- Кто вам на это ответит? - Савватьев присел на край нар. - За такой вопрос раньше подсвечниками били. «В чем вас обвиняют?» Разницу улавливаете? Отвечаю: мое дело простое. Не стоит выеденного яйца. Теперь спрашиваю я: в чем вас обвиняют?
- В краже вещей из автоматической камеры хранения. - Орлов в последний раз затянулся, поискал, куда бросить окурок, но не нашел, поплевав, сунул в карман.
- Вещи краденые нашли?
- Экспонометр и флакон духов. Духи жене подарил.
- По первой части пойдешь. - Савватьев уверенно перешел на «ты». - Что показываешь следователю? Заметь, молодой человек: я не спрашиваю, как было дело. Как показываешь?
Орлов вздохнул, но как-то неискренне. Он, правда, не знал пока, откуда придет помощь, но знал, что она придет, поскольку так бывало всегда. Настоящие беды обычно проносились над ним. Выручали родители, жена, заведующая багажным двором, сердобольные пенсионерки из дома, в котором он вырос. В последний момент удавалось кого-то неожиданно уговорить, разжалобить, умаслить. Ходатаи заверяли, унижались, клялись, что он переживает, раскаивается, давали слово, что ничто не повторится. Самому Орлову почти не приходилось говорить, он появлялся на сцене в последнюю минуту, когда все было уже решено, и ему приходилось только постоять несколько минут потупившись. Его прощали за молодость, за беспечность, за разлет густых бровей. Ради жены, которая вся извелась, живя с ним. Ради детей. Но проходило совсем немного времени, и все начиналось сначала.
- Загулял: с последней электричкой уехал на Москву-Третью. Там вагоны разгружают с вином... Утром с первой электричкой вернулся - почтово-багажный принимать. Только сервант перенесли, смотрю - сверху, на ящике, экспонометр. Духи на снегу валяются.
- Примитивно, - Савватьев поморщился, - в духе дворовой шпаны. Как упрутся на своем... Дети есть?
- Двое.
- Родители, иждивенцы?
- Мать - инвалид труда, двадцать пять лет на «Рот-Фронте»...
- Тогда лучше на чистосердечное. Мать, дети, все такое. Я смотрю, жена не спешит с передачей? Хорошо с ней жили?
- Всяко бывало. Позвольте еще сигарету?
- Магазин закрыт... - Савватьев встал, еще немного походил по камере. В руках он держал спичечный коробок, который быстро переворачивал наподобие колоды с картами. Все время, пока они с Орловым разговаривали, пальцы Савватьева постоянно находились в движении. Наконец Савватьев принял решение: - Кури. Потом сочтемся. Передачку мне сделаете или перевод. Проси у дежурного лист бумаги и карандаш. Скажи, явку с повинной хочешь оформить. Слыхал о повинной?
Немолодой, плотно сбитый сержант передал в камеру два листа бумаги и карандаш.
- Нашли себе работу, Савватьев? Эх, елки пушистые...
- Раз просит человек. - Савватьев развел руками.
Окошко захлопнулось.
- На имя прокурора будем писать? - спросил грузчик.
- В два адреса, в чем и хитрость. - Савватьев подмигнул. - Прессу подключим. - Он назвал фамилию известного публициста, автора судебных очерков. - Слыхал?
Потом Орлов получил обещанную сигарету и не шевелясь, тихо, чтобы не тревожить наторевшую в ходатайствах мысль сокамерника, курил в углу, а Савватьев, раздевшись до кальсон и аккуратно сложив костюм, сидел на нарах.
Писал:
«Уважаемый Николай Иванович!
Поверьте, ни при каких других обстоятельствах я не осмелился бы потревожить Вас, обратившись с просьбой. Более того, я весьма реально представляю затруднительное положение человека, вынужденного отказывать в чьей-нибудь просьбе, - человека честного и принципиального, разумеется, каким считаю Вас благодаря информации источника, - тут Савватьев на секунду задумался, но сразу же отыскал нужный ход, - который пока давайте оставим без внимания, отнюдь не потому, что он недостоин оного...»
1 января, 5 часов 15 минут
Илья вернулся домой под утро. Квартира оказалась пустой - хозяйка встречала Новый год в гостях у сына. На столе Илья обнаружил ее поздравительное послание, кусок торта «Прага», испеченного лично хозяйкой, и программу телепередач на праздники. «Щелкунчик» был отчеркнут жирной красной чертой.
