— Без Эрудита они не такие наглые.

— Эрудит человек ответственный, ему поручили охрану государственного объекта. Он сделает все возможное для сохранения объекта от незримого врага, а тебя мы, кажется, сейчас повредим, — сказал Дыба Димке и добавил: — Не боись, я пошутил.

— Ведь это я морду тебе бить буду, а он так, пошутил только, — ощерился Гнида.

Серый продекламировал:

— Рубежи страны родной

Бережет отлично

И не дремлет под сосной

Трезвый пограничник.

Димка поднял глаза: все трое ухмылялись, молча поглядывая сверху. Последовательность взглядов при этом была у всех одинакова: сначала на него, потом на Ахтыма, потом, уже более красноречиво, опять на него. В них читалось: настало время проучить тебя!

Напряжение возрастало.

Дыба покусывал зубами спичку. Молчание. Наконец он выплюнул спичку и прервал затянувшуюся паузу:

— Ну что, по-моему, ты, Ботвинник, попал в цейтнот.

— Я ни в чем не виноват перед тобой, — опустив глаза на шахматную доску, ответил Димка.

«Сейчас начнут бить», — пронеслось в голове. И он вдруг трусливо сжался. «Надо драпать». От какого-то животного страха забила мелкая дрожь. Боясь показаться трусом, он из последних сил сконцентрировал всю свою волю. Но когда в сознании мелькнуло, что убежать нет никакой возможности, последние остатки храбрости покинули его. В висках отдавались удары пульса, словно невидимые тиски медленно сдавливали его голову. «Надо победить страх, надо победить», — внушал сам себе Димка, склонившись над шахматами. Но он никак не мог ни одолеть страх, ни скрыть его от пристального взгляда Дыбы и его друзей.

— Вот теперь я вижу, — с наигранной веселостью сказал Гнида, — как «пацан наделал». Чего дрожишь — то? А тогда— вон какой смелый был.

— Как же это ты не виноват? — спросил Дыба. — А кто окурок подбросил? А? Ты, падла, окурки разбрасываешь, а я за это по тыкве должен получать? Несправедливо.

— Товарищ сержант, ты же знаешь, что это не он бросил окурок, — вступился за Димку Ахтым.

Дыба обвел его насмешливо-вызывающим взглядом.

— Ты, олень, глохни! И пошел вон! А то прихлопну, как муху. — При этих словах он взял первую попавшуюся под руку шахматную фигуру и переставил ее на доске.

— Товарищ сержант, не мешайте, пожалуйста, играть, — безнадежно выдавил Гыргенов.

— Да что ты такое говоришь? Или я неправильный ход сделал?

— Пианист играет, как умеет, — злорадно засмеялся Гнида, переводя глаза на Серого.

— Не понимаю, зачем мешаете нам, неужели вам нечем еще заняться? — возмутился Ахтым.

В Дыбе словно лопнула сжатая пружина, он рявкнул:

— Все заткнулись и прониклись уважением! Рот разевать только на мои вопросы!

А Гнида пригрозил.

— Нарвешься, мужик. Тебе же сказано: гуляй. Ведь мы по твоей скуластой морде тоже можем настучать. И — мама не горюй.

— Сейчас я вам устрою курсы по выживанию, — сказал Дыба. — Рывком стряхнул с доски фигуры в лицо Димке и ударил ею Ахтыма по голове.

— Ну, как, Ермолай, теперь ты понял? — насмешливо и презрительно спросил он при этом. — Вернешься калекой домой, никому не будешь нужен.

Димка и Гыргенов одновременно встали. Дыба сильным ударом кулака вернул Димку на место.

— Сидеть! Как ты посмел нарушать дисциплину? Я ж не давал команды вставать.

Вторым ударом Дыба хотел усадить Ахтыма, но тот увернулся.

— Ох, ты! — разозлился Дыба и ударил его по челюсти с левой.

Ахтым перегнулся назад. Вдруг его затрясло, он схватил со стола граненый стакан с карандашами, замахнулся, но ударить не решился. Дыба стал надвигаться. Ахтым попятился назад, прижался к стене — дальше отступать было уже некуда — и остановился, сжимая в ладони гладкое тяжелое стекло. На его лице выступил холодный пот. Приблизившись, Дыба, пошевеливая пальцами, стал медленно протягивать руку к его горлу.

— Брось стакан! Или, клянусь Богом, я тебя прикончу.

