— Радист? — переспросил Губерман. — Но команда была сформирована еще год назад, при покупке яхты. И с тех пор не менялась. Значит, подготовка к взрыву началась уже тогда?
— Все сходится, — подтвердил Док. — Год назад ушел из ФСБ Вологдин. И тогда же — бармен.
— А цель? Цель-то какая? Просто так не взрывают яхты! И не готовятся к этому целый год!
— Что значит — какая цель? — вмешался Муха, с интересом, как и все ребята, прислушивавшийся к нашему разговору. — Убрать Назарова и наследника. Ужу ясно.
— Остаются другие наследники: жена, сестра, ее племянники. Их двое — мальчишки.
— Жена недееспособна, — напомнил я. — Может быть, Розовский хотел стать опекуном и сам управлять концерном Назарова?
— Ни в коем случае. Он — хороший исполнительный директор. И не более того. И сам об этом прекрасно знает. У него нет ни хватки, ни связей, ни влияния Назарова. Он развалил бы все дело за полгода. Назаров не раз предлагал передать ему часть фирм. Розовский отказывался. И очень решительно. Все свои деньги он вкладывал в концерн Назарова. Чтобы они крутились в общем деле. И имел от этого хороший и стабильный доход. Нет, никакой выгоды Розовскому от смерти Назарова быть не могло, — убежденно заключил Губерман.
— А если Назаров кому-то крупно навредил и за это его решили убрать? — предположил Боцман.
Губерман усмехнулся.
— Вы рассуждаете на бытовом уровне. Это алкаш может за подлянку раскроить череп собутыльнику. Или муж убить жену за измену. А в бизнесе с оборотом в миллиарды долларов убивают не за что, а зачем. По принципу технологической достаточности. Для достижения какой-то строго определенной цели. И только. Здесь нет места эмоциям.
— Мы возвращаемся к главному вопросу, — отметил я. — Что это за цель?
— Да, это главное, — кивнул Губерман. — И пока мы на этот вопрос не ответим, ничего не поймем.
— Вы неправильно подошли к делу, — вступил в разговор Артист. — Когда в театре берут к постановке пьесу, начинают с так называемого застольного периода. Не водку пьют за столом, а читают пьесу и анализируют. И одна из задач — найти то, что называется основным событием. Событие, без которого пьесы не было бы. Ну, например: какое основное событие в «Отелло»?
— Как какое? — удивился Муха. — «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» И ее… это самое. А потом себя.
— Совсем другое, — возразил Артист. — «Она меня за муки полюбила». Вот какое. Если бы Отелло не влюбился в Дездемону, никакой трагедии так бы и не состоялось. Еще пример. Какое основное событие «Гамлета»?
— То, что Шекспир стал педиком, — не удержался Боцман.
Артист укоризненно на него посмотрел.
— Митя! И тебе не стыдно воровать чужую гениальную мысль? Она у человека всего-то одна-единственная!
— Но я же не выдаю ее за свою, — нашелся Боцман. — Я ее взял в кавычки. Неужели ты не заметил?
— Шекспир — педик? Что за чушь собачья? — удивился Губерман.
— Не обращайте внимания. Это наши маленькие домашние шутки, — объяснил я ему.
— Убийство короля-отца — вот основное событие «Гамлета», — вернулся Артист к прерванной мысли. — Такое событие нужно найти и в нашем сюжете. Кровавом вполне по-шекспировски. И произошло оно год назад. Или чуть раньше.
И тут у меня в мозгах щелкнуло.
— Патент! Год назад Назаров купил патент на какую-то установку, которая позволяет разрабатывать истощенные и загубленные нефтяные месторождения! И сказал, что он обошелся ему подороже яхты. — Я обернулся к Губерману: — Может это быть тем самым событием?
Он с недоумением покачал головой:
— Патент? Я ничего не знаю об этом патенте. Я знаю, что у него в работе какой-то крупный проект, связанный с нефтью. Но что именно…
— Он сказал сыну, что это самое крупное дело в его жизни. Они разговаривали в капитанской рубке перед самым взрывом. Назаров сказал, что с помощью этих установок можно получать дополнительно сотни миллионов тонн нефти в год.
— Сотни миллионов?! — недоверчиво переспросил Губерман. — Весь знаменитый Самотлор дает всего сто двадцать миллионов тонн в год. Вы не спутали?
— Нет. Я два раза перечитывал расшифровку этого разговора. Потому что подумал: в этом вся жизнь, люди говорят о грандиозных планах на будущее, а бомба уже отсчитывает последние секунды. Речь шла именно о сотнях миллионов тонн. Могло это стать толчком к нашему сюжету?
Губерман кивнул:
— Да. И не только к нашему… И Розовский об этом знал! Точно!
— Почему вы в этом уверены? — спросил я.
