Макаренко надел ему на плечо манжетку аппарата для измерения кровяного давления. Черников укрепил на теле начальника электроды. Затем оба парня склонились над электрокардиографом. Через пять минут данные кровяного давления и готовая ЭКГ лежали на моем столе.

Начальнику помогли одеться. Он был растроган и очень доволен. Кровяное давление, правда, оказалось повышенным. На ЭКГ имелись признаки перегрузки левых отделов сердца. Я объяснила все это присутствующим и велела дать больному лекарство, что тут же сделали, преподнеся на чистой тарелке со стаканом воды.

Из огромного чайника налили всем чай, поделились с командиром пряниками. При этом обсудили важные вопросы солдатской службы. Узнав, что пряники — мое угощение, начальник вызвал офицера, дежурного по части, и продиктовал ему приказ, который гласил, что шеф-повару по определенным дням, к определенному времени в распоряжение врача Дороговой необходимо выпекать тридцать сдобных булочек с изюмом и маком. Расходы отнести в графу: «Усиленное питание».

Все смеялись — нас двадцать. Он ответил: «Остальное — для гостей!»

Прощаясь, подполковник обнял каждого солдата и сказал: «Благодарю, сынок! Учись!» Мне же, церемонно поклонившись, поцеловал руку. Свидетелем этой сцены стал явившийся муж, обеспокоенный моей задержкой в госпитале. Не успели мы разойтись, как столовая приняла прежний вид: муляжи и картинки исчезли, аппарат ЭКГ водворился на свое место, бережно свернутые скатерти были убраны в шкаф до следующих уроков.

Еще одной моей обязанностью было получение крови с немецкой станции переливания городской больницы. Два солдата со специальными ящиками-контейнерами сопровождали меня. В какой-то день в больнице после оформления документов немцы с извинениями попросили меня подождать. Вдруг через открытую дверь соседней комнаты я увидела аппарат, который два года назад демонстрировал мне в Дрездене интерн Ирганг.

Во время отпуска в Москве в магазинах и библиотеках и вообще где только возможно я безуспешно пыталась найти сведения о нем. Муж волновался, не заболела ли я и не впала ли в навязчивое психотическое состояние?

Не могу передать мою радость, когда я увидела тот самый аппарат, работающий в руках немцев. Наконец я пойму суть неизвестного у нас метода лечения, способного без лекарств устранять боль. Я тут же вошла в эту комнату и познакомилась с немецкими врачами. С одним из них, бывшим нашим военнопленным, «подружилась». С разрешения мужа и начальника госпиталя даже побывала у него в гостях вместе с женой одного из наших офицеров, свободно владевшей немецким языком.

Таким образом в моих руках оказалась медицинская литература по этой теме и схемы строения аппарата. Этот метод лечения был открыт французскими врачами и широко распространился в Европе в сороковых годах, но по понятным причинам нашей стране в это время было не до токов.

Я часами сидела над переводами. Моему помощнику, старшему сержанту-электротехнику, воссоздать подобный прибор не удалось. Однако ему ничего не стоило впаять в сеть гальванической доски из госпитального кабинета физиотерапии прерыватель тока и чередовать паузы с переменным сетевым током.

С разрешения начальства в наших руках оказался новый, неизвестный ранее прибор. Его токи были приблизительно аналогичны немецким, но не уступали им в эффективности.

Первые лечебные процедуры проводились в обстановке секретности двумя врачами, то есть мною и начальником госпиталя, а также сержантом-техником. Работали увлеченно. Все варианты использования токов мы применили на себе. Первым больным, страдавшим от болей, был мой муж. Использовав немецкую методику, я за пять минут избавила его от болей в ногах. Он был ошеломлен полученным эффектом, когда легко и свободно смог встать и легкой походкой покинуть кабинет.

Мы втроем, «авторы» этого эффекта, были счастливы. Ведь творческий труд, приводящий к успеху, всегда делает исследователей счастливыми. Я буквально потеряла покой и сон, «вгрызаясь» в иностранные методики лечения. Впервые удалось реально помочь любимому человеку, не отравляя его разными медикаментами.

