Беседы их были полны литературных тем: Смирнова умна и начитанна, ее замечания проницательны и метки и говорят о выработанном вкусе; в то же время она тактично избегает профессионально-критических суждений. Характерно ее пристрастие к анекдоту, сюжетно организованному; она тонко чувствует юмор ситуации. В ее мемуарах немало сюжетов, находящихся и в пушкинских «Table-Talk»; нет сомнения, что обмен устными рассказами происходил постоянно.
Мемуарное наследие Смирновой сложно и по составу, и по характеру. Помимо воспоминаний, опубликованных в «Русском архиве» сперва самой Смирновой, а после ее смерти ее детьми («Воспоминания о Жуковском и Пушкине» — РА, 1871, № 11; «Из записной книжки А. О. Смирновой» — РА, 1890, № 6; «Из записок А. О. Смирновой» — РА, 1895, № 5-9; переизд. в кн.: Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма. Со статьями и примеч. Л. В. Крестовой. Под ред. М. А. Цявловского. М., 1929), помимо ее рассказов, записанных современниками и изданных в разное время, сохранилось 32 тетради с черновыми автографами ее воспоминаний. 27 из этих тетрадей содержат автобиографические записки Смирновой, в остальных — небольшие мемуарные этюды, в том числе о Гоголе.
Автобиографические записки Смирновой состоят из двух мемуарных циклов: собственно автобиографических записок (точнее — воспоминаний о детстве и юности) и так наз. «Баденского романа» — воспоминаний о пребывании летом 1836 года в Бадене вместе с Н. Д. Киселевым, единственным предметом долгого и глубокого чувства Смирновой. Литературный замысел второго цикла не совсем обычен, он содержит «мемуары в мемуарах»: в изложение событий лета 1836 года органически вплетены рассказы Смирновой Киселеву о своей жизни (в части, посвященной детству и юности, во многом повторяющие первый цикл) и рассказы Киселева ей о себе. Поэтому текст «Баденского романа» зачастую построен как диалог.
Над обоими циклами своих мемуаров Смирнова работала в последнее десятилетие жизни (70-е — начало 80-х годов), когда бывала периодически подвержена тяжелым нервным расстройствам. Каждый приступ болезни прерывал ее работу. Возвращаясь же к ней, она не продолжала прежние тексты, а начинала всякий раз сначала. Поэтому оба цикла ее записок сохранились во многих вариантах, законченных в разной степени (воспоминания о детстве и юности — в 6-ти вариантах, «Баденский роман» — в 12-ти). В пределах того и другого цикла основной контекст всех этих вариантов идентичен, но в каждом из них содержатся эпизоды, отсутствующие или иначе изложенные в других.
Записки Смирновой о ее жизни были опубликованы Л. В. Крестовой под редакторским названием «Автобиография» (Смирнова-Россет А. О. Автобиография (Неизданные материалы). М., 1931). Публикация ввела в научный оборот значительную часть содержания этих мемуаров, прежде неизвестных, однако отразила его далеко не полностью. Трудность адекватной передачи многочисленных вариантов текстов, написанных к тому же на русском, французском, немецком языках, побудили публикатора скомпоновать из фрагментов разных вариантов два цельных повествования («Автобиография» и «Баденский роман»), расположив их в хронологической последовательности жизни автора. Полный текст автобиографических записок Смирновой, отражающий его реальную сложную структуру, см.: А. О. Смирнова. Дневник. Воспоминания. М., 1989 (изд. подготовила С. В. Житомирская).
В настоящем издании из автобиографических записок и других мемуарных произведений Смирновой приводятся отрывки, относящиеся к Пушкину. Тексты их (за исключением «Воспоминаний о Жуковском и Пушкине») подготовлены по рукописям Смирновой. Фрагменты, в оригинале написанные по-французски, даются в русском переводе.
Записки А.О Смирновой, напечатанные в 1893 г. в «Северном вестнике» и затем вышедшие отдельным изданием (ч. I—II. СПб., 1895-1897), представляют собою сочинение ее дочери О. Н. Смирновой, лишь отчасти основанное на рассказах матери.
