Подай ти господь миром обладати, а в иск будущий в небе царствонати[485]. Знакомство Полоцкого с античной политической философией позволило ему выступить с изощренной светской защитой царского абсолютизма. Схоластический метод, приобретенный им в Киеве, где он получил образование, вскоре вошел в моду среди новой церковной иерархии в Москве, чему в конце шестидесятых годов способствовали такие труды, как «Ключ разумения» ректора Киевской академии Голятовского и «Мир с Богом человеку» «русского Аристотеля» архимандрита Киево-Печерской лавры Гизеля. «Синопсис» Гизеля — официально заказанная история России, выдержавшая к концу века пять изданий, — безоговорочно объяснял победу Московского государства над Польшей тем, что Богу абсолютное самодержавие угоднее разделения власти в республике. «Гетманы» и «сенаторы» превратили Польшу из царства в княжества, а из княжеств — в воеводства. Однако царь московский теперь избавил «мать городов русских» от ига католической Польши и стал могущественнейшим из монархов. Вот так истинно христианская империя возвратилась на восток впервые после падения Византии, «яко орлю юность обновляти»[486]. Полоцкий тоже популяризировал в Москве новое ощущение имперской судьбы и новый язык схоластических диспутов, который ввела Киевская академия. Кроме того, он был настойчивым пропагандистом новых западных форм искусства. Велеречивые силлабические стихи, затейливые книжные иллюстрации делают его истинным мастером барокко. В 1667 г. Полоцкий представил царю меморандум, выдвигая новую, менее ригористическую теорию иконографии, которая на протяжении следующих двух лет неоднократно одобрялась заезжими патриархами, а также ведущим художником-новатором Симоном Ушаковым и самим царем[487]. Ссылаясь на классических, равно как и на христианских авторитетов, Полоцкий утверждал, что творческий талант есть дар Божий и должен применяться изобретательно; что иконы могут передавать физические особенности и внутренние чувства предмета изображения, а не только его традиционную стилизованную форму. В том же 1667 г. Алексей пошел даже дальше, назначив бывшего никоновского художника-портретиста официальным живописцем царской семьи. Не прошло и нескольких месяцев, как иллюстрации из немецкой Пискаторской Библии украсили стены покоя его сына Алексея, а в новой иллюстрированной рукописи было даже изображение долго находившейся под запретом фигуры Бога-Отца — в виде преуспевающего толстяка, возлежащего на диване[488]. Полифоническая музыка барокко бросала вызов форме старинных русских песнопений, также впервые в Москве начали ставиться светские пьесы, специально писавшиеся для этой цели. Две первые написал и поставил одну за другой осенью 1672 г. Иоганн Грегори, пастор одной из лютеранских церквей в Москве. Затем последовали еще четыре пьесы и два балета, а первая труппа Грегори из шестидесяти человек, набранных из живших в Москве иностранцев, вскоре начала пополняться добровольцами из Прибалтики. Спектакли давались на русском и немецком языках в частных домах и в Кремле, а затем и в специально построенном деревянном театре. Украинцы и белорусы также написали и поставили ряд «школьных драм», пользовавшихся популярностью в этих латинизированных областях. Многие такие спектакли сопровождались музыкой, так что Россия познакомилась со светским пением и светской музыкой не в жизни, а на спектаклях[489]. Смешение старых и новых звуков при дворе Алексея его придворный врач, англичанин, сравнил со «стаей ушастых сов, гнездом галок, стаей голодных волков, семью кабанами в ветреный день и тем же числом кошек»[490]. Особенно оглушительной эта какофония была на второй свадьбе Алексея в Кремле, длившейся почти до утра и весьма отличавшейся от его первой пуританской свадьбы в 1645 г., на которой никакой музыки вообще не звучало. В Москве последних лет царствования Алексея царила атмосфера вроде той, которая отличала Англию после Реставрации. В инструкциях своему послу, отправленному в Англию в 1660 г., Алексей поручает ему обеспечить прибытие в Москву «мастеров, искусных играть комедии»[491]. Первый английский посол Карла И, прибывший в Москву четыре года спустя, поставил «изрядную комедию в прозе» с музыкальным сопровождением[492]. Пьесы Грегори были того же жанра, что и «аглицкая комедия». А вторая супруга Алексея, на которой он женился в начале 1671 г. (через два года после смерти первой жены), происходила из рода Нарышкиных, поддерживавших дружеские отношения с иностранцами, включая роялистов-шотландцев, бежавших из Англии от пуританского Протектората.