Меня стала сопровождать «слава». Казалось, невропатолог госпиталя может вылечить все, с чем к нему обращались пациенты. Скорее всего, такая деятельность кончилась бы печально как для меня, так и для командира части. Я волновалась. Метод лечения не был разрешен нашим здравоохранением, к тому же аппарат был самодельный. Но шеф говорил: «Пусть дураки лечат пирамидоном, а мы — другое дело!»

В триумфальное внедрение нашего метода лечения больных вмешалась международная обстановка.

БОЕВАЯ ТРЕВОГА

Боевая тревога, как известно, является водоразделом между жизнью и смертью. Ее объявили внезапно. В считаные минуты из домов исчезли все мужчины. Чуть позже, взяв с собой дочку, на свое рабочее место явилась и я.

Госпиталь грузился. Люди передвигались только бегом. Начальник госпиталя находился на Родине в отпуске. Мой муж был в его кабинете. Перед ним с глупой улыбкой, шатаясь, стоял начфин, капитан Рябчий, пьяный. Муж громко крикнул: «Отставить!» — и, размахнувшись, ударил его кулаком в челюсть. Тот отлетел к противоположной стене ногами вверх.

Признаюсь, я очень удивилась этому поступку, так как никогда в жизни не сталкивалась с такими бойцовскими способностями мужа. Обернувшись ко мне, он сказал: «Соберись! Оставляю тебя на всем нашем хозяйстве. Слушай приказ: наведи порядок, стреляй вверх. Приведи всех в солдатскую столовую. Займи там круговую оборону. В твоем распоряжении три автоматчика. Обеспечение у Рябчего. Держись! Вас не бросят!»

Принимая из его рук боевой пистолет и патроны, я невольно вытянулась по стойке «смирно». Затем он выбежал во двор, сел в подкатившую машину, и вся колонна исчезла в неизвестном направлении.

Госпиталь опустел. Внезапно протрезвевший капитан Рябчий, три автоматчика и плачущий новобранец повар Абрамян подошли ко мне. Коротко обсудив наше положение, мы принялись за дела.

Капитан Рябчий превзошел себя, кинувшись создавать круговую оборону. Падая от натуги, отплевываясь кровью, с помощью тщедушного Абрамяна он очень быстро превратил обширное помещение солдатской столовой по правилам военной фортификации в укрепленную боевую точку.

Один автоматчик занял пост на проходной, второй — на самой верхней обзорной точке для наблюдения за окружающими территориями, третий пошел со мной в ДОСы.

В квартирах царила страшная вещь — паника. Стрельбы в воздух не потребовалось. Пистолет в моих руках был и без того весомее всех аргументов. Жены и дети спокойно, тихо ушли в госпиталь. Пустые дома заперли. Соседей-немцев не потревожили.

Две женщины занялись кухней. Остальные обошли со мной опустевшие госпитальные корпуса, закрыли их на ключ. Нетранспортабельных тяжелых больных перенесли в палату рядом с боевой точкой. Тут же распределились по сменам для ухода за ними. Никто из больных не отяжелел и не умер.

Капитан Рябчий, пришедший в себя, дал квалифицированный и понятный инструктаж всем женам по обращению с оружием. Им было указано, кому и где стоять, какой у кого сектор обстрела, кому бросать гранаты за баррикады. Никто в обморок не падал, никто, включая детей, не плакал.

Позвонили по прямому проводу из дивизии, мощной боевой силы, находящейся в нескольких километрах от нас. (Как стало известно позже, она тоже куда-то уходила.) Я ответила: «Дежурный врач Дорогова». Усталый голос приказал: «Доложите обстановку!» Я рассказала, сколько нас и чем мы занимаемся. Голос ответил: «Так держать!» — и отключился.

Организованной боевой мощи противостоять мы, конечно, не могли, но, несомненно, не поддались бы бандитам и мародерам. (Как в Венгрии в 1956 году, когда бандиты вырезали беззащитные семьи офицеров, издевались над женщинами и детьми.)

В колоссальном напряжении жили мы трое суток. Голос из дивизии справлялся об обстановке.

Наконец, к великой радости и счастью, без потерь вернулись наши. Где они были и что совершали, никто не знал. Но мужа повысили в звании и должности. Капитану Рябчему вынесли благодарность за службу. Меня в присутствии всего гарнизона наградили почетной грамотой. До настоящего времени никто еще не узнал, при каких обстоятельствах капитан Рябчий потерял два своих зуба.