Работники Кропоткинского торга провели на почте изыскательские работы, никаких следов посылки не обнаружили и смиренно попросили сообщить номер квитанции — для прояснения обстановки и наказания виновных. Кроме того, торг попросил все же прислать шоферу сапоги.

Но ответ Г. Кустоусова, успевшего стать и. о. управляющего базой, не принес ничего: ни прояснения, ни сапог. И. о. гордо заявил, что возвращенные торгом без объяснения причин юфтевые сапоги базой реализованы, однако обида, нанесенная торгом, надолго останется занозой в сердце, каковое...

— А номер, номер-то какой? — снова вопрошает торг.

...каковое тоже не камень, ибо удовлетворение нужд трудящихся было и остается основой основ...

— Да сообщите же наконец номер квитанции! — надрывается торг на исходе девятого месяца переписки.

...основ всей деятельности базы, всецело подчиненной задаче упрочения стабильных контактов и взаимного доверия предприятий оптовой и розничной торговли.

Шофер Жиреев, вконец изнемогший от изобильной переписки (все копии направлялись ему!) и тесной обуви, обратился в редакцию. Клянусь: в тот миг у меня и в мыслях не было упрекать Г. Кустоусова в злостной неделовитости. Хотелось самой малости — выяснить номер квитанции. И я позвонил на базу.

— Номер? — переспросил Г. Кустоусов, успевший из и. о. управляющего вырасти в управляющего без и. о. — По рукам нужно давать дезорганизаторам торговли — вот какой нужен номер! Правильно я говорю?

— Правильно, — говорю и я, — А комер-то какой?

— Номер — это пустяк. Номер я вам хоть через секунду назову. А вот взаимное доверие в секунду не восстановишь. Прав я или не прав?

— Правы. А номер?

— Это пожалуйста! Записывать будете или запомните?

— Запомню. Впрочем, могу и записать.

— Тогда лучше запишите: люблю точность! Ручку взяли или подождать?

— Ручку взял, ждать не надо.

— Гм... Вам именно на эти сапоги или на другие?

— Хотелось бы именно на эти.

— Тогда давайте так: я позвоню вам завтра и сообщу точный номер. Договорились?

— Договорились.

Но завтра он не позвонил. Через месяц тоже. И я теперь во всеуслышание заявляю: в деловую репутацию управляющего базой верить нельзя!

Представляю, какая паника возникнет в деловых кругах Кировской области. Г. Кустоусова наверняка пригласят в большую красивую комнату, и суровые распорядители кредитов скажут:

— Коллега, вы грубо нарушили незыблемый моральный кодекс хозяйственника! Честное слово распорядителя кредитов — это тоже фактор экономического прогресса. Так вот: или вы, коллега, докажете свою невиновность, или вы нам больше не коллега!

Напрасно Г. Кустоусов будет трясти положительными характеристиками с прежних мест! Напрасно станет упирать на аккуратную уплату взносов и моральную устойчивость — ему не поможет ничто. Разве что дуэль! Гневный и оскорбленный, он будет ждать меня на пустынной опушке с острой шпагой в руке.

...Нет, не отговаривайте меня, гуманный читатель! Что сделано, то сделано, и я ни о чем не жалею. Пусть даже у Г. Кустоусова в решающий миг дрогнет рука — все равно жребий мой измерен. Ибо на той же опушке, чуть подальше, будет нетерпеливо мерцать мстительной шпагой заместитель директора Северского лесоперевалочного комбината Р. Рохлинский. Или не шпагой, а просто дубиной — не в этом суть.

А суть в том, что в конце сентября минувшего года заместитель начальника управления треста «Тюменьгазмеханизация» Н. Балалаев заключил с Р. Рохлинским джентльменское соглашение на аренду баржи. Взамен газовики передавали лесоперевалочному комбинату трубоукладчики. Срок соглашения — месяц.

Когда месяц истек, оказалось, что Р. Рохлинский... ну, как бы эта помягче?., полуджентльмен. То есть он не такой нахал и клятвопреступник, чтобы вчистую отрицать наличие устного соглашения. Но и не настолько безупречен, чтобы достойно возвратить долг. Более того, он высказал глубокое убеждение, что Балалаев, поверив ему, Рохлинскому, на слово, совершил большую глупость, и если он, Рохлинский, не воспользуется этим счастливым случаем, то над ним будет смеяться «вся Тюмень».

