Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В первый момент она не сразу сообразила, где находится. Первое, что она увидела, была хорошенькая, трепещущая занавеска на окне. И вдруг, нахлынули ужасные воспоминания о вчерашнем дне. Она ведь в Грин Гейблз, и не нужна им потому, что не мальчик…

Но, всё же, утро заглядывало в окно, под которым в полном цвету стояла вишня. Девочка толкнула скользящую раму, но она не поддавалась, как если бы её не открывали сто лет; приложив максимум усилий, Энни всё же открыла окно. Эту, на редкость неподатливую раму, впрочем, не надо было ничем подпирать. Энни встала на колени и заглянула в июньское утро, которое вновь зажгло восторгом её глаза. О, разве здесь не прекрасно? Какое чудесное место! Неужели же её не оставят?! Ей очень захотелось представить, что она поселится именно здесь. Благо, для воображения оказалось достаточно места.

Огромная вишня, что росла внизу под окном, касалась своими могучими ветвями стен дома. И под снежно-белым покровом лепестков не было видно листвы. Дом словно утопал в садах, яблоневом и вишнёвом, – тоже белых в эту пору цветения. Среди травы, то там, то сям, виднелись золотые головки одуванчиков. С ветерком дерзко врывался в окно головокружительный запах сирени, росшей в саду, всей усыпанной цветами.

Дальше по склону зеленело поле; местами на нём произрастал роскошный клевер. А ещё ближе к лощине, по берегам ручья, белела берёзовая рощица, казавшаяся эфемерной на фоне папоротников, мхов и больших деревьев. Далее шла небольшая зелёная горка с пушистыми ёлками и пихточками. А за ней, через овраг, виднелся самый кончик серой крыши того маленького домика, что на Озере Сверкающих вод. Слева от него Энни разглядела несколько больших амбаров, а за ними зелёные поля спускались к ослепительно сиявшему синему морю.

Глаза Энни жадно впитывали в себя всю эту красоту. Она, за свою короткую детскую жизнь, предостаточно насмотрелась всего безобразного. Бедный ребёнок!. но это чудо превосходило даже её представление о прекрасном. Маленькая мечтательница долго стояла, коленопреклонённая и равнодушная ко всему, за исключением чудесной панорамы, открывавшейся перед её глазами. На плечо ей легла рука Мариллы, неслышно подошедшей сзади.

– Пора одеваться, – коротко сказала она. Марилла на самом деле не знала, как говорить с ребёнком, и это неведение не доставляло ей особого удовольствия. От этого речь её была лаконичной и, вместе с тем, сухой.

Энни поднялась с колен и глубоко вздохнула.

– Разве всё это не прекрасно?» – восторженно сказала она, широким взмахом руки как бы пытаясь обнять чудный мир, лежащий за окном.

– Да, большое дерево, – констатировала Марилла. – на нём всегда полно цветов, а вот ягоды все – маленькие и гнилые».

– Да нет же, я не об этой вишне; конечно, она также очень хороша – ну просто блистательно прекрасна. Ей как бы предназначено цвести здесь. Но я имею в виду всё: сад и ручей, и деревья в лесу, – весь этот огромный мир там, внизу, который невозможно не полюбить таким прелестным утром… Я слышу сейчас, как смеётся ручей! Вы знаете, на что способны ручьи? Они всегда смеются! Даже зимой, подо льдом! И я это слышу. Как хорошо, что рядом с Грин Гейблз пробегает ручей! Возможно, Вы подумаете, какая мне, собственно, разница, если всё равно никто не собирается оставлять меня здесь. Но разница есть! Я запомню навсегда, что в Грин Гейблз есть этот ручей, даже если мне не придётся снова его увидеть! И если б вдруг его не оказалось, меня неотступно преследовала бы мысль о том, что он должен здесь быть. Сегодня утром я уже не в таком отчаянии, как вчера. Грустные мысли как-то не лезут в голову по утрам. Просто так славно, когда наступает утро, и страшные ночные кошмары исчезают на задний план. Но, так или иначе, мне грустно. Только что я представила, что именно меня-то вы и ждали, и что на все времена это место станет моим домом. Пока я мечтала об этом, мне было так хорошо! Но когда мечта покидает тебя, – потом становится так больно!

– Вы бы лучше оделись да спустились вниз. И выбросите все эти глупости из головы, – сказала Марилла, как только пришла в себя после этого длинного монолога девочки.

