Осмотрел комнаты, кухню.
— А там что у тебя? — показал он на пристройку.
— Ничего, когда-то, видимо, была частная лавка, ну, а мы складываем там все лишнее.
— Давай посмотрим...
Зашли туда. Сергей обрадовался:
— Вот это нам и нужно. Подожди, мы скоро принесем рацию. Ты не против?
— А мне что? Если вам здесь удобно, работайте.
Спустя несколько часов с Полесской улицы к Червенскому рынку шли дюжий, рослый Сергей и маленький Макар. Они несли рацию. В пристройке начали прилаживать ее к работе. Вскоре длинные пальцы Макара застучали ключом: тив-ти-ти-ив; тив, тив.
В наушниках глухо отозвалась Москва. Очень глухо, сквозь непрестанные шорохи, треск и писк. Где-то совсем рядом, почти на той же волне, работала вражеская рация. Москва говорила, что она плохо слышит, не разбирает, что передают.
Снова Макар взялся за ключ, и снова волны вражеской радиостанции забивали его рацию.
Сергей вошел в дом и спросил Владислава:
— Ты не знаешь, нет ли поблизости немецкой радиостанции?
— А разве ты не видел? Вон за теми домами — целый лагерь их. Метров двести отсюда...
— Понятно. Пока что не сможем работать у тебя. Мешают.
На следующий день Владислав лег спать поздно: шло много поездов, и нужно было проследить за ними. Едва только задремал, как его подбросило могучей волной взрыва. Кровать под ним зашаталась. По всему городу слышны были выстрелы зениток, лучи прожекторов шныряли по черному небу.
В этом грохоте и треске отчетливо выделялся ровный гул самолета. Он быстро затихал, а затем и совсем исчез.
Утром Владислав вышел посмотреть, где же это так рвануло ночью. Оказалось, бомбы попали на территорию немецкой радиостанции.
— Это ты вызвал самолет? — спросил Садовский у Сергея при первой же встрече.
— А тебе что до этого?
— Почему же ты меня не предупредил? Ведь могло и меня зацепить.
— Мало ли что могло быть, но не было же... И вообще такие вопросы лучше не задавай. Хотя мы с тобой и друзья, но лишнего нам не нужно знать.
Опасность черной тучей надвигалась на группу разведчиков. Вишневский и Максимов чувствовали это.
Максимов некоторое время работал в городской управе. Он владел специальностью портного, и она пригодилась ему в тяжелую годину. Ему предложили стать директором пошивочного ателье, которое помещалось на углу Комсомольской и Революционной улиц.
— Соглашайся! — посоветовал Вишневский. — И не задумывайся. Нужно, чтобы немцы доверяли тебе. Это во-первых, а во-вторых, нам нужны хорошие документы, и ты будешь обеспечивать ими нашу группу.
Немцы назначили заместителем директора какого-то гладкого, здоровенного верзилу лет под тридцать. Заместитель очень уж выслуживался перед фашистами, и Максимов избегал его. Но тот почему-то настойчиво набивался в друзья, выпытывая, кто ходит к директору, чем он интересуется. Даже оформить нужные документы становилось трудно — всюду он совал свой нос.
Это можно было бы еще терпеть, но подпольщикам стало известно, что заместитель директора ателье — агент СД и что он приставлен специально для того, чтобы следить за Максимовым.
— Плохие дела, — сказал Сергей, узнав об этом. — Что-то пронюхали, гадюки. Нужно уничтожить твоего заместителя, а то сами попадем в СД.
— А как это сделать?
— Пригласить сюда и потихоньку пристукнуть.
Лицо Максимова передернулось. Никогда в жизни он не зарезал даже поросенка. Когда кололи свиней, уходил из дому. А тут самому надо участвовать в таком страшном деле...
— Чего морщишься? — сурово спросил Сергей. — Разве тебе лучше будет, если они начнут распинать на дыбе не только тебя самого, но и твоих детей? Они не пожалеют никого.
— Да я не жалею его. Только гадко это, отвратно очень.
— Можешь надеть белые перчатки... Им не отвратно полосовать наших людей. Ты не считай такую мразь за человека. Да он и сам себя не считает человеком, с потрохами продался врагу, ты ведь это знаешь.
— Я сам понимаю, что ничего другого не придумаешь.
