Он с облегчением перевел дыхание, но в моей ладони уже пистолет, выстрел грянул негромко, а дыра во лбу тут же закупорилась изнутри сгустком крови.

По отношению к нему, мелькнула мысль, я в некоторой мере неблагороден, кто-то из недругов со злорадством будет кричать о недостойном поступке, но я же политик, а политик старается блюсти права общества. Права отдельных людей тоже хорошо бы, но это как получится.

Из двух зол надо выбирать меньшее, из двух добров – большее. Вот я и выбрал с позиции чистого разума, как и велел Гегель, чисто по-человечески логично и правильно.

Когда вышел из дворца, там народу уже прибавилось, кроме щеголеватых гвардейцев появились и первые придворные из немолодых, а Фицрой вскричал бодрым голосом:

– Ну ты и улитка!.. Хотя да, королева, а мы тогда кто?

– Чуть задержимся, – объявил я. – Нет-нет, откладывать на завтра не будем, нужно только сперва кое-что выяснить… Да не мы, это пусть выясняет Картер. А вы пока проверьте, ничего ли не забыли. А то потом начинается!

Рундельштотт спросил серьезно:

– Что-то случилось? Чую кровь…

– Вот уж нет, – возразил я. – Крови почти не было. У меня к ней что-то все больше некоторого неодобрения.

Фицрой подпрыгнул в седле.

– Без крови?.. Ну ты и чудовище!

Понсоменер проговорил негромко:

– Начальник королевской охраны. Идет к нам. Очень зол.

– Все спокойно, – велел я.

В нашу сторону широкими шагами через заполняющийся придворными двор перед главным зданием двигается Картер, как могучий бык, раздвигая стадо коз.

Взгляд его цепких глаз сразу требовательно уперся в меня. Я подумал и решил не слезать с коня, а то вдруг поймет как-то не так, хотя вообще-то меня все понимают не так.

– Глерд, – сказал Картер строго, – вы были в главном здании?

– Был, – согласился я.

– Что там случилось, вы знаете точно?

Я любезно улыбнулся.

– Вообще ничего не знаю. А что случилось?

Он вздохнул, покачал головой.

– Ну конечно, вы всегда в стороне. В одной из проходных комнат нашли тело убитого.

– О, – сказал я заинтересованно, – несчастная любовь? Ревность?.. Кто убит, любовник или муж?.. Хотя мне вообще-то никого не жалко.

Он посмотрел на меня с укором.

– По одежде глерд среднего достатка, но никто не мог его признать. Сейчас ведется дознание, как незнакомец прошел в самое охраняемое здание. Пусть и не на самый верх, но все же…

Я спросил с сомнением:

– Так что тот, кто его убил, естественно, из ревности, сделал вам услугу?

Он кривился.

– В какой-то мере. Но я предпочел бы взять его живым. Зачем вы его убили?

Я охнул.

– Глерд, я думал, мы друзья, а вы на меня такое!.. Как можно без всяких на то оснований?

– Рана больно странная, – буркнул он без приязни в голосе. – Ладно, если собрались ехать, к вам претензий нет, можете убираться. Без вас спокойнее.

Я улыбнулся ему чарующе.

– Я вас тоже люблю, глерд. Искренне, но по-братски. Ребята… в путь! Можно пока без песни, чтобы народ не пугать.

– Народ пугать надо, – заявил Фицрой, – но петь все равно не буду.

Понсоменер тронул коня и привычно поехал впереди. Рундельштотт взглянул на меня в нерешительности, но я придерживал коня, и он пустился догонять Понсоменера.

Фицрой мигом поравнялся со мной, пахнуло запахами по крайней мере трех сортов вин, когда он только успел, но глаза блестят живо, тут же спросил шепотом:

– Кто тот убитый, не узнал?

– А я при чем? – буркнул я. – Это дело королевской охраны. Мы скоро вернемся к своему флоту.

Он всмотрелся в меня хитрыми глазами.

– Точно ни при чем?.. И не связано с возвращением принцессы?

Я подумал, пожал плечами.

– Вот это не знаю. Возможно, пятой колонне пришлось перейти к запасному плану. Какому? Не знаю. Но если Антриас не дурак, а он точно не дурак, то наверняка подстраховал каждый шаг. Или хотя бы важные шаги.

– Думай, – сказал он, – чтоб не застало нас врасплох.

– Нас? – спросил я. – Фицрой, ты вообще-то кто?