Из записей рассказов А. О. Смирновой о Пушкине наиболее существенны записи поэта Я. П. Полонского. Он был в 1855-1857 гг. учителем сына Смирновой и записывал непосредственно с ее слов (Голос минувшего. 1917, № 11-12).
385
ИЗ «ЗАПИСОК А. О. СМИРНОВОЙ» (Стр. 148). Автограф: ОПИ ГИМ, ф. 420, № 83/157.
386
Речь идет об окончании траура после смерти императрицы Марии Федоровны (ум. 24 октября 1828 г.).
387
В автобиографических записках Смирнова несколько иначе рассказывает об этом эпизоде: «Я сказала в мазурке Стефани: «Выбери Пушкина». Она пошла. Он небрежно прошелся с ней по зале, потом я его выбрала. Он и со мной очень небрежно прошелся, не сказав ни слова» (Смирнова, II, с. 110). Стефани — княжна Стефания Радзивилл.
388
Эпиграмма, четыре строки из которой приводит Смирнова, приписывалась Пушкину. В настоящее время его авторство вызывает сомнения (см.: Цявловская Т. Г. Неизвестные письма к Пушкину от Е. М. Хитрово. — Прометей, вып. 10. М., 1974, с. 243).
389
Поэт и прозаик Дмитрий Юрьевич Струйский (псевд. Трилунный), в конце 20-х — начале 30-х годов знакомый Пушкина. Пушкин напечатал в альманахе «Северные цветы» на 1832 год стихотворения Струйского «Тьма» и «Возрождение». Фирс Голицын — князь Сергей Григорьевич Голицын, поэт-дилетант и композитор, в эти годы часто встречавшийся и с Пушкиным, и со Смирновой.
390
ИЗ «ВОСПОМИНАНИЙ О ЖУКОВСКОМ И ПУШКИНЕ» (Стр. 149). Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма. М., 1929, с. 303-309.
391
Сказка при жизни Пушкина не печаталась. В первой публикации (СО, 1840, № 5) — цензурная замена заглавия: «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде». Эпизод относится к 1831 г. (см.:Азадовский М. и Томашевский Б. О датировке «Сказки о попе и работнике его Балде». — П. Врем., 2, с. 317-324).
392
В сохранившихся частях архива А. О. Смирновой (ГБЛ, ф. 474, РГАЛИ, ф. 485) нет ни рисунков, ни каких-либо автографов Пушкина. В одном из вариантов автобиографических записок, рассказывая о получении от Николая I пакета с двумя последними главами «Евгения Онегина» (см. об этом эпизоде далее, с. 157, Смирнова сообщает, что пакет этот хранится теперь (т е. в 1870-х гг.) у ее сына Михаила Николаевича, остальные же особенно дорогие ей документы и письма — в ее имении «Спасском, в особом ящике» (ГБЛ, ф. 474, 1.16, л. 17). Об истории расчленения и частичного уничтожения архива после смерти Смирновой, а потом и ее дочерей см.: Житомирская С. В. К истории мемуарного наследия А. О. Смирновой-Россет. — П. Иссл. и мат., т. IX, с. 329-344.
393
В одном из вариантов автобиографических записок Смирнова иначе рассказывает о своей роли в информации Пушкина о совершившемся событии: «Весть разнеслась в несколько минут. Мы сидели за столом и побежали в Александровский. Пушкин жил в доме Китаева, я сказала его человеку, что Варшава взята» (Смирнова, II, с. 206). Этот рассказ лучше согласуется со смыслом приведенного ею далее письма Пушкина к ней.
394
Текст письма передан Смирновой по памяти и неточно (см.: XIV, 223). Автограф его ныне неизвестен, хотя хранился у Смирновой долго: в 1855 г. она показывала Я. П. Полонскому брошюру «На взятие Варшавы. Три стихотворения В. Жуковского и А. Пушкина» (СПб, 1831), на обороте бумажной обертки которой и написал Пушкин это письмо.