— Он присутствовал при переговорах Назарова с немецкими банкирами. И ни слова не сказал о патенте. Ни полслова! Теперь понятно, почему он был в такой панике!
— Он и сейчас в панике, — проговорил Док. — Когда вы ушли на свидание… ну, с нашим общим знакомым из отеля «Малага»… часа через полтора включился «голосовик» — «жучок» на дубе выдал импульс. Разговаривали Назаров и Розовский…
— Я видел, как они разговаривали, — подтвердил я. — В стереотрубу, из отеля.
— Но не слышал о чем.
— Как я мог слышать?
— Тогда послушай. Вам, Ефим, это тоже будет интересно…
Док перемотал пленку на магнитофоне и включил воспроизведение. Послышались веселые мужские голоса, говорившие по-гречески или по-турецки, громкий плеск воды.
— Это турки, ребята из охраны, купаются, — объяснил Док. — Сейчас, секунду…
Голоса стихли, в динамике раздался легкий металлический щелчок. Пошла запись:
«— Опять бессонница?.. Фима говорит, что тебе нужно надраться до поросячьего визга и как следует поматериться, облегчить душу… Может, сейчас и начнем?
— Сядь и не мельтеши.
— Что ж, придется одному… Будь здоров, Аркадий!
— Ты слишком много пьешь.
— Разве?
— Что с тобой происходит?.. Да кури, черт с тобой, только отсядь подальше!.. Ну? Я спросил: что с тобой творится?
— А с тобой? С тобой ничего не творится?.. А со мной творится. Да! И ты прекрасно знаешь что!
— Что?
— Ты хочешь, чтобы я произнес это вслух? Изволь. Я боюсь. Мы в смертельной опасности. Мы с тобой работаем тридцать лет. И в таком положении не были ни разу!
— Это ты не был. А я был.
— Тебе этого мало?.. Послушай, Аркадий. Мы должны немедленно уехать. Исчезнуть. Я все продумал. У нас есть прекрасные, надежные документы. Мы наймем катер и переплывем в Бейрут. Оттуда улетим в Нью-Йорк. Это огромный город, там полно русских, никто на нас даже внимания не обратит. Там можно скрываться годами. И телекоммуникационная сеть такая, что можно управлять делами, не боясь расшифроваться. И без всякого ущерба для нашего бизнеса! Поверь, это идеальный вариант!
— Нет.
— Не хочешь в Нью-Йорк? Ладно — в Берлин, в Сингапур, в Сидней. Только скажи — куда?
— Я тебе уже говорил. Никуда. Мы не сдвинемся с места, пока все не выясним.
— Когда?! Когда мы все выясним?!
— Вопрос к Губерману. Этим занимаются его люди.
— Да нас же размажут по стенам, как этих семерых на вилле „Креон“! Неужели это до тебя не доходит?!
— Усиль охрану.
— У нас и так уже десять человек! Да хоть полк нагони! Ты что, не понял, с кем мы имеем дело? Это не просто убийцы, это настоящие профи! Ну что ты пожимаешь плечами, будто речь идет не о твоей жизни?!
— Если они такие профи, нам и в Сингапуре от них не скрыться. А если так, нечего и дергаться.
— Тебе плевать на свою жизнь? Так подумай хотя бы об Анне! Если тебя убьют, кто будет заботиться о ней? Кто будет оплачивать счета за ее лечение?
— Ты.
— Ха! Спасибо за доверие. Но боюсь, что в очереди к вратам небесным я буду стоять сразу за тобой. Или даже впереди тебя.
— Тебя не убьют.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я думал обо всем этом… Ефим прав. Здесь не политика. Здесь — нефть. Я должен был понять это раньше!
— Ну так и продай им этот проклятый патент! Я тебе сразу об этом сказал! Вспомни: я с самого начала был за то, чтобы заключить с ними сделку! Не так, скажешь?
— Так. Поэтому тебя не убьют.
— Ты… Почему ты так говоришь?
— Они знают твою позицию. Мы, собственно, и не скрывали наших разногласий. Это была самая главная наша ошибка. Если меня убьют, ты продашь им патент. В этом и есть их расчет.
— Ты с ума сошел. Ты подозреваешь меня в предательстве?
— Я просто констатирую факт… Ну что ты вскочил? Сядь, ради Бога!.. У меня и в мыслях не было тебя в чем-то подозревать. Что ты, Борька! Мы тридцать лет вместе. Ты — один из очень немногих близких людей, которые у меня остались. Я часто был к тебе несправедлив. Орал на тебя, обзывал трусом…
— Это была не трусость, а осторожность.
— Да, конечно. Поверь, мне очень стыдно. Если бы люди заранее знали об утратах, они жили бы совсем по-другому. И к Анне я был часто несправедлив. И к Сашке…
— Ты их любил. И они это знали.
— Тебя я тоже люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
— Спасибо, Аркадий. Я это знаю… И очень ценю…»
