Мы напрягли сеть информаторов, и та дала результат – оказалось, Эрасмуссен имел контакты ещё и с криптофанатиками.[8] Не знаю, какие именно цели они преследовали, но сквозь всю историю проходило нечто внерациональное, нелогичное.

У криптофанатиков также водились собственные сетевые странички с малопонятным и уж больно концептуальным содержанием. Вот характерная запись, оставленная Эрасмуссеном на их форуме: «Я не стану скрывать, как пришёл к ведическому пониманию истории. Лет десять назад мне доводилось много ездить по раскопкам. Во время одной экспедиции мы с помощью георадара нашли засыпанную песком, перевёрнутую, индейскую пирамиду. Раскопали её, и нашли вход. Хотелось найти золото. Украшения, монеты. Мы сломали печати и прошли тёмными лабиринтами до центральной камеры. Но там было пусто. Только сумрак и исписанные непонятными символами стены. Лишь на гранитной поверхности жертвенника лежал маленький венок цветов. Скромный, совсем небольшой. Он выглядел так, будто его оставили здесь полчаса назад. Не больше. Можно было подумать на грабителей, но следов взлома и грабежа не было. Да и где в той пустыне найдёшь цветы? Я всё смотрел на венок, смотрел, как полевые цветы, будто сорванные несколько минут назад, увядают на глазах. Войдя в пирамиду, мы впустили в неё своё время. Атмосфера, что сохраняла венок, исчезла, и цветы на глазах превратились в труху. Тогда я понял, что история живёт иначе, чем представляют рационалисты. Весна это правильный шаг, но нужно идти дальше».[9]

Интересно, куда? Мне захотелось найти романтика и уточнить.

Чудаки. Прямого ущерба не наносят, особенно если сравнить с настоящими террористами, что взрывают поезда.

Учёные странноватые люди, особенно, гуманитарии. Должно быть, снижение финансирования привело к вымыванию кадров. В результате в профессии остались люди не от мира сего…

На коммуникатор прислали ещё один файл, сведения о вероятном участии Эрасмуссена в давнем деле, имевшем определённый резонанс. Парень с похожей внешностью мелькал на кадрах любительского фильма в жанре исторического расследования. Вкратце – они в запасниках одного африканского музея обнаружили осколки облицовки, сбитой с египетских пирамид во время похода Наполеона. Причём на осколках просматривались вырезанные символы в стиле арабской вязи. По мысли «народных историков», это ставило под сомнение принятую сейчас хронологию исторических событий. Либо египетские пирамиды не настолько древние, либо арабская цивилизация многократно древнее, чем принято считать. Чудаки, одним словом.

Затем шеф дал наводку на Эрасмуссена. Тот как раз направлялся на концерт. Вероятно, там под гитарный грохот он должен был с кем-то пересечься. А у меня уже имелся приказ брать ботаника и колоть его.

Я приближался к району развлечений, сверяясь с данными коммуникатора. Прибор изредка включал голограмму местности, которая показывала координаты Эрасмуссена на карте. После установления визуального контакта я совсем успокоился – теперь тот никуда не денется. Он в одиночестве следовал по улице в направлении концертного зала, по пути осматривая квартал… С подозрительным пакетом под мышкой.

У меня же появилась возможность поглазеть на квартал. Давно сюда не заходил.

Люди здесь жили в особом ритме. Тут не было разделения на день и ночь. Район полностью накрывался козырьком из специальных панелей с изменяемой прозрачностью. Таким образом регулировалась освещённость улиц – поскольку огни рекламы обретают свой блеск только при отсутствии солнечных лучей. Это же помогало деформировать ощущение времени у людей. Смонтированные на высоких шпилях затеняющие панели при взгляде снизу походили на паутину. Конструкция так и называлась – паутина.

