Или возьмем такое предложение, выдвинутое в фельетоне «С видом на море» (тоже, между прочим, еще полгода назад опубликованном). Это чтобы в случае, если трудящегося в санатории или доме отдыха, попросту говори, надули, не предоставили обещанных условий, — он, трудящийся, мог получить полноценную компенсацию за испорченный отдых. Сколько времени прошло, а ВЦСПС и Министерство здравоохранения хранят по этому поводу тягостное молчание.
Думаете, мы не напоминали вышеименованным учреждениям о необходимости отвечать на выступление газеты вовремя и по существу? Напоминали. И письменно, и по телефону, и в устной беседе. А теперь они могут отговариваться еще и тем, что, мол, прошел уже срок давности, что газетки подзатерялись и т. д. Но у нас будет могучий контраргумент — Вы, уважаемый товарищ министр, и Ваша инициатива. С Вашей помощью, уверен, мы добьемся успеха.
Если Вы согласитесь с выдвинутым предложением и дельно ответите на фельетон, я и моя семья будем Вам лично признательны. Если же нет, то, при всем к Вам уважении, я буду вынужден поставить на принципиальную высоту вопрос о левом башмаке, который отремонтирован не вполне удовлетворительно, а также о голубой сорочке, воротник которой после стирки весь в морщинах.
Остаюсь искренне на Вас уповающий, но тем не менее готовый к конфликту В. Надеин Р. S. Я дал почитать это письмо одному товарищу, который считает, что совершенно зря разговор был мною переведен в область личных взаимоотношений. Что, дескать, надо бы просто напомнить Вам о существующих положениях относительно того, как и в какие сроки следует отвечать на критические выступления в печати. Но я лично считаю, что все эти положения Вы и без меня знаете, а ученого учить — только портить. Вот почему я по-прежнему предпочитаю решить возникшие проблемы своевременного ответа на критические выступления в печати тихо, между нами, без широкой огласки и на взаимовыгодной основе. В. Н.
ОБИДЫ, ОБЕДЫ, ОБЕТЫ...
Признаюсь, на душе у меня сейчас не совсем спокойно, но все же этот фельетон я обязательно допишу до конца, изложу, как все было. Конечно, я лично предпочел бы не рисковать, но люди-то вон уж сколько времени питаются всухомятку! Жалко людей-то!..
А работают эти люди на автобазе № 34, в городе Навои Бухарской области. И недавно у них вдруг возник острый конфликт с руководством здешнего же горгаза.
Впрочем, тут я, кажется, не совсем точно выразился. Во-первых, никакой это не острый конфликт, а обычная проза производственных будней. Во-вторых, подавляющее большинство людей, которые питаются всухомятку, никакого отношения к этой прозе не имеют. А в-третьих, возник он не вдруг.
Дело в том, что на автобазе имеется небольшая автозаправочная станция. Она заливает горючее в свои, автобазовские, грузовики. Ну, и в порядке соседской помощи — в машины горгаза.
Но вот недавно выяснилось, что скромные емкости станции стали малы даже для своих грузовиков. И тогда руководство базы заранее, за месяц, предупредило письмом горгаз: мол, извините нас великодушно, но в связи с такой сложной производственной обстановкой подыщите себе другое место для заправки.
Наверное, письмо это огорчило горгаз, а может, и обидело. Наверное, там состоялось какое-нибудь совещание или расширенная летучка с повесткой дня: как быть?
— За такое вызывающее поведение, — сказал, вероятно, один из ораторов, — в прежние времена вызывали на дуэль.
— Откажутся, — резонно заметил другой. — Сошлются на занятость или нехватку кадров.
— А что, если пожаловаться ихнему начальству? Мол, стоящие перед нами актуальные задачи по повышению уровня обслуживания настоятельно требуют...
— Несолидно! Что мы, бедные родственники, чтобы жаловаться? Нет, если уж действовать, то самим.
— Правильно! Надо действовать самим! Или, точнее, бездействовать самим! Лишим газа всех работников автобазы — пусть тогда они жалуются.
