Пусть простят меня читатели за горячность (скажут – субъективизм), за непримиримость (врагов надо прощать), за памятливость, не всегда трезво оправданную (излишний психологизм).
Начиналось, как всегда кажется, случайно. А. Ф. Лосев, оставленный при Московском университете для подготовки к профессорскому званию, в мае 1917 года искал себе новое пристанище, а попросту комнату. На Воздвиженке, рядом с Моховой, в доме 13 увидел билетик – сдается комната. Зашел в дом, в квартиру 12, познакомился с семьей М. В. и Т. Е. Соколовых и стал их постояльцем.
Казалось бы, случай привел Лосева на Воздвиженку. Но это была сама судьба, а если брать еще выше, то самый настоящий Промысел Божий. Новая квартира оказалась предвестием новой жизни. Здесь А. Ф. познакомился с дочерью хозяев Валентиной Михайловной, которая была младше его на пять лет (родилась в 1898 году, 27 апреля) и училась на Высших женских курсах Герье, что на Малой Пироговской улице, а потом в Московском университете.[63]
Она математик, а точнее астроном, специалист по небесной механике.
Родители Валентины Михайловны – почтенные люди. Он – владелец предприятия и магазина – лучшие щетки в Москве (сортов этих щеток было полторы тысячи, если не больше). Она – владелица модной дамской мастерской. Оба люди простые, из подмосковных крестьян, в детстве помнили крепостное право. Михаил Васильевич, по слухам, незаконный сын помещика. Оба, Михаил Васильевич и Татьяна Егоровна, искали счастья в Москве и принадлежали к купеческому сословию, набиравшему силу, но задавленному революцией. Сами малограмотные, но прекрасно умеют считать, ведут бухгалтерию (сохранились огромные бухгалтерские амбарные книги), есть у них и мастера, и мастерицы, и помощники в финансовых делах.
Семья Соколовых жила размеренной, деловой, зажиточной жизнью. Вряд ли думали родители, что их единственная дочь Валя станет ученым-астрономом да еще выйдет за философа Лосева и обоим будет уготован путь в лагеря и многие другие испытания. Не к этому ее готовили, давая ей утонченное образование.
Начали Соколовы скромно, но все-таки сразу же сняли помещение для мастерских в центре, на Арбате, в собственном доме генерал-майора Альфонса Леоновича Шанявского (Арбат, 2/4), известного основателя Общедоступного университета. Магазин щеток Михаила Васильевича находился на первом этаже, модная мастерская Татьяны Егоровны – на втором, там, где и квартира.
Однако уже с 1903 года Соколовы переехали на Воздвиженку, в дом Арманд, где можно развернуться – семь комнат на втором этаже, три – на антресолях, не считая других помещений: сараев, мастерской во дворе и жилья для мастеров. Вывеска у Татьяны Егоровны «Моды, платья и приданое» на русском и французском языках украшала дом 13 вместе с вывеской «Специальное щеточное заведение М. В. Соколова».
Аттестат на открытие собственного дела супруги получили еще в 1893 году – Татьяна Егоровна и в 1896-м – Михаил Васильевич. Когда дочь Валя стала гимназисткой, Михаил Васильевич тоже продвинулся. Он получил диплом и нагрудный знак «Действительного члена попечительного Общества о трудовых приютах для увечных воинов и их семей» (1908), участвовал в аукционных выставках лошадей в Императорском Московском обществе сельского хозяйства (выставлял специальные щетки для чистки лошадей) и получил не только бронзовую (1903) медаль, но и большую серебряную (1904). Эти медали стали фигурировать на особенных фирменных бланках Михаила Васильевича, где было перечислено много всяких полезных вещей, изготовляемых в «Специальном заведении».