– Завтрак – на столе. Умойтесь и причешите волосы… Окно можете не закрывать! Сверните использованное постельное бельё. И… будьте умницей!

Энни, судя по всему, могла «быть умницей», ибо не прошло и десяти минут, как она спустилась вниз, аккуратно одетая, с косами, заплетёнными умелою рукой. На её чистом, вымытом лице было написано полное удовлетворение от того, что она выполнила все указания Мариллы. Единственное, что она позабыла сделать, это свернуть использованное постельное бельё.

– Ужасно проголодалась, – заявила она, скользнув в кресло, специально поставленное для неё Мариллой. – Мир уже больше не кажется мне сплошным кошмаром, как вчера вечером. Какое счастье, что утро такое солнечное! Впрочем, дождливые утра я тоже очень люблю. Всё на свете интересно, не так ли? И не известно, «что день грядущий нам готовит». Здесь уж настоящий простор для воображения! Но это замечательно, что сегодня нет дождя, так как солнечным днём легче сносить все невзгоды судьбы. Я чувствую, что справлюсь с ними! Всегда доставляет удовольствие чтение о тех, кто преодолевает препятствия. Начинаешь представлять себя эдакой героиней. Но вот в самой жизни невзгоды что-то не воодушевляют меня…

– Умоляю вас, попридержите язык, – сказала Марилла. – Вы слишком много говорите для такой маленькой девочки, какой вы являетесь.

Энни немедленно замолчала, и молчание это тянулось так сверхъестественно долго, что Марилла начала нервничать. Мэтью тоже молчал, но это было нормальное явление. Таким образом, завтрак прошёл при гробовой тишине.

Казалось, Энни целиком ушла в себя; ела механически и невидящими глазами смотрела на небо за окном. Это заставило Мариллу нервничать ещё больше. У неё возникло неприятное ощущение, что тело этой маленькой девочки пребывает за столом, а дух её улетел в заоблачные дали на крыльях воображения. Ну, кому на земле нужен такой ребёнок?! А Мэтью-то ещё хотел оставить её! Марилла чувствовала, что и теперь он хочет этого ничуть не меньше, чем вчера, несмотря на весь этот абсурд. Вот всегда так: если уж его заклинит на чём-нибудь, – он с удивительным упорством начнёт молчаливо добиваться выполнения своего каприза. И это молчаливое упорство в десять раз действеннее, нежели всякие разговоры.

После завтрака Энни вышла из полузабытья и предложила вымыть посуду.

– Вы можете это сделать прямо сейчас? – недоверчиво спросила Марилла.

– Конечно! Я неплохо этому научилась. Но ещё лучше я приглядываю за детьми! У меня большой опыт на этом поприще. Жаль, здесь нет детей, чтобы смотреть за ними.

– Не думаю, что мне хотелось бы иметь ещё больше детей! Вы и так наш «подарочек», во всех отношениях! Что с вами делать, ума не приложу! А Мэтью просто растяпа.

– А я думаю, он славный, – с упрёком сказала Энни. – Он такой чувствительный, и потом не возражает, если я много говорю… Может, ему это нравится? Там, на станции, я с первого взгляда поняла, что мы – родственные души.

– Вы оба малость чудаковаты, – фыркнула Марилла. – Ладно, можете вымыть посуду! Добавьте побольше горячей воды и не забудьте насухо её вытереть, когда вымоете. На сегодня у меня куча дел, так как нужно ещё съездить в Уайтсендс навестить миссис Спенсер. Вы поедете со мной, и мы решим, что с вами делать дальше. После мытья посуды отправляйтесь наверх и застелите постель!

Энни достаточно умело вымыла посуду, как отметила про себя Марилла, державшая ситуацию под контролем. Но она лишь кое-как справилась с перьевым матрасом, поскольку никто раньше не учил её этому искусству. Затем Марилла отправила девочку на улицу, «с глаз долой», занять себя чем-нибудь до обеда.

Энни вспорхнула к двери с сияющим лицом и восторженными глазами, но на самом пороге она вдруг замерла, как вкопанная, потом медленно повернулась и направилась обратно к столу. Выглядела она как пришибленная, будто кто-то стёр с её лица весь восторг и потушил огонь, горевший в глазах.

8
{"b":"273773","o":1}