Не сомневаюсь: уж теперь-то вся деловая Тюмень возмутится до глубины души поступком обесчестившего ее Р. Рохлинского. Этим и объясняется нетерпение, с которым он будет ждать исхода моего первого поединка.

Но даже удачно миновав второй барьер, я не смогу считать себя в безопасности. Ибо чуть дальше, за кустом орешника, ждет немедленной сатисфакции начальник комбината «Донбассантрацит» Ворошиловградской области.

Горнообогатительные фабрики этого комбината поставляют топливо Змиевской ГРЭС. И буквально каждый вагон, прибыв к месту назначения, весит меньше чем положено.

Что это — усушка? Утруска? Пыль, сдутая ветром дальних странствий? Увы? В каждом вагоне недостает от 1 до 12 тонн. Столько угля степным ветерком не сдуешь — это под силу разве что урагану «Алиса».

Но поскольку страшный ураган в нашем полушарии не наблюдается, остается предположить одно: вагоны систематически недогружаются на обогатительных фабриках. Систематически и, добавлю, сознательно. Ибо весь этот недогруз исправно включается в план, за перевыполненный план начисляют премии, а потом... Потом, когда премии уже получены, комбинат тихонько возвращает деньги за недопоставку. Впрочем, возвращает добродушно, без пререканий.

127 тысяч рублей только за первый квартал этого года возвращено змиевским энергетикам — скандал, а? Ведь это, если перевести на язык будней, значит: ежедневно ворошиловградцы стремятся залезть в чужой карман и ежедневно же их ловят за руку. Тут уж и без топлива — от стыда сгоришь!

Может, они и горят, но — не сгорают. И, признаться, это обстоятельство внушает мне некоторый оптимизм в личном плане. В плане дуэли и сохранения здоровья.

Я ведь из чего исходил в своих пессимистических прогнозах? Из того, что безупречная деловая репутация хозяйственному руководителю дороже жизни. Она не прихоть, не хобби, а насущная необходимость. Значительная доля удушающей переписки является на свет только потому, что порою руководители двух сотрудничающих предприятий не верят друг другу на слово. Лишь бумажное слово служит им надежной гарантией, все остальное — лирика. Более того, такие, как Рохлинский, не прочь и надуть своего же собрата.

Даже непосредственный ущерб от деловой распущенности не столь уж мал. На Змиевской ГРЭС, например, содержат специальную группу (оклады, конторские помещения, накладные расходы) только для того, чтобы круглосуточными бдениями хватать за руку шкодливых поставщиков. Но и эти жалкие тысячи рублей — что они значат в сравнении с тем несчитанным ущербом, который несут с собою базарные нравы иных должностных лиц?

С горечью допускаю, что искренний Балалаев, многократно изруганный своим руководством за «недальновидность», впредь поостережется верить на слово хоть кому-нибудь. Вероятно, он постарается запастись лишней бумагой, даже если успех дела будут решать секунды. От частых столкновений с должностной неискренностью происходит перевоспитание чувств, которое то тут, то там может отозваться перестраховкой, бюрократизмом, заболачиванием инициативы. Даже у тех, кто ко всему этому не был предрасположен.

«Единожды солгавши — кто тебе поверит!» — безапелляционно заметил Козьма Прутков. Напрашивается апелляция. Оказывается, верят. Как видите, поручают распоряжение кредитами. И даже, сколь ни странно, нахваливают за неправедно добытый трубоукладчик, одаривают премиями за преднамеренный недогруз... И потому, сдается мне, что вряд ли выстроится на опушке толпа жаждущих сатисфакции. Командировки на дуэль ведь не дадут, а за свои-то деньги?.. Скорее, дело ограничится признанием упущений и привычной постановкой на вид.

Так стоит ли нам торопиться с прощаниями? Вряд ли. Здравствуйте, товарищи!..

Содержание

Дают ли юношам полки?

Стрекоза на окладе

Коньяк для деверя

Мысленно с вами...