– В восемь? Так-так, дайте подумать! У нас в подъезде, – она быстро прикинула, – шесть собак… Но сейчас все на дачах. Осталась я и профессор Смоленский. Он гуляет еще раньше меня и совсем недолго – его Виконт старый, и ему тяжело ходить. Вот и все мы – собачники… Еще несколько человек бегают тут по окрестностям, Вика, например… Милая девочка, вежливая, правда, у нее вечно в ушах затычки, и она ничего вокруг не слышит…
Итак, расписание собачьего променада только подтвердило алиби Олега Рыкова, но никоим образом не пролило света на то, кто убил Полину Стрельникову – красотку в мини-юбке, которую никто не знал, да и знать не хотел.
– Нет, никого не видела, – дверь Зимину открыла девушка в спортивном трико и с повязкой на лбу. Видимо, он оторвал ее от физических упражнений. – Я бегаю по утрам. И сегодня бегала. Во сколько? Выхожу я всегда ровно в восемь и бегаю полтора часа.
– И вы не видели никого, выходящего из дома или входящего в дом? – недоверчиво спросил Зимин. – Ни соседей, никого?
– Нет, в такое время в воскресенье в доме два с половиной человека. Спят все до полудня. А большинство по дачам расползается.
– А собачники? – поинтересовался капитан.
– Ах, собачники! – протянула девушка. – Да, собачники, конечно, вылезают. И я видела сегодня Наталью с ее псарней. Я от их лая всегда просыпаюсь ровно в шесть. Ползу, чтоб закрыть балкон – гавкают они безбожно. С балкона я их и видела. А когда выходила на пробежку, с почтальоном столкнулась.
– С почтальоном? – оживился Зимин. – С каким почтальоном?
– Какие бывают почтальоны! – раздраженно сказала девушка. – Обыкновенный почтальон.
– Вика, по воскресеньям почту не носят. С чего вы взяли, что это почтальон? Вы с ним знакомы? Как он выглядел?
– Нет, я его не знаю. Да я особо не разглядела… Просто подумала – вот почтальон.
– Ну а почему вы так подумали? Он что, газеты раскладывал?
– Да! – почему-то обрадовалась Вика. – Я видела его со спины – он раскладывал газеты по почтовым ящикам.
– Вика! – устало протянул Зимин. – Но по воскресеньям не носят газет! Вы видели, что он клал в ящики именно газеты? Почтовый ящик потом проверяли?
– Нет… Я редко туда заглядываю. Газет я не выписываю. Переписку веду по электронке. Но если хотите, могу посмотреть. Сходить?..
Через пять минут Вика вернулась с охапкой рекламных листков и протянула их капитану.
– Понятно. Их точно положили сегодня утром?
– Я не знаю, – капитан уже надоел девушке и так же надоели его однообразные вопросы.
Но Зимин оказался настойчив. Перспектива и отсюда уйти несолоно хлебавши вызывала в нем досаду.
– А у этого почтальона была какая-нибудь сумка? – хмуро поинтересовался он.
– Была сумка. Через плечо у него висела, – кивнула Вика.
– А одет он во что был? Как выглядел?
– Он был в плаще. Светлый плащ, длинный, с капюшоном, – Вика наморщила лоб. – А лица его я не видела, он капюшон глубоко надвинул.
– А молодой он или старый? Вы ведь спортсменка, Вика! Вы не могли не обратить внимание на его фигуру.
– Он немного сутулился! – обрадовалась Вика. – Уверена, он немолод. Да, это был высокий старик!
Зимин чуть не ругнулся от разочарования. Какой еще там старик! Опять мимо…
14 июня 2010 года, Москва, 25°С
Полковник Лежава с утра был явно не в духе.
– И что, этот звонок – единственная улика против этого… Орлова? Какие еще основания?
– Оснований полно, Георгий Шалвович, – спокойно ответил Зубов, – и улики на него есть, косвенные, но есть. А потом – сам-то я ничего не решаю. Следователь вынес постановление – мы его задержали. Усё.
– Дурачка-то не валяй, майор, – сощурился на него полковник. – Следователю кто данные предоставлял? Из рассказанного тобой я так понял, что Орлов не мог совершить этого преступления. И что же могут быть за основания для его задержания? Капитан, – он повернулся к Глинскому, который скромненько сидел в сторонке, – может быть, вы поясните?
