— Если бы мы сразу так поступили, — объявил Тирсений, ныне самоназначенный Начальник Камнедобычи, проверяя грузовые документы последней из барж, — мы бы сэкономили недели две. Жаль, что к моему мнению так мало прислушиваются, иначе я мог бы сберечь всем нам массу времени и усилий.
Агенор, ныне официально назначенный Производитель Работ, внезапно вспомнил, что не так давно он был скульптором-профессионалом и потребовал, чтобы для фасада сторожевой башни, которую мы возводили прямо за воротами, ему предоставили мрамор вместо песчаника. Я сказал ему, чтобы проваливал с такими идеями в пекло, после чего он обратился к Отцам-Основателям и объяснил, для украшения башни памятным фризом, изображающим сцену основания города, ему потребуется мрамор, да не простой, а отменного качества, с каковыми доводами Отцы-Основатели немедленно и согласились. Я сказал им, чтобы они тоже проваливали в пекло. За этим последовало несколько весьма напряженных собраний Комитета по Строительству, по результатам которых все возражения были формально запротоколированы, а Агенору велели заткнуть пасть и продолжать работы, что он и сделал, когда я пообещал ему весь мрамор, какой потребуется, но после выполнения приоритетных задач.
В какой-то момент — не могу припомнить, когда именно, но это произошло внезапно, когда мы смотрели в другую сторону — огромная беспорядочная свалка приобрела вдруг вид новорожденного города. Не Афины, конечно, и даже не Пелла, но безусловно город. В нем были улицы или узкие полоски земли, которые во благовремении обязательно ими станут; мы перестали шляться как попало и начали перемещаться только по ним. Они даже обрели имена — Главная улица и Воротная улица, Южная улица и Западная улица — ни одно из которых не значилось в предварительно утвержденном соответствующим подкомитетом списке, но когда ты говорил что-нибудь вроде «участок в дальнем конце Западной улицы, по левой стороне, если смотреть на море», тебя прекрасно понимали.
Мы испытали причудливые чувства, когда позволили себе согласиться с тем, что это произошло. И время шло, а скифы не нападали, деньги не прибыли из Македонии, но баржи продолжали идти из Одессоса, мы договорились о новых кредитах с городом Ольвией для покупки пищи, инструментов, тканей и канатов, нашли лес в дневном переходе от города, перестали носить броню и отправлять вооруженный эскорт, выкопали первый колодец, завершили предварительную разведку земли и принялись нарезать и распределять участки, деньги все не приходили, мы разобрали частокол, поскольку он уже начал мешать, а дерево нужно было в других местах, мы возвели первый дом, начали первый храм, мы проводили бесчисленные собрания, мы провели первую борозду, мы заложили основание зернохранилища, деньги прибыли, но в недостаточном количестве, четвертый дом развалился ночью и мы начали его снова, с нуля, мы огляделись вокруг и обнаружили, что прошел год... мы с Феано поженились — просто так, чтобы занять свободный день, пока мы ждали, когда высохнет штукатурка и можно будет начинать крыть крышу. Скифы все не атаковали. Мы все еще были здесь. И назавтра. И через день.
Я начал записывать историю города на куске пергамента, в котором привезли огромную сырную голову. Я записал наш первый урожай, первые смерти и рождения, первую существенную кражу, первое изнасилование, первую продажу земли... события не выдающиеся, и даже наоборот, весьма заурядные. Но они были живыми.
Невероятно…
Глава двенадцатая
Когда моему сыну исполнился год, я дал ему имя. Я откладывал это до последнего момента по тысяче разных малозначительных причин; вероятно, где-то в глубине души я верил, что если буду достаточно твердо игнорировать его наличие, он исчезнет. С чего мне было этого желать, не имею ни малейшего представления; на сознательном уровне у меня не возникало никакого желания от него избавиться, и даже недостатка родительских восторгов я не испытывал. Возможно, дело было в том, что мы с Феано не особенно ладили, хотя никакой логической связи между этими двумя явлениями я не вижу. С другой стороны, логика не слишком применима к подобным материям, насколько я мог заметить.
