– Мы садимся,– сказал он.– По причине плохой видимости.

– Так скоро?

– Темнеет здесь почти мгновенно, едва зайдет солнце. Я не хочу рисковать, об эти валуны можно разбиться.

Они сели на ровном пространстве неподалеку от огромных камней, оврагов и деревьев с шипами. Фейн порылся в ящичке и вынул сверток с сэндвичами и две бутылки вина. Он подал одну бутылку Дюмаресту и поделил сэндвичи.

– Не так уж и много,– извинился он,– но у жены в запасе почти ничего не было.

Хлеб оказался черствым, прослойка безвкусной. Вино было едва терпимым. Дюмарест решил, что оно было изготовлено из медового пива, да еще было изготовлено в домашних условиях и вином не являлось. Но все-таки это были еда и питье.

– Кого вы ищете в Лозери? – спросил Фейн после того, как они поели.– Друга?

– Просто мне надо увидеться с одним человеком.

– Он путешественник, как и вы?

Дюмарест не стал отвечать на вопрос, а только поудобнее устроился в кресле, в котором предстояло провести ночь. Фейн отклонил его предложение провести ночь вне аппарата. Им надо оставаться в кабине, настаивал он. В кабине безопаснее. Какие опасности им угрожали, Дюмарест не стал спрашивать, согласившись с тем, что Фейн лучше знает свою планету.

– Я только подумал, что, может, знаю его,– сказал Фейн. Он помолчал.– Я и сам одно время был путешественником,– сознался он.– Летал, пока не приземлился здесь. Это было шестнадцать лет назад. Я повстречал девушку, и мои полеты закончились.– Он сидел, задумавшись, в залитой звездами темноте.– Я подумал, что с меня довольно путешествий,– продолжал он.– Я – механик и довольно неплохой. Я открыл мастерскую и думал, что разбогатею, но мои мечты не осуществились. Простые люди не могут позволить себе иметь машину, а у торговых домов есть свои механики. Дела шли плохо, пока я не повстречал Ямаи. Я ремонтирую его летательные платформы и еще он дает мне дополнительную работу. Вроде этого полета,– добавил он.– Сам он не летает.

– Почему же? – Дюмарест посмотрел на собеседника. Лицо Фейна в темноте кабины казалось бледным. На панели управления медленно гасли призрачные пятна показателей полуразбитых приборов.– Почему нам пришлось сесть здесь? Разве нельзя было совершить беспосадочный перелет?

– Можно,– согласился Фейн.– Ну а если что случится? Двигатель забарахлит или еще что-нибудь? Звездный свет обманчив, а почва камениста. Мы бы разбились за здорово живешь. Вот почему Ямаи поручил эту работу мне. Не захотел рисковать своими летающими платформами. Но вам не следует волноваться,– заметил он.– С восходом мы стартуем, в Лозери прибудем в удобное вам время, можно будет решить все дела и вернуться в город до наступления ночи.

Дюмарест склонился набок.

– Насчет задатка,– сказал Фейн.– Я бы не хотел, чтобы у вас создалось неправильное впечатлениеЄ

– Нет, не беспокойтесь,– угрюмо бросил Дюмарест; на задаток ушли практически все его деньги.– Не переживайте об этом, когда будете за рулем. Если вы разобьете аппарат, это будет только ваша ошибка.

– Вы правы,– сказал Фейн.– Я не спорю. Но если случится что– нибудь здесь, «в ящике», то это не будет моей ошибкой. Фриленд – место довольно суровое.– Он наклонился вперед, пытаясь заглянуть в глаза Дюмаресту.– Послушайте,– сказал он порывисто.– Я думаю о жене. Я…

– Давайте спать,– сказал Дюмарест.

Фейн вздохнул, кресло скрипнуло под ним, когда он повернулся всем телом.

– Спокойной ночи.

Долгое время Дюмарест лежал без сна, глядя вверх сквозь прозрачный купол кабины. Небо было чистое, от горизонта до горизонта блестели звезды, крупные, как валуны в пустыне, далекие светила и туманности – вымпелы и занавесы светящегося газа, яркого, как серебро, как женские волосы, волосы женщин особого склада.

Он заснул, думая о Дераи.

Страх был облаком, морем, черным туманом, клубившимся все ближе; становясь все сильнее, он обволакивал, подавлял, уносил в мир чистейшего ужаса. Не было ни света, ни звука – ничего, только темнота и страх. Животный страх, такой глубокий, что ее разум карабкался где– то на краю пропасти, стараясь не упасть в нее.

И всегда, всегда тот беззвучный, бессловесный, ни с чем не сравнимый визг.