Во многих отношениях 1672 г. ознаменовал «конец светской изоляции России»[493]. Новая жена царя подарила ему сына, будущего Петра Великого, и ликующий Алексей отправил во все ведущие страны Европы «великие посольства»[494], которые оповещали о рождении Петра и предваряли поездку самого Петра на Запад в конце века. Другим предвестием приближения эпохи, когда России предстояло занять полноправное место среди европейских государств, стало официально субсидированное роскошное цветное издание 1672 г. «Титулярника великих государей» с 65 портретами не только русских, но и иностранных владетельных особ. Эти относительно реалистические портреты европейских государственных мужей были произведениями индивидуальных художников и резко контрастировали с анонимными идеализированными образами православных святых, которые до того времени безраздельно господствовали в русской живописи[495]. Уже при Алексее полусвященный титул «царь» начинает уступать место западному титулу «император». Хотя официально титул этот был принят в правление Петра, новый трон Алексея, созданный в шестидесятых годах по польским рисункам персидскими мастерами, украшала надпись на латыни: «Potentissimo et Invictissimo Moscovitarium Imperatori Alexio»[496]. Тонко внедрялась сугубо современная идея неограниченного самодержавия правителя страны. Прибывший из Константинополя в июне 1655 г. «великий венец» был украшен изображением царя и царицы на том месте, где прежде помещался символ верховного владычества Бога, и на печати с двуглавым орлом изображение Алексея начало заменять изображение св. Георгия[497]. Для большой группы зависевших от него иностранцев в Москве Алексей был теперь уже не главой уникальной религиозной цивилизации, а образцовым европейским монархом. Пастор Грегори писал в стихотворении: …как могу я достаточно восхвалить Несравненного царя, великого владыку русских? Он любит нас, немцев, сильнее, чем русских, Раздавая должности, награды, милости и богатства. О достойнейший царь, да вознаградит тебя Бог. Кто не был бы рад жить в этой стране? [498] Светская любознательность охватывала все сферы жизни. Русские установили первую регулярную почтовую связь с Западом[499], а в 1667 г. впервые использовали астрономические расчеты для навигации[500] и отправили в Пекин первый торговый караван, уполномоченный вести переговоры с китайским императором. Глава посольства вернулся с самым благоприятным впечатлением от грамотности и духа гражданственности, опирающейся на традиции конфуцианства[501]. В самой России Алексей обратил художественные таланты на службу не священным, а светским целям. Писание икон было в Кремле поставлено под административное управление Арсенала, и наиболее важной постройкой в Кремле в последние годы царствования Алексея была не церковь, но здание Посольского приказа, глава которого окружил себя не иконами, а часами и календарями[502]. вернуться 76. И.Еремин. Декламация Симеона Полоцкого // ТОДЛ, 1951, VIII, 359–360. Эта декламация 1660 г. на взятие Полоцка представляет собой, по мнению Еремина (354–356), первое в русском языке использование стилизованного силлабического стиха. «Орел российский» перепечатан с предисловием Н.Смирнова в: ПДП, СХХХШ, 1915, ѵіі, 65–78. См. также пышные вирши на рождение Петра Великого с намеками на освобождение Константинополя в кн.: Гудзий. История, 470–472, библиография 576, примеч. 1, а также: И.Татарский. Симеон Полоцкий, его жизнь и деятельность. — М., 1886; Симеон Полоцкий. Избранные сочинения / Под ред. И.Еремина. — М. — Л., 1953. А.Белецкий теоретически обосновывает, что до этого Полоцкий успешно занимался поэтическим творчеством, причем писал на трех языках — польском, латыни и белорусском (Сборник статей вчсстьА. И. Соболевского. —Л., 1928, 264–267). А.