Потом вернулись в казарму. Офицеров не было. Но они показались вновь и объявили, что выбор оружия, несомненно, принадлежит г-ну Г. Все отправились к Сизи. Режембар и Дюссардье остались на улице.
Виконт, узнав об этом решении, так взволновался, что несколько раз заставил повторить его, а когда г-н де Комен заговорил о требованиях Режембара, он пролепетал: «Однако же!», втайне склоняясь к тому, чтобы согласиться на них. Тут он опустился на кресло и заявил, что не будет драться.
- Как? Что? - спросил барон.
Из уст Сизи полился беспорядочный поток слов. Он хотел стрелять в упор, через платок, и чтобы был один пистолет.
- Или пусть в стакан насыплют мышьяку и бросят жребий. Это иногда делается, я читал!
Барон, человек нрава не особенно терпеливого, принял более резкий тон:
- Господа секунданты ждут вашего ответа. Это неприлично в конце концов! Что вы выбираете? Ну! Шпагу, что ли?
Виконт кивнул головой, что означало «да», и дуэль была назначена на следующее утро, ровно в семь часов у заставы Майо.
Дюссардье был вынужден вернуться к себе в магазин; сообщить об всем Фредерику пошел Режембар.
Фредерик целый день оставался без вестей; его нетерпение перешло всякие пределы.
- Тем лучше! - воскликнул он.
Гражданин был доволен его самообладанием.
- От нас требовали извинений, вообразите! Пустяк, одно какое-нибудь словечко! Но я им показал! Ведь я так и должен был поступить, не правда ли?
- Разумеется, - сказал Фредерик и подумал, что было бы лучше пригласить другого секунданта.
Потом, уже оставшись один, он несколько раз повторил вслух:
- Я буду драться на дуэли. Да, я буду драться! Забавно!
Расхаживая по комнате и очутившись перед зеркалом, он заметил, что лицо его бледно.
- Уж не боюсь ли я?
Страшное беспокойство овладело им при мысли, что на дуэли он оробеет.
- А если убьют, что тогда? Мой отец тоже погиб на дуэли. Да, меня убьют!
И вдруг ему представилась его мать в трауре; бессвязные образы замелькали в его мыслях. Он был в отчаянии от своего малодушия. Его обуял порыв храбрости, охватила жажда истребления. Он не отступил бы перед целым батальоном. Когда его возбуждение улеглось, он с радостью почувствовал, что непоколебим. Чтобы рассеяться, он пошел в театр, где давали балет, послушал музыку, поглядел на танцовщиц, а в антракте выпил стакан пунша. Но, вернувшись домой и увидев свой кабинет, обстановку, среди которой находился, быть может, в последний раз, он ощутил какую-то слабость.
Он спустился в сад. Сверкали звезды; он предался созерцанию их. Мысль, что он будет драться за женщину, возвышала, облагораживала его в собственных глазах. И он спокойно лег спать.
Иначе вел себя Сизи. Когда барон уехал, Жозеф сделал попытку пробудить в нем бодрость, но виконт не поддавался уговорам, и он ему сказал:
- Однако, любезный, если ты предпочитаешь замять дело, я пойду скажу им.
Сизи не решился ответить: «Да, конечно», но затаил гнев против своего кузена, который не оказал ему этой услуги без его ведома.
Он желал, чтобы Фредерик умер этой ночью от апоплексического удара или чтобы произошло восстание и наутро оказалось столько баррикад, что доступ к Булонскому лесу стал бы невозможен; или чтобы какое-нибудь препятствие помешало явиться одному из секундантов, ибо за отсутствием секунданта поединок не состоялся бы. Ему хотелось умчаться на курьерском поезде, все равно куда. Он жалел, что не знает медицины и не может принять такого снадобья, которое, не подвергая жизнь опасности, усыпило бы его и заставило считать его мертвым. Он дошел до того, что ему захотелось тяжело заболеть.
Ища совета и поддержки, он послал за г-ном дез-Онэ. Оказалось, что этот достойный человек уехал к себе в Сентонж, получив депешу о болезни одной из дочерей. Сизи это показалось дурным предзнаменованием. К счастью, зашел его навестить г-н Везу, его наставник. Тут начались излияния.
- Как же поступить? Боже мой, как поступить?
- Я бы на вашем месте, граф, нанял на Крытом рынке какого-нибудь молодца, чтобы он вздул того.
- Все равно, он поймет, кто его подослал! - заметил Сизи.
Время от времени он испускал стон.
- А разве закон разрешает драться на дуэли?
- Это пережиток варварства! Что поделаешь!
Педагог из любезности напросился на обед. Воспитанник его ничего не ел, а после обеда почувствовал потребность пройтись.
Когда они проходили мимо церкви, он сказал:
- Не зайти ли... посмотреть?
Г-н Везу охотно согласился и даже сам предложил ему святой воды.
Был май месяц, алтарь украшали цветы, слышалось пение, звучал орган. Но молиться он был не в состоянии; богослужение напоминало ему о похоронах, в ушах у него как будто раздавалось гудение De Profundis.98
- Пойдемте! Мне не по себе!
Всю ночь они играли в карты. Виконт старался проигрывать, чтобы умилостивить рок, и г-н Везу этим воспользовался. Наконец на рассвете Сизи, совсем изнемогающий, уронил голову на зеленое сукно и погрузился в дремоту, полную неприятных сновидений.
Однако если храбрость есть желание побороть слабость, то виконт проявил храбрость, ибо, увидев секундантов, которые пришли за ним, он напряг все силы, - самолюбие говорило ему, что отступление его погубит. Г-н де Комен похвалил его за бодрость.
Но, сидя в фиакре, от тряски и солнечного зноя он ослабел. Энергия его исчезла. Он даже не узнавал улиц, по которым они проезжали.
Барон развлекался тем, что еще усиливал его страх, заговаривая о «трупе» и о том, как его тайком провезти в город. Жозеф отвечал в том же тоне. Оба они, считая это дело нелепостью, были убеждены, что оно уладится.
Сизи ехал, понурив голову; он тихо поднял ее и заметил, что не взяли с собой врача.
- Это ни к чему, - сказал барон.
- Так, значит, опасности нет?
Жозеф ответил торжественно:
- Будем надеяться!
Больше никто не заговаривал в карете.
В десять минут восьмого прибыли к заставе Майо. Фредерик и его секунданты находились уже там, все трое одетые в черное. Режембар вместо обычного галстука надел галстук военный, на конском волосе; в руках у него был длинный ящик вроде футляра для скрипки, всегда фигурирующий в подобных случаях. Дуэлянты холодно обменялись поклонами. Затем все направились в глубь Булонского леса, по Мадридской дороге, чтобы выбрать подходящее место.