Он нагло рассмеялся.

– Еще не понял? Вот и хорошо, а я не скажу. Ты собираешься проследить ниточку или же сразу, как всегда, к главному?

– А что я ему скажу? – поинтересовался я. – Этому главному?

Он изумился:

– Скажешь? Что-то новое. Я думал, сразу в лоб!.. Стареешь, умничать начинаешь.

Гвардейцы у ворот королевского сада распахнули обе створки, а офицер отдал честь. Я помахал рукою, а Фицрою буркнул:

– Начинаю. Что-то меня метаморфозит. Чем становлюсь сильнее, в смысле – старше, тем больше трушу. Все думаю, а вдруг не так, а вдруг неправомерное применение силы.

– Чего-чего? – переспросил он в диком недоумении. – Это чего такое?.. Как может быть сила неправомерной в наших благородных руках? Другое дело, если у противника, а то и вовсе у врага… Мы же всегда правы, не знал?

– Если бы не знал, – согласился я, – то не спал бы так крепко. Пока что совесть не мучает. Так, иногда попискивает…

– Придуши, – посоветовал он. – Ишь, распопискивалась!.. Нечего попискивать в серьезных делах.

– В серьезных, – согласился я, – не до совести.

– Я же вижу, – сказал он, – ты нацеливаешься на что-то серьезное, тут не до попискивания.

Я взглянул исподлобья.

– Что, заметно?

Он ухмыльнулся.

– Еще бы. Можно подумать, ты потерял дар Улучшателя, но мне со стороны виднее. Ты ничего не теряешь, а только гребешь к себе, как всякий зверь. За это время у тебя аппетиты выросли, уже не до прялок…

– Только бы другие не заметили, – пробормотал я. – Прибьют!.. Надо осторожненько. У нас же ничего нет, кроме силы.

Он вытаращил глаза.

– Так чего тебе еще?

– Не прикидывайся, – посоветовал я. – Ты не настолько прост, как рисуешь себя для нас, таких наивных и доверчивых, что даже бить их рука не поднимается.

Понсоменер и Рундельштотт впереди проехали под аркой городских ворот, дальше распахивается такой чистый и ясный простор, словно там вообще не ступала нога человека.

Здесь не гвардейцы, стражники попроще, но и они, похоже, слышали о моей грозной славе, выпрямились и проводили меня блистающими глазами.

Ехали, время от времени переходя на рысь, в прежнем порядке: Понсоменер впереди, я следом, дальше Рундельштотт, а за ним, то догоняя, то отставая, Фицрой, но быстро устал нести караульную службу, я услышал настигающий стук копыт, рядом оказался такой же разукрашенный конь, как и сам Фицрой, кто-то из них спросил:

– Не люблю тащиться по уже знакомой дороге.

– Что делать…

– Что делать, – сказал он сварливо, – где-то да существуют монги?.. Я бы рискнул! Лежал бы и пил вино, а через сутки – ура, внизу Дронтария!

Рундельштотт услышал, придержал коня.

– Монги часто горят, – сказал он сердито. – Там благородной магией и не пахнет! Какой-то Улучшатель придумал в древние времена, но так с тех не появился Второй, чтобы довел до ума. Треть тех, кто пытается улететь, гибнет.

Я вздохнул.

– Нас это не устраивает. Но, обещаю, займемся этим. И будем передвигаться быстрее, чем те неуклюжие чудовища.

Они посмотрели на меня с таким уважительным ужасом, что я поспешно пустил коня к Понсоменеру, тот ничему не изумляется, даже не удивляется, надо будет как-нибудь поговорить с ним о межпланетных путешествиях и яблонях на Марсе.

Город скрылся за очередным поворотом дороги, теперь лес спереди, сзади и по бокам, мир юн, чист и невозделан.

Фицрой повертел головой по сторонам, оглянулся на Понсоменера.

– Тоже чуешь?

– Еще далеко, – ответил Понсоменер. – И не готовы.

Я потребовал сердито:

– Вы, умники, о чем разговариваете?

– О вовколаках, – сообщил Фицрой небрежно. – Пока их двое или трое. А чтобы напасть, им нужна стая.

Я вздохнул с облегчением.

– Значит, не нападут?

– Нападут, – заверил Фицрой. – Когда соберут стаю.

– А когда…

– Да уже почти собрали, – заверил он успокаивающе. – Или еще чуть…