Тогда Ахтым неловко взмахнул рукой, и стакан разбился о голову Дыбы. В это мгновение к нему подскочил и Димка, но Дыба перехватил его руку и натренированным движеньем крутанул ее на излом. Кость треснула, Димка взвыл от жуткой боли и закрутился волчком. Гнида и Серый принялись избивать Гыргенова. Дыба достал из кармана шнур, накинул петлю на руку Димки, затянул узел, а другой конец привязал к трубе водяного отопления.

— Бейте его по глазам! — прохрипел он избивавшим Ахтыма.

— Не так бьете. — И приказал: — Держите этого дикаря, я покажу, как надо бить! — Гнида и Серый заломили руки Ахтыма за спину, а Дыба стал методично бить ребром ладони ему по глазам, по одному и другому поочередно, приговаривая: — Бил белку в глаз? Теперь сам получай! Вот так! Вот так! А то слишком зоркий.

Только когда туловище Ахтыма повисло, Гнида и Серый отпустили его руки. Но Ахтым не упал. Ничего не видя, он бросился на Дыбу. Однако тот успел поддеть его под дых.

— А-а, — вырвалось из груди Ахтыма, и он рухнул на пол.

Размазав ладонью струившуюся из виска кровь, Дыба подошел к привязанному Димке.

— А теперь займемся тобой.

После смены караула Эрудит зашел в оружейную комнату, но сдать автомат было некому — дежурный по части капитан Неводов спал пьяный на диване. Эрудит знал из собственного опыта, что в таких случаях его лучше не тревожить. Бросил автомат на стол и пошел в ленинскую комнату. Еще у двери он услышал дикий крик.

В это время Дыба одной рукой сдавливал Димке челюсти, другой засовывал ему в рот прикуренные сигареты.

— Я досыта накормлю тебя, баран, травкой. Я научу тебя уважать старших.

Ворвавшись в комнату и увидев происходящее, Эрудит потерял над собой контроль. С налета ударил Дыбу ногой в грудь и с диким ревом начал молотить его друзей, не давая им подняться. Тут Дыба очнулся и крикнул:

— Гнида, беги за подмогой!

Гнида выхватил из кармана нож и сунул в бок Эрудиту. Эрудит схватился за рану рукой, согнулся от боли, Гнида в этот момент проскочил в дверь. Серый лежал в луже крови без дви-жения. Дыба, из виска и ноздрей которого текла кровь, поднялся и кинулся на Эрудита. Эрудит, превозмогая боль, сбил его с ног и со всей злостью стал наносить удары, один за другим.

На улице послышались крики. Зажимая кровоточащую рану, он выскочил из двери, пробежал по коридору и, увидев на противоположной стороне плаца группу во главе с Гнидой, кинулся в оружейку. Поняв, в чем дело, команда Гниды разлетелась, как стреляные гильзы, в разные стороны.

В оружейке Эрудит схватил свой автомат и, не приставляя приклада к плечу, выпустил весь магазин по дверям и окнам казармы, в которой, как ему показалось, скрылась вызванная Гнидой подмога. Вдруг перед его глазами все поплыло, небо и деревья пошатнулись, и он упал на широкую бетонную дорожку, испещренную трещинами, в которые пробивалась зеленая трава, притоптанная солдатскими сапогами.

Очнулся Эрудит в госпитале. В первое мгновенье он увидел только расплывчатое лицо, потом — хлопающие, как у куклы ресницы. Над ним, чуть наклонившись, стояла молоденькая медсестра в белом халате и в накрахмаленной белой шапочке. Увидев, что раненый пришел в чувство, она улыбнулась, показав мелкие зубы, и странным голосом, как будто доносившимся из-под воды, произнесла:

— Живой.

— Что со мной? — с трудом выговорил Эрудит.

— Готовься к операции, — все так же улыбаясь, сказала она.

Более двух месяцев пролежал Эрудит в госпитале. Вернувшись в часть и увидев Димку, обрадовался, что с тем все в порядке. Рука его заживала, только по нижней губе поперек пролегли два твердых шрама от ожога сигаретами, которые лицо сделали менее привлекательным. Друг, не сдерживая своих эмоций, благодарил Эрудита за свое спасение. И рассказал, что Ахтыма Гыргенова комиссовали.

— Говорят, он ослеп.

— Как, ослеп? — спросил Эрудит. — Совсем?

— Да, — вздохнул Димка, — ослеп полностью. Дыбу тоже с переломанными ребрами отправили в госпиталь. Мне передали, будто бы он поклялся, что будет грызть землю, но найдет тебя хоть на краю света и посадит на пику.