Позднесв связывает Полоцкого с традицией музыкальной версификации и напевов польского барокко в статье: La Poesie des chansons russes aux XVII et XVIII siecles // RES, 1959, 29–40. Лучшее общее исследование творчества Полоцкого принадлежит Л.Майкову: Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII вв. — СПб., 1896, 1 — 162. Отличное критическое исследование полемики Полоцкого со старообрядцами (показывающее, что его больше интересовали вопросы догмы, а не обрядов и что он почти ничего не знал о восточных отцах церкви, однако не преследовал никакого определенного плана или своекорыстных целей) можно найти в: Д.Ягодкин. Симеон Полоцкий как полемист против раскола // Странник, 1880, сен. — окт., 73-110; нояб., 316–382; дек., 542–556. вернуться 77. При ведено в превосходной статье: И.Еремин. К истории общественной мысли на Украине второй половины XVII в. //ТОДЛ, X, 1954, 217, 219. «Синопсис» был напечатан в 1674 г. и выдержал много переизданий, оставаясь на протяжении почти всего XVIII столетия наиболее популярной историей России. вернуться 78. И. Майков. Симеон Полоцкий о русском иконописании. — СПб., 1889; об Имперской хартии 1669 г. см.: ААЭ, IV, 224–226. вернуться 79. Рисунок в рукописи «Духовное лекарство». См.: А. Успенский. Царские иконописцы в живописи XVII века. — М., 1910, И, 314–316. Успенский считает (II, 24), что к 1662 г. только в Оружейной палате было шестьдесят живописцев-ино-странцев; Овчинникова (Портрет, 25–26) указывает на пребывание в России в сороковых годах голландского художника еще до Вухтерса, но ставит под сомнение, что портрет Никона писал Вухтерс, полагая, что портрет был написан позже, и тем снимая с Никона обвинение в отступничестве от москвитянского взгляда на искусство. Перемены в стиле и сюжетах рассматривает В. Никольский в кн.: История русского искусства. — М., 1915, I, 143. При Алексее многочисленные портреты русских дипломатов писали за границей иностранные художники (История русского искусства, IV, 452–453). К 1670 г. на стенах покоя сына Алексея в Кремле висели пятьдесят немецких гравюр (Забелин. Домашний быт, I, 169–170). Большое число рукописных книг, изготовлявшихся в то время в Посольском приказе, объединяют, по сути, рационалистическую философию Спафария с реалистичной манерой портретов Богдана Салтанова. См.: И. Михайловский. Важнейшие труды Николая Спафария (1672–1677). — Киев, 1897; И. Кудрявцева. Издательская деятельность Посольского приказа // Книга: Исследования и материалы, 1963, VIII, 179–244. вернуться 80. Т. Ливанова. Очерки и материалы по истории русской музыкальной культуры. — М., 1938, 189. Текст «Артаксерксова действа» пастора Грегори, давно считавшийся утраченным, был найден в двух разных списках. Один, видимо принадлежавший саксонскому врачу Ринхубсру, практиковавшему в Москве, был обнаружен в Лионе и опубликован в Париже в 1954 г. под редакцией А. Мазона и Ф.Кокрона; второй, видимо принадлежавший русскому государственному деятелю А. Матвееву, был опубликован в СССР в 1957 г. под редакцией И. Кудрявцева. Общий обзор репертуара Грегори см. в статье: А.А.Мазон // ТОДЛ, XIV, 1957; о документах, связанных с организацией театра в Москве, см.: С. Богоявленский. Московский театр при царях Алексее и Петре. — М., 1914. О музыкальном сопровождении (в дополнение к каталогу этих пьес и балетов, приведенному в: Гудзий. История, 482) см.: Гозенпуд. Музыкальный театр, 13. О Полоцком и «школьных действах» см.: Гудзий. История, 487–492; Ливанова. Очерки, 179–185; А. Белецкий. Старинный театр в России. — Ann Arbor, 1964 (перепечатка московского издания 1923 г.). вернуться 82. Цит. из инструкций Ивану Гебдену в: J. Patouillet. Le Theatre de moers russ-es, des origines a Ostrovski, 1912, 23. О музыке на второй свадьбе царя см.: Финдейзен. Очерки, 1, вып. Ill, 311–313. вернуться 84. Мнение Тихонравова, высказанное в связи с миссией ван Штадена набрать за границей актеров для нового театра (приводится по: J.Patouillet. Theatre, 24). вернуться 85. Один посол был отправлен в Северную Европу, другой в Рим и Центральную Европу, третий в Западную Европу (включая Испанию), а на следующий год четвертый посол был отправлен в Польшу в качестве постоянного представителя