– Без него не обошлось, – подал голос Виктор, – он избил и изнасиловал женщину всего за несколько часов до убийства.
– Чего-о?!
– Запутанная история. Попытка разобраться закончилась провалом, – сказал Зубов, с грустью вспоминая бесплодные попытки убедить Катрин не спускать Орлову гнусного поступка. – Одна из свидетельниц по этому делу, Екатерина Астахова, находится в интимной связи с ним полтора десятка лет. Но о том, что произошло, мы узнали не от нее, а от других свидетелей.
– И что? – нахмурился полковник. – Заявление от потерпевшей есть?
Зубов с Глинским переглянулись. Их доклад начальству становился похожим на дурацкую детскую игру «да и нет – не говорить». Ни на один вопрос полковник еще не получил внятного ответа.
– Товарищ полковник, – начал майор, – не станет она писать заявление… Она вообще отказалась говорить с нами на эту тему.
– Так я и знал, – язвительно усмехнулся Лежава. – Очередной детский сад. И какой же у Орлова мотив убивать девушку?
– Мотив железный! Ревность, например! – с воодушевлением начал Глинский.
– Стоило Астаховой перемигнуться с Кортесом – на тебе по морде! А тут – телка с ним пришла, и прыг в постель к Рыкову. Так получи!
– Откуда Орлов мог знать, что она с Рыковым? – проворчал Зубов, – Никак не мог.
– Астахова злорадно сообщила? – предположил капитан.
– Могла, – кивнул майор, – выпалила, как только тот на порог – ага, а твоя-то уже с другим трахается! Вполне могла.
– И что? Сразу резать, как свинью? – недоверчиво поморщился Лежава.
– Он собственник, – уверенно заявил капитан. – Вполне мог! Тот факт, что Стрельникова не убивалась по нему, а прыгнула в постель к другому, вызвало у него неконтролируемую ярость…
– Мне представляется более правдоподобным несколько иной мотив, – перебил его майор. – Ему надо было выместить свою ревность и злость на Астахову. Он хотел убить ее, но не смог…
– Просто избил и изнасиловал, – подхватил Лежава, – а потом искромсал Стрельникову. Да, вполне вероятно. Как мотив – вполне. Следователь назначит судебно-психологическую экспертизу на предмет аффекта. А кроме инцидента с изнасилованием, есть за что зацепиться в отношении Орлова? Исключая, конечно, звонок?
– Мы не можем исключить звонок, – упрямо пробурчал майор, – он звонил жертве аккурат перед убийством. Телефон, видно, спросил заранее. Зацепила она его.
– Он утверждает, что забыл телефон на кухне, – возразил Виктор, – Королева и Кортес подтвердили это.
– Они подтвердили, что он забрал мобильник с кухни утром. А когда он его там оставил, они знать не могут.
– Не могут, – согласился Виктор.
– Что еще? – потребовал полковник.
– Мы нашли бокал около трупа – пробормотал капитан, – с его пальчиками. Но бокал могли и подбросить.
– Могли, – Зубов согласно кивнул.
– И все? – поинтересовался полковник.
– Увы, – грустно сказал Глинский, – у него почти стопроцентное алиби.
– Что значит почти? – поинтересовался полковник.
– Я не доверяю алиби, подтверждаемому любовниками, – ответил Зубов.
– И все же это алиби… – протянул Глинский со вздохом.
– Подтвержденное, кстати, не кем-то, а Астаховой, которая, как выяснилось, спала как сурок. Как пьяный сурок, – произнес скептически майор. – А это, как я говорил, уже и не алиби.
– Понятно, – полковник потер переносицу. – Вы, мои дорогие, забываете о том, что дело опера – искать и устанавливать факты, а решать, насколько эти факты достаточны для привлечения к уголовной ответственности – дело наших коллег из следственного комитета. А теперь внятно – что у нас есть по этому делу?
Глинский открыл папку:
– Как только будет готово заключение по биологическому материалу, то, возможно, начнет складываться какая-то картина. А так – преступник работал в перчатках. Возможно, медицинских.
– Почему так думаешь?
– Следы талька на трупе. Медицинский след несомненный. Два медика в окружении жертвы… И скальпель в качестве орудия убийства…