— Ты что принес? Листья какие-то и вода из-под крана? Помидор парниковый, розовый, сухарики, а мяса совсем нет! Ахчик, — он укоризненно посмотрел на нее, — ты что, коза, что ли, — траву эту кушать? Я же тебе сказал: выбирай что хочешь, не стесняйся!
Конечно, это все мелочи… Но ведь из них и состоит жизнь! Может, лучше остановиться, пока привязанность еще не слишком сильная и глубокая? И пусть этот уик-энд останется приятным эпизодом, милым сумасбродством, которое потом, много лет спустя можно будет вспоминать со светлой улыбкой. «А вот еще было такое…»
В конце концов, правильно ведь говорят, что жить вместе могут только люди одного круга.
Наташа посмотрела на Армена. Он спал на спине, раскинув руки. Куда подевалось обычно жесткое выражение лица! Во сне он выглядел таким открытым, доверчивым… И удивительно молодым, как будто разом сбросил лет десять. Наташе даже жалко его стало. Ну как ему сказать теперь, что у них нет будущего?
Она вдруг уронила голову на скрещенные на коленях руки — и тихо, почти беззвучно заплакала. Зачем себя-то обманывать? Все доводы, как бы разумно и логически они ни выглядели, — не более чем отговорки. А настоящая причина в том, что она ужасно боится.
Что будет, когда выяснится, что она не сможет родить ребенка? Как он поведет себя? Оттолкнет? Пожалеет? Найдет другую? Полюбить после стольких лет одиночества, а потом снова остаться одной было бы просто невыносимо!
И что теперь делать? Сбежать, оттолкнуть человека, навстречу которому так радостно раскрываются ее тело и душа, чтобы потом мучиться вопросом: а вдруг счастье было и вправду возможно, а она сама отказалась от него? Или принять то, что есть, за нежданный подарок судьбы и жить в постоянном страхе, что вот-вот кончится?
Или… Просто сказать все как есть — и будь что будет?
Армен беспокойно заворочался рядом. Он как будто почувствовал ее тревогу.
— Ты что, ахчик? Гроза спать мешает? — сонно пробормотал он, еще не открывая глаз.
— Нет.
— Тогда иди сюда! — Он попытался обнять ее. — Иди, ахчик, а то я соскучился уже! Видишь, даже одеяло торчит.
Фу-ты господи, он все за свое!
— Нет, подожди! — Наташа высвободилась и плотнее закуталась в простыню. — Я хочу тебе кое-что сказать.
— Ну, говори.
Армен проснулся окончательно и сел на постели рядом с ней.
— Что случилось?
Она молчала, не зная, с чего начать. Может, зря затеяла этот разговор? Может, лучше соврать что-нибудь — про головную боль там, или что кошмар приснился, а потом положить голову ему на плечо и уснуть в его объятиях, таких надежных и крепких, дающих удивительное чувство тепла и безопасности…
Наташа все колебалась. Армен смотрел на нее со все возрастающей тревогой. Она совершенно ясно поняла, что если промолчит теперь, то между ними час за часом, день за днем будет вырастать стена недоверия — и в конце концов разделит навсегда.
— Армен, я… у меня… у меня не может быть детей! — выпалила она одним духом, будто в холодную воду кинулась.
— Правда не может? — Черные брови Армена сошлись над переносьем. — Это точно?
«Ну пожалуйста, скажи, что это не так! — казалось, умоляли его глаза. — Обмани хотя бы, и я поверю». Но Наташа безнадежно покачала головой. Уж правда — так правда!
— Жаль… — Он откинулся на подушки. — Бедная ты моя! Но все равно — мне другая не нужна. — Он ласково притянул ее к себе. — Знаешь, как мой дед говорил? Бог захочет — все будет!
Наташа уткнулась лицом ему в плечо и снова заплакала. Она тихо всхлипывала, а он все гладил ее по волосам, пока оба не заснули.
Когда на следующее утро горничная Маша Федина пришла убирать номер, она застала их спящими. Простыня сползла на пол, и они лежали, обнаженные, в объятиях друг друга.
