Шестая лекция – «Поощрение науки» – была прочитана перед студентами. Это апофеоз либерального мировоззрения, питающего научно-исследовательскую работу и обещающего человечеству лучшее будущее. «В науке нет места для догм. Ученый свободен задавать любые вопросы, требовать любых доказательств, исправлять любые ошибки. Каждый раз, когда в прошлом науку использовали для создания новых догм, догматизм оказывался несовместимым с прогрессом науки. В конце концов, или догматизм уступал, или и наука, и свобода гибли вместе».
Седьмая лекция, прочитанная на собрании бывших студентов Принстонского университета, называется «Ученый в современном обществе». В этой лекции Оппенгеймер возвращается, правда несколько разбросанно, к излюбленным вопросам, в частности к проблеме всеобщности науки. С этой точки зрения развитие познания находит свое воплощение в двух противоречивых тенденциях. С одной стороны, число отраслей науки увеличивается все более и более; узкая специализация лишает исследователей возможности хорошо разбираться в положении вещей в смежных отраслях науки. Сам Оппенгеймер признается в том, что он имеет весьма поверхностное представление о развитии «других отраслей науки». Но наряду с этим разветвлением действует противоположное стремление к единству там, где ранее существовали лишь отрывочные, изолированные знания. Так, теория электричества объединилась с теорией света, квантовая теория – с теорией валентности. К этому можно добавить (хотя в 1953 году Оппенгеймер, вероятно, еще не был в состоянии сделать это), что биология вошла в контакт с электроникой.
Невежество ученого в тех областях, в которых он не является специалистом, это одна проблема. Другая проблема – это невежество людей вообще в вопросах прогресса науки и прежде всего в вопросах общечеловеческого значения научного опыта. «Научный опыт состоит в ударе головой о скалу, после чего мозг осознает, что голова действительно ударилась о что-то твердое; подобный опыт весьма трудно передавать другим путем популяризации, обучения или рассказа. Рассказать, на что похоже открытие чего-то нового, касающегося нашего мира, почти так же трудно, как описать мистический опыт человеку, не верящему в мистику».
Последняя лекция – «Перспективы искусства и науки» – читалась по совершенно иному поводу (двухсотлетию Колумбийского университета), чем предыдущая, однако она может показаться продолжением и углублением мыслей Оппенгеймера, высказанных им в седьмой лекции. В конце лекции Оппенгеймер проводит параллель между положением художника и ученого. И тот, и другой «живут на краю таинственности, которая их окружает; они должны привести прошлое в гармоническое единство с настоящим, навести известный порядок в хаосе. И тот, и другой призваны помогать людям».
Тот, кто попытается найти стройную систему в этих высказываниях Оппенгеймера, будет, вероятно, разочарован тем, что ему встретится несколько туманных и противоречивых мест. Однако было бы несправедливо упрекать в этом человека, который решительно отбрасывает любой догматизм и, впитывая в себя с почти болезненной жадностью любые аспекты реального мира, никогда не боится (учитывая принцип дополнительности) узнавать по мере необходимости противоречивые стороны мира, в котором он живет. В этом можно видеть известное интеллектуальное дилетантство; в отношении Оппенгеймера этот термин довольно точен, если только не придавать слову «дилетантство» презрительного оттенка. Независимо от политических взглядов Оппенгеймера, к тому же тесно связанных со спорными моментами его биографии, его идеи имеют ту заслугу, что ясно и волнующе формулируют важнейшие вопросы эпохи, которая действительно дает вопросов больше, чем ответов.