События 1917 года оборвали деятельность супругов Соколовых. Постепенно приходилось отпускать мастеров и мастериц, ликвидировать деловую часть жизни и превращаться то в члена «Общества кустарей и ремесленников», то в члена «Кооперативной щеточной артели», пока наконец не стал старик Соколов «кустарем-одиночкой». Этот одиночка, однако, сохранял связи со своими мастерами, работа шла, и уже советская власть в Москве не могла обойтись без щеток Соколова. По сохранившимся счетам видно, что в нем нуждались все: наркомвоенмор, Высший совет народного хозяйства, Отдел снабжения ВЦИК (в Кремле), больницы, Дом печати, Наркомат транспорта, Дом крестьянина, Ленинский райсовет, не говоря уже о посольствах. Щетки были всем нужны. Но любопытно, что в 1931 году, в самый разгар бурной деятельности кустаря (о чем повествуют бланки заказов), Михаил Васильевич получил отказ на просьбу о выдаче хлебных карточек. 18 апреля 1931-го (через год после ареста зятя, А. Ф. Лосева) 79-летнему старику отказали в карточках, как будто он лишенец, хотя налоги брали исправно. И в этот же день Ленинский райсовет сделал ему заказ на изготовление нескольких десятков щеток для натирки полов и вытирания ног посетителям райсовета. Советская власть наводила чистоту в своих высоких учреждениях, а хлеб старик пусть покупает по рыночной цене, нечего прибедняться. Ведь отобрали же у Михаила Васильевича припрятанные царские рубли. Не выдержал препровождения в Бутырки старик и показал тайничок, когда шла кампания по изъятию золота. Вспомните, почитайте «Мастера и Маргариту» Булгакова, где великолепно рисуется фарс с «добровольной» выдачей властям сбережений царского времени. Михаила Васильевича прославляли, водя по камерам Бутырок, и ставили его в пример. Авось еще найдется какой-либо глупец и добровольно расстанется с валютой. Знали, что делали, когда отказали в карточках. Раскошелится Соколов, купит хлеба, небось еще где-нибудь припрятал.
А ведь так оно и было. Припрятал. Да погибло все в одну ночь, в бомбежку 12 августа 1941 года. Так и не воспользовался старик и дочери своей не сумел передать именно для нее, единственной, сохраненное, для будущих жизненных трудностей нажитое честным трудом за долгую жизнь золотишко. Но это ведь еще впереди, когда будет, а пока на дворе 1917 год. Одни говорят – революция, другие – переворот, а в общем все одно – разбой. Страшно жить в большой квартире, да при психически больном сыне и дочери-курсистке. К тому же появилось новое невиданное слово «уплотнение». Стали уплотнять квартиры буржуев, а попросту отнимать площадь и вселять братьев по классу, прихватывая заодно мебель, одежду, посуду – освобождали буржуев от излишков. Опасаясь разбоя, Соколовы вывесили билетик о сдаче комнаты. Может быть, попадется приличный человек. Он, как ни удивительно в это время, нашелся. Это был А. Ф. Лосев.
Детей двое (остальные умерли в младенчестве). Старший, Николай, окончил Императорское Высшее техническое училище – инженер-теплотехник; Валентина, младше чуть ли не на 20 лет, в 1915 году окончила Первую московскую женскую гимназию с медалью. Одновременно прослушала курс математического отделения и дополнительный педагогический класс Московской женской гимназии № 4. Прекрасно говорит по-французски, знает английский и немецкий, изучала латынь и греческий, любит музыку, хорошо играет, любит живопись и литературу, но не меньше – философию, математику и небесный свод. С детства ежегодно сопровождает мать в поездках за границу, в Париж, на выставки лучших модных ателье. Служит матери переводчицей и рисовальщицей, тайно делает зарисовки, чтобы потом в Москве опередить конкурентов. Соколовы живут зажиточно. Квартира в десять комнат, в два этажа, с антресолями. Дом четырехэтажный, большой, с флигелями, каре, во дворе мастерские и помещение для работников. Принадлежит дом семейству Арманд, фамилия, ставшая знаменитой благодаря верному другу Ленина Инессе, в замужестве Арманд.
В толстом фолианте «Вся Москва» за 1916 год можно найти объявления предприятия и магазина М. В. Соколова. Сохранился у нас дома рисунок вывески магазина (рисовала Валентина Михайловна, она вообще хорошо рисовала карандашом и красками), утвержденный московскими властями, с подписью и печатями.
Начало революции сильно не отразилось на устойчивой семье Соколовых. Запасы продуктов делали большие, на годы, связи были основательные, особенно с деревней, откуда родня везла масло, мед, мясо и всякую живность. На лето все еще снимали двухэтажную дачу по Ярославской дороге в Пушкине и Братовщине среди лесов (теперь это станция Правда, и леса давно свели) недалеко от реки. Приглашали гостей, молодежь. И молодой Лосев там бывал. Вместе с тем решили сдать комнату, боялись вселения «классово чуждых». Так потом и случилось. Являлись какие-то личности, требовали предъявить право на излишки (в нашем архиве сохранились документы), постепенно притесняли Соколовых.