Запланированному бездействию предшествовало активное действие: выяснение списочного состава автобазы с уточнением местожительства. И тогда в .тот день, когда база прекратила заправлять бензином машины горгаза, горгаз прекратил доставку баллонов на квартиры автомобилистов.
Ну, ладно еще, если бы газовая блокада касалась только руководителя автобазы — все-таки он отдавал распоряжение и подписывал злополучное письмо. Или старшего экономиста — он сигнализировал о простоях из-за нехватки емкостей. Конечно, при всем желании и тут невозможно узреть намек на законность, но в этом хоть была бы своя логика.
Однако глава здешнего горгаза твердо решил не останавливаться на полпути. Заправщики и шоферы, ремонтники и счетоводы, словом, все, кто имел несчастье работать на автобазе, были отторгнуты от голубого пламени. И уже через неделю по шуму ветхозаветных примусов, по дыму костров, разведенных в садах, можно было безошибочно определить:
— Здесь живет работник базы номер тридцать четыре!
И все чаще люди с базы стучались по утрам к соседям:
— Чайку не разрешите вскипятить? Поверите ли, уже неделю, как без горячего.
— Пожалуйста, ставьте!.. А начальству ихнему не пробовали жаловаться?
— Отчего же, пробовали. Только нам отвечают: в свете, мол, стоящих перед горгазом актуальных задач по повышению уровня... Спасибо, уже закипело!..
Письмо, которое прислали в редакцию рабочие и служащие автобазы № 34 из г. Навои, показывает, что на душе у коллектива накипело изрядно. Потому что и начальник горгаза, и главный инженер непреклонно соблюдают обет, данный ими на страх автомобилистам. Но я думаю, что после этого фельетона они смилостивятся над автобазой. Или, наоборот, автобаза пожалеет своих сотрудников в ущерб своим автомобилям. И этот вопрос можно будет считать исчерпанным.
Одно лишь меня беспокоит: вдруг решительность газовщиков из Навои будет сочтена достойной подражания? А этот фельетон — вызывающим поведением? Знаете, пока жалобу напишешь, пока ее разберут, пока то да се... А у нас дома на завтра блинчики намечены...
СЕМЕЙНОЕ ДЕЛО
Вот оно, письмо, взывающее к справедливости. И вот его фабула.
Пишет житель города Балабанова Калужской области Александр Иванович Трунов, но, поверьте, я ни за что не стал бы раскрывать его имени, если бы он сам на этом не настаивал.
О себе Александр Иванович сообщает, что трудится он старательно, никогда ни в чем предосудительном замечен не был, а вот поди ж ты — стал преступником. По милости, как он не без иронии замечает, железнодорожной милиции в г. Мичуринске Тамбовской области.
Что же заставило мичуринскую милицию прибегнуть к такой серьезной мере, как задержание пассажира? Отчего товарищеский суд в г. Балабанове оштрафовал безукоризненного производственника на пять рублей?
Да так, пустяк. Мелочь быта.
«После свадьбы я был на станции, купил билеты на поезд. При подходе поезда к станции, он стоял пятнадцать минут, жена куда-то ушла. Поезду скоро отправляться, а жены нет и нет. И когда она шла к вагону, я ее обругал нецензурными словами, за что и был задержан в милиции».
Так излагает сам Трунов этот зряшный, с его точки зрения, эпизод. И хотя упирает он на то, что оскорбил не чью-то постороннюю жену, а свою собственную, хотя попрекает милицию в игнорировании этого решающего для определения степени виновности обстоятельства — давайте пройдем мимо. Давайте уточним для себя лишь один момент, на котором впредь и сфокусируемся: что возвращались Труновы со свадьбы, но что свадьба эта была — не их.
Ибо воображение мое отказывается рисовать такую картину: белоснежная фата, черный жениховский костюм-тройка, шепот, легкое дыханье, сладостное предвкушение свадебного путешествия — и «обругал нецензурными словами». Нет, так не бывает!
Ну, а если после свадьбы уже минул добрый десяток лет? Если дети — уже и не совсем дети? Если девичьи атласные ланиты бывшей невесты там-сям помечены штрихами неумолимых морщин? Если как-то потихоньку забылись и кажутся уже манерными и выспренними самые употребительные прежде слова «Я тебя люблю»?