За два года работы в доме отдыха Маша повидала и не такое — эка невидаль, мужик с бабой в постели! — но сейчас почему-то ей стало очень обидно. Ну почему все так устроено? Кому-то валяться в койке до полудня, а кому-то шваброй махать! Зло берет прямо. И попробуй скажи что-нибудь этим, которые в люксе, — мигом начальству пожалуются. Так и место свое потерять недолго, а работой Маша дорожила.
Она уже хотела уйти, да еще дверью шарахнуть как следует на прощание, но вдруг остановилась. Что-то особенное было в этих двоих, не такое, как у прочих, что приезжают сюда развлечься на выходные — отдохнуть от жен и мужей или расслабиться с проститутками в сауне. Красивая пара. Прямо как в рекламе: «Мы такие разные, и все-таки мы вместе». Растрепанная белокурая головка доверчиво покоится на загорелом сильном плече с буграми мышц, рука на белой груди как будто прикрывает ее, защищает от всего на свете… Но главное, лица у обоих во сне такие счастливые, светлые! Как будто даже там они вместе. Аж завидно стало.
Маша вздохнула, постояла еще немного и вышла на цыпочках, тихонько прикрыв за собой дверь.
Летняя ночь коротка, но для Максима она стала бесконечной. Время как будто остановилось, превратившись из последовательного течения событий в одно текучее, бесконечное «сейчас».
«— Именем вейса Уатана! Немедленно отворите ворота!
Ведающие собрались у ворот Сьенны. В бледном свете луны лица их кажутся еще более напряженными и испуганными. Старик Астаний поднял высохшую руку, сложив пальцы в Знаке Умиротворения.
— Люди! Именем наших богов заклинаю вас — не умножайте зло в мире! Здесь дети, женщины… Мы никому не делали дурного!
Ответом ему был жеребячий гогот.
— Хватит болтать, старик! Отворяй быстрей свою богадельню — и, может быть, тебя убьют быстро. А что до женщин — так нам они тоже нравятся! Утешим напоследок.
— Что вы творите, неразумные! Остановитесь, пока не поздно. Вы же не только нас, вы себя погубите! Души свои…
Голос его прервался. Астаний схватился руками за грудь, как будто ему не хватало воздуха. Две женщины подхватили его под руки, но старик бессильно обмяк всем телом. Даже в лунном свете было видно, как посинели его губы и заострились черты лица.
Автар протиснулся сквозь толпу к воротам.
— Кто здесь?
Этот вопрос как будто немного удивил непрошеных гостей. После короткого молчания старший отряда, видимо, справился со смущением и ответил уже тоном ниже:
— Аран Мердах, командир третьей ступени. Отворяйте!
— Знаешь ли ты, Аран Мердах, о том, что в Мокерате переворот и вейса Уатана больше нет в живых?
Автар говорил медленно и размеренно, как хороший Наставник с упрямым школяром. Он как будто воочию видел сейчас своего собеседника — молодого, наглого, хорошо кормленного недоросля, усвоившего за свою жизнь только правила строевого устава, пару приемов владения мечом и понятие о собственной исключительности.
— Варвары из Кастелъ-Тарса напали врасплох, и многие из твоих товарищей погибли. И еще многие — погибнут!
Ответом ему было молчание. Видно, Аран Мердах не ожидал такого!
— Мерзость вашей лжи не обманет Благородное Воинство! — Голос сорвался на крик. — Братья! На штурм!
Снаружи послышались глухие удары.
— Тараном бьют, — со знанием дела отметил Парет Ногдам. Он помолчал недолго, потом вытащил свой меч из ножен, и сталь сверкнула синеватым отблеском. — Воины, ко мне! Женщины пусть выведут детей тайным ходом, а Наставники спрячут книги!
Ворота затрещали. Еще немного — враги ворвутся в Сьенну… Люди заметались по двору, лошади, запертые в конюшне, беспокойно ржут и бьют копытами, будто чувствуя беду. Мужчины-воины обнажили мечи и стали полукругом, готовясь отразить натиск. Молодые и старые, они были похожи в этот миг, словно родные братья, — одинаковая поза в боевой стойке, слаженные движения, а главное — готовность умереть, что застыла на лицах. Все понимают, что этот бой — последний, и победить нельзя, можно только погибнуть со славой.