Местность затемнялась для создания особой атмосферы в масштабе целого квартала. В том числе поэтому комплекс развлечений располагался практически на окраине. На самом верхнем ярусе и у стены города, за которой разливалось сезонное море. Часть зданий упиралась в высоченную городскую стену. Стена с козырьком создавала эффект колодца, стабилизируя параметры местной погоды.

Паутина даже могла пропускать немного дождя во время специальных акций, а также создавать замысловатые рисунки из теней и света на тротуарах.

Клубы, казино, рестораны и другие заведения были сгруппированы в виде огромных зданий. Чаще всего они имели форму больших океанских кораблей. Создавалось впечатление, что они плывут в человеческом море, окружённые собственным блеском, в тени огромной полупрозрачной паутины.

На десятиметровой высоте располагались магнитные пути, по которым двигались маленькие пассажирские вагончики. Они служили для перемещения людей из одного здания в другое. Пути группировались пучками в три-четыре яруса, а уже над ними высились огороженные силовыми перилами трассы, где разрешались полеты аэротранспорта.

Непосредственно по улицам и тротуарам могли двигаться только такси данного района, принадлежавшие участникам рынка развлечений.

Я следовал сквозь относительно тихий уютный парк с символическими лужайками и декоративными деревьями. На скамейках и просто на траве отдыхали те, кто понял, что пора освежиться. По периметру парка работали акустические барьеры, создававшие внутри приятную тишину. Люди получали возможность отдохнуть от круговорота света и теней, от громкой музыки и друг от друга. В парке даже пели редкие птички. Не знаю, настоящие или нет.

Мой учёный добрался до наиболее шумной части района. Пришлось ускорить шаг, чтобы не потерять ботаника из вида, а квартал пытался отвлечь меня.

Он сверкал гирляндами огней, что были развешаны вдоль нижних этажей зданий. Он манил неоновыми вывесками и лазерными голограммами, что обращались ко мне направленными звуковыми лучами. Повсюду горел сочный, ярко-красный цвет. Над головой, в воздухе, красовались лейблы заведений, прокручивались рекламные ролики.

У каждого здания, в пределах акустического колодца, звучала своя характерная музыка. И в то же время у этих мелодий имелось нечто общее. Индастриал-рок, электронный панк и откровенная попса – всё содержало особую ноту движения. Хотелось идти дальше, открывать, пробовать, не останавливаться. Похожим действием обладали и трудноуловимые запахи, которые незаметно распылялись специальными освежителями.

На настроении людей сказывалось и отсутствие дождя. Здесь не нужно было кутаться и укрываться. Наоборот, люди раскрывались. Женщины могли носить любую одежду и обувь. Даже непрактичную и вызывающую, вплоть до самой откровенной, например, простого сплетения светодиодных нитей, символизирующих небольшой топ.

Район сверкал не только разноцветными огнями – золотистыми, серебряно-белыми, изумрудными – но и человеческими лицами, их глазами. Отовсюду доносились голоса. Район всегда отличался уровнем демократизма, здесь встречались люди почти всех социальных слоёв, разного возраста. Попадались татуированные и шрамированные фрики, и те, кто пришёл на них посмотреть.

Сейчас по кварталу слонялись группы киберпанков в классических кожаных куртках и брюках со встроенными девайсами. Скорее всего, они пришли только на концерт, и плевать хотели на местные попсовые развлечения.

Я подобрался к музейщику на расстояние двадцати метров, когда тот проходил мимо танцовщиц в красных стеклянных боксах. Они вновь отвлекли меня. Фигуристые девчонки ритмично, под музыку, трясли своей аппаратурой.

«А неплохо так… Злачный, но зато и самый человеческий квартал», – подумал я и сосредоточился на объекте слежки.

– Don’t walk, don’t walk, don’t walk, – доносился космополитный электронный голос с перекрёстка передо мной.

Я остановился, заметив, как мой клиент подошёл к парню в рокерской косухе и с прической-ирокезом. Я мысленно дал ему имя «Панк». Они обменялись характерным рукопожатием, пожав не ладони, а предплечья, ближе к запястью.