Я назвал его Эвполом; номинально в честь прадедушки, комического поэта, а на самом деле потому, что имя это означало (или могло означать) «из лучшего из городов».
Это была умиротворяющая жертва, принесенная колонии, а также в некотором роде издевательство над «официальным» именем города, выбранным Отцами-Основателями. В этом качестве оно было воспринято моими честными соседями, как выражение уверенности или акт веры. Что-то в этом духе, в общем.
Надо отдать нам должное: мы построили город быстро и на совесть. Я уверен, что успехом мы обязаны главным образом тому обстоятельству, что Отцы-Основатели, основательно проработав все детали, от названий улиц до цветов, в которые будут покрашены статуи, еще до того, как мы покинули Македонию, оставили всех в покое после высадки, позволив проигнорировать практически все их решения, что очень сильно нам помогло. Что до теоретизирования на тему идеальной формы управления идеальной колонией, до всех этих предварительных конституций и черновых сводов законов, которые мы набрасывали за вином и горохом, чтобы тут же порвать в клочки, то практической пользы от них оказалось не больше, чем от маленькой, инкрустированной жемчугом золотой сувенирной секиры. Мы вообще не забивали себе голову этой ерундой; она нам не понадобилась. Проблема, с которой мы столкнулись, заключалась не в доведении указаний правящего класса до населения — совсем наоборот. Трудности заключались в том, чтобы найти хоть кого-то, кто был готов вообще отдавать указания.
Звучит странно? Действительно, необычная сложилась ситуация. Вышло так — по случайности ли или неявной волей богов — но мы прибыли на побережье Черного Моря, не обладая никаким государственным опытом. Среди нас были землепашцы, было несколько человек, знавших кое-что от строительстве — вот, собственно, и все; другие технические знания, которыми мы располагали, касались убийства и ведения дебатов, но ни одна из этих дисциплин (мы быстро признали это, хвала богам) не помогла бы перекрыть амбар или выложить стену по прямой.
Итак, будучи в равной степени бесполезными членами общества, мы должны были в течение недели или двух дойти до кровавой междоусобицы, в которой каждая из фракций пыталась бы навязать свои невежественные представления всем остальным силой, как это происходит в настоящих городах. Тем не менее того весьма скудного числа специалистов хватило, чтобы к нашему общему изумлению составить довольно скоро эффективную систему управления. Каждый из этих специалистов отвечал за свой проект, а все остальные делали, что им велено, не разевая попусту рта. Как ойкист, теоретически я в любой момент мог вмешаться, запретить и приказать; но, как говорят, наличие у тебя десяти пальцев не обязательно означает, что ты умеешь играть на арфе. Как и любой другой земледелец, я знал понемногу обо всем, как раз в той мере, чтобы понимать, что некоторые вещи лучше доверить понимающему человеку.
Система эта работала, поскольку ни один из специалистов не жаждал отдавать приказы — в конце концов, кому нужна лишняя ответственность.
Скульптор Агенор, например, обладал умением обрабатывать камень и знал об архитектуре как раз столько, сколько требуется главному строителю города. Архитектором он не был, но мы его им провозгласили. Первое, что он делал, когда его призывали что-нибудь построить, это ясно заявлял, что он не архитектор, и предпочел бы, чтобы кто-нибудь другой распоряжался строительством. Посопротивлявшись и приняв поручение, он выполнял его с крайней осторожность, как кот, пробирающийся по ветке колючего дерева, и охотно прислушивался к дельным советам и мнениям, высказываемых всеми, у кого хватало отваги их огласить. Коротко говоря, мы достигли, в основном благодаря случаю, той самой золотой середины, о которой болтали целые поколения философов: общества, в котором властью наделяются люди, не желающие властвовать, а все решения принимаются в условиях доброжелательного согласия. Поверь мне, система работала. Можно ли применить его где-нибудь, помимо абсолютно нового поселения — толпы народа с инструментами, оставленной посреди чистого поля без еды и крыши над головой, с тем чтобы они обеспечили себя всем этим самостоятельно, я понятия не имею. Это, кстати говоря, является другим положительным побочным эффектом процесса основания города: избавление от порочной страсти рассуждать о вещах, в которых ты ни рожна не смыслишь.