России. См.: Von Rauch. Moskau, 38–42; Н. Чарыков. Посольство в Рим и служба в Москве Павла Менезия (1637–1694). — СПб., 1906; А. Попов. Русское посольстно, 1—27; Д. Лихачев. Путешествия русских послов XVI–XVII вв. — М. — Л., 1954, 426–441. вернуться 86. Титулярник, или Корень великих государей, 1672 (второе изд. 1673–1677). См.: Овчинникова. Портрет, 65–70. При царе Михаиле русские иногда употребляли титул «император», особенно в сношениях с Западом. См. его употребление I мая 1633 г. в прокламации царского вербовщика шотландских наемников (A. Steuart. Scottish Influences, 34). В другой книге (Respublica Moscoviae ct Urbes. — Leiden, 1630) указано, что титул «Magnus Doniinus, Impcrator» употреблялся еще в 1613 г. Французы называли Алексея «етрегеиг» в 1654 г. (берх. Царствование, I, 85), но пристегивали этот титул к имени «Александр», что вряд ли свидетельствует о близком знакомстве с русской действительностью. Кромвель и Карл II оба именовали его «императором» (Иконников. Ордин-Нащекин, 283, примеч. 1). вернуться 87. А. Ведьтман. LeTresorde Moscou (Оружейная палата), 1861, 2-е испр. изд., 45. вернуться 88. Савва, архиепископ Тверской. Sacristic patriarcale dit synodale de Moscou. — M., 1865, 2-е иллюстр. изд., 9—10; Сидоров. Гравюра, 218–219, иллюстрация напротив 216, а также 203–204. вернуться 89. «…wie soil ich gnug preisen/ den unverglichen Tzar, den Gross-Herzog dcr Reussen? / Der unser teutsches Volk mehr als die Reussen licbt,/ und ihnen Kirch und Siz, Sold, Ehr und Schatze giebt./ О hochst-gepriessner Tzar, Gott wolle dich belohnen,/ wcr wolte doch nicht gem in diesem Landc wohnen?». Приведено H. Лихачевым (H.Лихачев. Иностранец-доброжелатель России в XVII столетии. — СПб., 1898, 6) по рукописи, которую Грегори в октябре 1667 г. отдал Иоганну Аллгейеру, уроженцу Штутгарта, ранее побывавшему в России с Олсарием. вернуться 90. Почтовая служба была создана как одолжение иностранцам и была заведомо ненадежна для дипломатических донесений. См.: Шлосберг. О начале, 75–77 и библиографию, 77, примеч. 5; также: И. Козловский. Первая почта и первые почтмейстеры в Московском государстве. — Варшава, 1913, в 2 т. После 1668 г. почта перешла в подчинение Посольского приказа, но оба пути на Запад — через Смоленск и Ригу — охранялись очень плохо. вернуться 91. Райнов. Наука, 434–437. Коперник и Браге — оба были из Восточной Европы, а в Данциге находилась самая большая обсерватория в мире после сгоревшей копенгагенской обсерватории Браге. Таким образом, изобилие новых астрономических сведений в ту эпоху не должно удивлять, хотя при этом примесь астрологии оставалась значительной, а знания, которыми обладала Россия, практического применения не нашли (там же, 439–454). вернуться 92. Д. Урсул. Философские и общественно-политические взгляды Н.Г. Милеску Спафария. — Кишинев, 1955, 83–85. Текст доклада на церковнославянском языке, представленного царю этим выдающимся уроженцем Молдавии, был опубликован с предисловием А. Яцимирского (А.Яцимирский. Китайское государство. — Казань, 1910). См. также: П.Яковлева. Первый русско-китайский договор 1689 года. — М., 1958, 101–109. Официальные отношения были установлены в 1675 г.; перед этим царь уже отправлял туда в 1663 г. не столь уполномоченного посланника (там же, 90–92). Царствование Алексея было важным периодом и в расширении дипломатических связей с Центральной Азией. См.: В. Ульяницкий. Сношения России со СреднейДзией и Индией в XVI–XVII вв. — М., 1889, особ. 18, 38–43. вернуться 93. История русского искусства, IV, 358 и след, об Оружейной палате, которой с 1654 г. и до своей смерти в 1680 г. управлял Хитрово, один из злейших придворных гонителей Никона. Артамон Матвеев после падения Никона и заката звезды Ордин-Нащекина стал ближайшим другом и советником Алексея. См.: А. Суворин. Боярин Артамон Сергеевич Матвеев. — СПб., 1900, 32 и след., особ. 48, — о часах с боем. Цветаев датирует 1665 г. появление зеркал, которые вкупе с одновременным обращением к реалистической портретной живописи и натуралистической иконографии способствовали восприятию человеческого тела со всеми его внешними признаками (Цветаев. Протестантство, 737). |