— Завтра на работу не выходи. Я зайду к твоему заместителю и скажу, что ты заболел и зовешь его по делу. Приведу сюда, тут мы его и приберем. Без выстрела. Шум поднимать нельзя.
Так и сделали. Заместитель охотно пошел на квартиру к Максимову. Только в коридоре, когда дверь за ним с треском закрылась, он понял, зачем его позвали. Перед ним стояли Данила с топором в руках и Макар. А сзади Сергей держал пистолет наготове. Спасенья не было. И крик отсюда не услышат на улице. Шпион сразу же побледнел, повалился на пол и заскулил:
— Миленькие, родненькие, простите... Клянусь своей жизнью, всем святым клянусь, что не буду доносить на вас... Меня принудили, я не по своей воле... Простите, что хотите делайте, что хотите приказывайте, все сделаю, только не убивайте... Я еще пригожусь вам, очень пригожусь...
Данила начал было нерешительно опускать руку с топором, но Сергей грозно глянул на него:
— Ну, чего ждешь?
Раздался глухой стук обуха по черепу.
Сергей, Данила и Макар сами удивлялись потом, почему шпик не кричал, а только тихо скулил, взахлёб. Видимо, до последнего мгновения надеялся, что ему простят измену.
На другой день гестаповцы подняли тревогу: бесследно исчез их шпик. Будто в воду канул. Бросались во все концы города, но никто не видел его. Так и остался он под пластом навоза во дворе у Максимова.
На его место гестаповцы поставили нового агента. Тучи над головами разведчиков не рассеивались. Теперь уже Сергей не оставлял рации в хлеве. После каждой передачи ее несли в руины и прятали там незаметно где-нибудь в укромном месте.
Всю весну, лето и осень по субботам велись передачи. В последний раз почему-то решили не брать рацию из тайника, отложить передачу на неделю.
Ровно в восемь часов около дома Максимовых остановилась приземистая машина СД. Из нее выскочили офицер и трое солдат. Они торопливо побежали в дом.
— Максимов? — спросил офицер.
— Да, я Максимов, — спокойно ответил Данила.
— Документы!
Вера Васильевна полезла в шкаф, вытащила сумочку с документами и подала офицеру паспорта — свой и мужа.
— Где рация? — спросил офицер.
— Какая рация? — удивилась Вера Васильевна.
— Радиостанция, при помощи которой вы передавали шпионские сведения.
— Вот она, — показала Вера Васильевна пальцем на стену. — Но разве на ней передашь что?..
Офицер круто повернулся в ту сторону. Со стены на него смотрело жерло репродуктора.
— Не прикидывайся дурочкой! — закричал он на хозяйку. — Я спрашиваю, где рация.
— Это и есть радио. Другого у нас нет. Можете искать где хотите.
Солдаты повели Данилу Максимова в машину. Офицер допытывался у его жены:
— Ты бросишь прикидываться? Мы засекли, что передачи велись из вашего дома!
— Не понимаю, что и как вы засекли. Я не видела ни разу, чтобы у нас что-нибудь засекали...
— Дура! — выругался офицер. — Но ты еще заговоришь у меня... Обыскать!
Один солдат остался возле машины караулить Максимова, а двое других бросились переворачивать вверх дном все в доме. Полетели на пол одеяла, подушки. Тучей взвились перья. Шкаф был опустошен, чемоданы поломаны. Словно буря ворвалась в дом, закрутила, загремела, срывая все со своих обычных мест.
Поиски в квартире оказались безрезультатными. В сарае тоже ничего подозрительного фашисты не обнаружили. Все хорошо замаскировано: и потайной лаз, и несгораемый ящик. Вещественных доказательств того, что радиопередачи велись из дома Максимовых, не нашли. Но пеленгатор показывал именно на эту точку. Поэтому хозяина забрали, а хозяйку оставили, предупредив, чтобы она ни на один час никуда не отлучалась из дома, так как ее могут позвать в СД в любой момент.
Как только машина с арестованным Данилой Максимовым отъехала от дома, Вера Васильевна бросилась к окну и отодвинула в сторону вазон с китайской розой. Это был условный знак — в доме опасность, заходить нельзя. Как раз в этот момент проходил под окном Макар. Он увидел сигнал и, не замедляя шага, прошел мимо калитки. Теперь Вера Васильевна знала: весть о том, что дом Максимовых запеленгован, дойдет до подпольщиков.