– Дераи!

Она чувствовала, как першит горло от пронзительных воплей.

– Дераи!

Она почувствовала руки, услышала голос, открыла глаза и увидела свет, благословенный свет!

– Отец!

– Тихо, тихо, детка,– его слова успокаивали, но явственнее слов она слышала мысли отца, усиленные эмоциями. «Что с ней такое? Почему она визжит? Я думал, что это у нее прошло». Нежность, тревога, желание защитить и полная беспомощность.– Все хорошо, Дераи! Все хорошо! – повторял он.

– Дераи! – В спальню ворвался Блейн. Как и на Джоане, на нем был халат, надетый поверх белья.– В чем дело?

Опять у нее кошмары. Бедная девочка. Почему же ее не могут излечить от этого?

Желание защитить. Желание помочь. Сочувствие и понимание.

Холодная, как лед мысль, пронзила ее, как нож:

«Глупая проститутка! Что это с ней опять? Не подобает Кальдорам так себя вести!» Нетерпение, гнев и презрение.

– Моя милая кузина! – Устар вошел в комнату. Он был полностью одет и сжимал в кулаке обнаженный кинжал.– Я услышал крики,– сказал он Джоану.– Я думал, тут какая-нибудь опасность.– Он подошел к краю кровати, опустился на колени, выронил кинжал на пол.– Дераи, дорогая! – Он стал своими руками искать ее руки.– У тебя кошмар,– сказал он доверительно.– Путешествие, должно быть, утомило тебя. Это вполне естественно.– Когда он взял ее руки, его руки были сильные, властные.– Здесь, в замке, ты в безопасности. Никто тебя не обидит.

– Все ли здесь благополучно? – Мигая, в комнату вошел Эмиль, так же, как и сын, полностью одетый; его сопровождал врач. Врач Трудо сел, открыл сумку, вынул шприц. Для него это была вполне обыденная сцена, но и он чувствовал жалость.

Чувства Дераи были куда сложнее. Огромный ток мыслей, противоречивых эмоций затуманивал слышные только ей звуки и чужое неощутимое насилие. Все столпившиеся в маленькой комнате надрывались, стараясь перекричать друг друга. Но она слышала страшный, беззвучный, сумасшедший визг.

Слышала и эхом вторила ему.

– Дераи! – Джоан побледнел.– Замолчи! Пожалуйста, замолчи!

– Дайте же ей что-нибудь.– Устар выпустил ее руки и повернулся к врачу.– Дайте ей успокаивающее. Поторопитесь!

– Да, милорд,– Трудо шагнул вперед со шприцем в руках. Он остановился, когда услышал голос у двери.

– Не могу ли я чем-нибудь помочь? – Регор вошел в комнату и мгновенно стал центром всеобщего внимания. Высокий, владеющий собой, в командирской позе, в алой униформе с поблескивающим на груди отличительным знаком Киклана. Он был вежлив, с мягкой модуляцией в голосе, его нельзя было игнорировать. Он шагнул вперед, жестом остановил врача и занял место Устара у кровати. Наклонившись вперед, он положил руки на голову Дераи. Из-под капюшона, затенявшего его лицо, он устремил взгляд на лицо девушки.

– Посмотри на меня! – велел он ей.– Смотри на меня!

Ее дикий взор блуждал, ни на чем не останавливаясь, мускулы напряглись в нечеловеческом усилии.

– Посмотри на меня,– повторил кибер, и его пальцы скользнули вниз, к ее шее.– Смотри на меня! Смотри на меня! Я помогу тебе, только смотри на меня!

Сила убеждения. Уверенность. Абсолютная уверенность в том, что он поступает – правильно. Мощь его направленной мысли перекрывала шум и всеобщее смятение, загоняя безумные вопли обратно в сумятицу сигналов мозга.

Дераи перестала кричать. Она немного успокоилась, встретив его взгляд; принимая его желание помочь ей.

– Ты расслаблена,– мягко сказал он ей.– Ты перестаешь бояться. Ты должна доверять мне. Ты видишь сама, что никто тебе не причинит зла. Расслабляемся,– повторил он.– Расслабляемся.

Она вздохнула и подчинилась. Из всех присутствующих кибер был само спокойствие. Даже спокойнее отца Дераи, поскольку мысли Джоуна покрывала паутина эмоций, кибер же был лишен их. Регор был холодно-четок. «Он рассматривает меня,– подумала она сонно,– как часть обстановки. Как редкий и ценный образец биологической технологии». Она внезапно вспомнила Киклан колледж и причину, которая заставила ее его покинуть.