— Вам нечем рисковать, биил Бэрсар, — сказал он спокойно. — Я был и останусь тенью Крира. Пока калар Эсфа командует войском, мне не на что надеяться и нечего опасаться. Я сам так хочу, биил Бэрсар. Защищать страну от врагов, но не быть в ответе за то, что вы натворили.

Мы? Я проглочу упрек.

— Дос Угалар, — сказал я ему. — Надо спасать Квайр. Я искал вас потому, что на акиха готовят покушение.

— Меня?

— Да. Я не могу связаться с Огилом напрямик, и у меня нет времени искать обходные пути.

— Вот так скверно?

Он еще не поверил мне. Он и не должен был мне сразу поверить.

— Известно ли вам, дос Угалар, что я объявлен Церковью вне закона? Остатки Братства святого Тига добрались до Каса, и я принял этих людей под свою опеку.

— Господи всеблагой! — воскликнул он. — Вы — безумец! Да на что вам этот безбожный сброд?

— Прошлой весной, — сухо ответил я, — когда они ценой своей крови завоевали нам власть, они не были для нас безбожным сбродом. И когда я сражался вместе с ними в Ирагской башне, их тоже не величали безбожным сбродом. Так что: я должен был бросить квайрцев в беду только потому, что они не верят кеватским попам? Так я и сам им не верю — значит, и я — безбожник, по — вашему?

— С вами не заскучаешь, биил Бэрсар! Ладно, вы правы: бог сам разберется. Но покушение… вроде бы из Квайра такие вещи видней.

— Осталось три недели, — сказал я ему, — и корпус сагара Валдера уже получил приказ идти из Кайала в Дан. Послезавтра они выступят, а еще через день выступит сагар Лоэрдан.

— Откуда вы взяли? — быстро спросил Угалар.

— А у меня неплохая разведка. Вы что, забыли, что у меня есть люди в Кайале?

— Нет, — ответил он, — не забыл. Просто я думал…

— Что я оставил их Огилу? Это люди, а не вещи, дос Угалар. Они выбрали меня.

— Ну, ладно, Дан. А потом?

— Фатам. И в тот день, когда будет убит аких, они перейдут границу.

— Говорите, — угрюмо сказал он. — Все и поскорей.

И я ему рассказал. Все и поскорей.

— Господи, — сказал он с тоской, — и вы оставили Квайр? Бросили, когда там нужны?

— Нет, не бросил. Я сделаю все, что смогу, но для Квайра. Не для Калата и не для Таласара.

— Понимаю, — угрюмо ответил он. — Раньше не понимал, а теперь… Я могу довериться Криру?

— Конечно. Но завтра.

Он угрюмо кивнул.

— Значит, простимся…

— Не навеки, дос Угалар. Пути господни неисповедимы, а пути политики тесны. И если судьба приведет вас в Кас, мой дом — это ваш дом.

— Надеюсь, до этого все — таки не дойдет.

И мы уже снова в пути. Стоило бы подзадержаться в Биссале — Биссал давно интересен мне. Город шелка и смут; недаром я поселил своих придуманных предков в Биссале — что мерзко для квайрца, то простительно для биссалца, мы, биссалцы, такие. Смешно, но они считают меня своим, и здешний маяк, мой биссалский резидент, так мне и говорит: «мы, биссалцы». Стоило задержаться, но я не хочу рисковать. Крир — талантливый полководец, но не самый порядочный из людей, то знакомство, что лучше не возобновлять.

Мы снова в своей стране; проходим через нее, как нож сквозь воду, и словно бы ничего не изменилось: все те же леса и нищие деревеньки, угрюмые хутора и сквозящие зеленые плеши полей, знакомые тропы и еще сырые дороги — но весна выдалась ранняя и без дождей, и скоро дороги уже будут готовы к делу, и люди успели засеять поля, и слишком много следов на знакомых тропах.

Страна приготовилась. Нерадостная, но уверенная готовность; спокойной напряжение всех сил, и я немного горжусь своею страной.

Тяжело на душе ведь мы снова в окрестностях Квайра: над еще не определенной сеткой ветвей видны серые плоскости стены и угловатый рисунок башен. И золото шпилей в сини весеннего неба…

Я хотел бы вернуться в Квайр. Потискаться в толчее знакомых улиц, войти хозяином в дом, где мы жили с Суил… увидеть Баруфа.

Но я не вернусь в Квайр. Не пройдусь по знакомым улицам и не увижу Баруфа. Буду рядом — но не увижу. И, наверное, когда — то жестоко себя упрекну, что был в нескольких шагах от него, мог увидеть — и не увидел.

