вкусно, – произнес он, набив едой рот. – Извините, – добавил он и хихикнул.
– Все в порядке, – ответил старик. Он подержал полено на вытянутой руке и сдул с него стружки. Осмотрел со всех сторон и, похоже, остался доволен, после чего вновь взялся за работу. Стамеска его делала аккуратные и точные надрезы в дереве. – Мало что так радует глаз, как голодный мальчик за едой, – заметил он. – Стало быть, если у тебя нет жены, живешь ты тоже один?
Ной покачал головой.
– Нет, я живу с моей семьей, – ответил он, и вилка его застыла на миг в воздухе, едва он о них подумал. – Точнее, раньше с нею жил, – поправился он. – До того, как ушел, то есть.
– И больше там не живешь?
– Нет, я ушел нынче утром. Повидать мир и пуститься в приключения.
– Ах, с хорошим приключением ничто не сравнится, – улыбнулся старик. – Я однажды отправился в Голландию на выходные – и задержался там на год после того, как ввязался в заговор по свержению правительства.
– Не могу даже вообразить, что сам во что-нибудь такое ввяжусь, – сказал Ной, которого политика не интересовала ничуточки.
– А твои родители были довольны, что ты уходишь из дома?
Ной ничего не отвечал довольно долго, а потом посмотрел к себе в тарелку. На его лицо набежала тень, а еда вдруг показалась далеко не такой аппетитной, как всего секунду назад.
– Запросто можешь не рассказывать мне того, чего не хочешь, – произнес старик. – Я ведь и впрямь немного знаю, каково приходится восьмилетним людям. В конце концов, и мне когда-то было восемь лет.
Ной задумался. Человек этот до того стар, что удивительно, если он помнит, как ему было в возрасте Ноя.
– А в восемь лет вы когда-нибудь убегали из дома? – спросил он, подняв голову и громко сглотнув. Думать об этом ему вовсе не хотелось, потому что стоит начать – и он моментально расстроится. Он пытался не думать об этом с тех самых пор, как проснулся рано утром, но у мыслей была жуткая привычка снова и снова возникать где-то в пальцах на ногах, добегать до коленок, проникать через ноги в спину и наперегонки мчаться к мозгу, а оттуда отправлять в его глаза такие картинки, на какие Ною совсем не хотелось смотреть.