И все же Илья не любил этот дом. Рядом, на лестничной клетке, жил заместитель начальника отделения милиции Александр Иванович, постоянный партнер хозяйки по шахматам, совсем молодой еще человек. В соседнем доме размещалась жилищно-эксплуатационная контора - с паспортисткой, товарищеским судом, штабом народной дружины, - чреватое опасностью соседство. Впрочем, жить в этом доме Илья не собирался: временное пристанище давало право на прописку, и только.
Несколько минут Илья слонялся по квартире, хотел убедиться в том, что он действительно один. Потом спокойно и обстоятельно осмотрел свои вещи. Их было немного - все ценное хранилось в камерах хранения в Киеве и на Рижском вокзале в Москве. При себе держал только то, что не успел или не хотел отправить на Рижский, - «пентакон», две отличные кинокамеры, еще потрепанный чемоданчик с барахлом, вот и все.
Илья поднял крышку чемодана - мелькнули расклеенные веером репродукции Айвазовского, несколько смазливых девиц, вырезанных из журналов, фотографии военных кораблей - Илья позаимствовал этот чемодан у Капитана на время, в самом начале знакомства. Все содержимое лежало в том же порядке, в каком Илья оставил его, - хозяйка особым любопытством не отличалась.
Хотелось спать. Илья лег на софу, укрылся с головой клетчатым спальным мешком, заменявшим одеяло. Под окном с перерывами скребли асфальт дворники. Звук от скребков был такой, словно там что-то жарилось и шипело на огромной, прикрытой крышкой сковородке.
Сон неожиданно пропал.
* * *
С Капитаном они познакомились на вокзале.
Илья привез в камеру хранения портфель с учебниками. Второй экзамен он тоже завалил, и, значит, прощай, институт. Илья уже представлял себе тягостное возвращение в Юрюзань, лицо жены, ее по-детски оттопыренную, перед тем как заплакать, пухлую нижнюю губу. Настроение было испорчено, Илья был подавлен, смят случившимся.
Дежурный по камере хранения листал забытую кем-то из пассажиров толстую книгу «Оценка доказательств в советском уголовном процессе» - ее передавали по смене недели две. Сержант, молодая женщина в «интересном положении», как говорили еще лет пятнадцать-двадцать назад, беседовала за столом с приезжей.
Свободных ячеек почти не было. Илья нашел одну - в самом конце отсека. Здесь уже находился пассажир. Мельком бросив взгляд на Илью, он продолжал заниматься своим чемоданом. Илья тут же забыл о нем.
Похожее на металлическое корыто дно ячейки оказалось сплошь покрытым царапинами. Приезжая в Москву на сессии, Илья успел познакомиться со многими ячейками, но в эту клал вещи впервые. Он продвинул портфель дальше, вглубь, и потянулся к шифратору.
Вид шифратора сразу насторожил: с внутренней стороны дверцы стояли четыре нуля, словно кто-то специально стер остающийся обычно чужой шифр. Илья посмотрел на человека, возившегося с чемоданом, - поворот головы, спина показались Илье подозрительными - в них чувствовалась неподвижная литая тяжесть.
Щелк! Илья повернул рукоятку шифратора на одно деление - незнакомец замер, весь обратившись в слух.
Продолжая наблюдать, Илья набрал шифр.
Щелк! щелк! - отбивал старенький шифратор с каждым поворотом диска.
Илья не стал запутывать незнакомца - каждый диск щелкнул ровно пять раз. «5555» - выскочили цифры с внутренней стороны дверцы. Потом Илья опустил в приемник монету, захлопнул ячейку и пошел к выходу.
Женщина-сержант продолжала тихо консультироваться с приезжей, дежурный ни разу не оторвался от захватившей его книги.
«Пока не узнает, уехал я или нет, все равно не возьмет», - подумал Илья, идя к выходу, и в ту же секунду услыхал позади тихое пошаркивание - незнакомец взял его под наблюдение.
Неожиданное событие на время отвлекло от тягостных мыслей. Минут пятнадцать Илья и незнакомец ходили по вокзалу вместе, словно связанные невидимой, но крепкой нитью.