Зато я увижу Зелора.

Все изменилось вокруг — но не Зелор. Мы сидим с ним вдвоем в неприютном покое землянки; ноги его не достают до полу, а огромные сильные руки придавили неструганый стол. Глаза его ласковы, улыбка полна покоя — и то же странное чувство: холодок между лопаток и радость. Мне страшен и приятен его ласковый взгляд, его улыбка — и тьма, которой он полон.

— Так Угалар уже прискакал?

— Да, Великий. Прилетел и мигом прорвался к акиху. Взял его штурмом, можно сказать.

Улыбка и быстрый лукавый взгляд: он уже все знает. Ничего, что я его сперва обошел, теперь мы идем вровень.

— Люди Таласара, — говорит он. — Облепили дворец, как черви гнилое мясо. Я уже двоих потерял.

Ну как же! Я из Каса увидел то, что он проглядел в столице.

— Ничего, — отвечаю я. — Это шло из Кевата.

Эта странная, увлекательная и пугающая игра — мысль, слитая воедино, в один непрерывный поток, и не надо ничего объяснять, мы просто думаем вместе — иногда про себя, иногда вслух.

— Ждут, — отвечает он. — Покуда не отобьемся — никто и ничего. Садан? Ти — ихо! Вот как был вольный набор, все шебутные ушли. Пять сотен мужиков, считай, с каждого третьего двора.

Да, ход был отличный. Не рекрутский, а вольный набор. Продаешь себя в армии на три года, а деньги сразу семье.

«Сколько из них вернутся? — думаю я. — Никто, наверное. Будь я Баруфом, я бы тоже бросил их в самый огонь». И мне уже не стыдно так думать.

— А Совет Благородных?

— Пауки, — отвечает Зелор, и следует повесть о том, как сторонники Эслана воюют с приверженцами Тобара, а кеватская партия потихоньку вредит обоим, а аких поддерживает то одних, то других. Я все это знаю, и Зелор тоже знает, что я это знаю, просто хочет мне показать, что он знает не хуже, чем я.

— Акхон?

А тут уже есть сюрпризы. Похождения и интриги акхона для меня далеко не тайна, новое — группировка церковников среднего ранга во главе с мятежным поделтом Нилуром. Внешний нейтралитет — и тайные встречи с акихом и Таласаром.

Отлично, Баруф! Значит, если мы победим, Квайр получит свою независимую Церковь?

Упорядочение законов. Новая система налогов. Торговые договоры. Реорганизация армии. Баруф очень неплохо поработал зимой. И все это только сверху, надводная часть айсберга, а то, что скрыто от глаз, загадочно для Зелора и почти непонятно мне.

— Ровно колдовство, — говорит Зелор. — Вижу же: ищут людей. Обхаживают, обсматривают, на семи ситах перетрясут — и пропали. И люди — то на один сорт: богатства — одна грамота, а руки к себе гребут. И — пропали. И — по городкам, и — по караванам… нигде!

— В армии?

— Нигде, — уверенно отвечает он.

— А в селах?

— Грамотные?

— Поищи, — говорю я. Очень мягко говорю, потому что не люблю его обижать. Разве он виноват, что мы с Баруфом родились позже почти на четыреста лет, и опыт Олгона отпечатан в нашем мозгу? Ну что же, ход закономерный. Интересно, приживутся ли эти ростки в квайрских лесах?

Мы говорим. Единый поток мысли то про себя, то вслух, и части сходятся в целое; и я уже снова чувствую Квайр, как будто не покидал его.

И мне невесело.

Нет голода в селах и в городах достаток, торговля цветет, мы ладим с соседями, армия наша сильна — а радости нет.

Томительный гнет несвободы, витающий в городах. Нерадостное ожидание в угрюмом напряжении сил. Что будет со страной? Что будет с нами, если мы победим?

— А у вас — то как? — спрашивает Зелор, и в глазах его тихая, ласковая печаль. Он нескоро увидит Кас — а, возможно, и никогда. Он не может сесть на коня и не сможет идти пешком, он болен и слаб, он хозяин Квайра — и не отдаст его никому.

И я рассказываю о том, что он уже знает сам, но он хочет, чтоб это ему рассказал я — именно я и только ему.

Как мы сперва ютились в немногих домах, а к весне построили несколько улиц. Как бедствовали, кормились только охотой, и какие у нас теперь промыслы и мастерские, и как у нас что заведено в Малом Квайре. А теперь мы затеяли строить свой храм. Отыскали в Соголе зодчего Тансара, того самого, что строил храм святого Гоэда…