Перейдя улицу, я оглянулась. Оба немца стояли рядом и смотрели мне вслед. Я весело помахала им на прощание букетом. В ответ обе головы — одна в старой шляпе, а другая в блестящем шлеме — синхронно дрогнули в светском поклоне.
Удивительно, но именно этот короткий эпизод с посещением немецкой клиники в Дрездене оказал влияние на мою дальнейшую врачебную деятельность и на судьбу всей нашей семьи.
Вернувшись домой после встречи с немецкими коллегами, я подробно рассказала мужу об успехах местных врачей в борьбе с болью. В ближайшее время он принес мне кипу книг на эту тему из госпитальной библиотеки. Перечитав их, я убедилась, что врачам нашего госпиталя ничего не известно о немецких методах лечения.
Муж был для меня авторитетом. «То, о чем ты узнала в немецкой больнице, никому из наших врачей не известно, — сказал он, — а тот факт, что никто из хирургов, бывших там одновременно с тобой, ничего нового не увидел, может быть неправильно истолкован». Я прекратила расспросы, но ничего не забыла и, что называется, затаилась.
Вскоре мы уехали в отпуск на Родину и в Дрезден больше не вернулись.
ПОЛЕВОЙ ПОДВИЖНЫЙ ГОСПИТАЛЬ
Одновременно с повышением воинского звания муж получил и новую врачебную должность. Он стал начальником рентгенологического отделения и заместителем командира части.
В свернутом состоянии в мирное время госпиталь выглядел как обычный, довольно крупный, гарнизонный. Располагался он в небольшом немецком городке на берегу живописной стремительной речки, занимая старинные здания бывшей фашистской администрации. Однако в особых обстоятельствах по приказу командования он должен был мгновенно целиком погрузиться на свои машины и развернуться в поле в указанном ему месте.
Дома для офицеров (ДОСы) располагались за оградой госпиталя среди городских строений. Наши две жилые комнаты находились в непосредственной близости от квартиры командира и имели телефонную связь с госпиталем.
Несмотря на хорошие бытовые и материальные возможности, я скучала и тосковала на новом месте службы мужа. Хождение с соседками по магазинам, парикмахерским и портнихам меня не увлекало. К тому же со мной была только старшая дочка-первоклассница. Младшую пришлось оставить на Родине с моими родителями из-за случившегося перелома костей предплечья. Я беспокоилась и скучала по ней. Монотонную и скучную жизнь изменил случай.
Однажды в какой-то из праздников мы с мужем оказались в ресторане Дома офицеров за одним столиком со старшими войсковыми начальниками. Не помню чем, но я как-то оживила их компанию. Они решили подарить мне призы, выигранные ими в развлекательном тире, куда и направилась вся компания. Муж безуспешно старался оградить меня от этого развлечения, но его обвинили в домострое. Когда очередь стрелять дошла до меня, то все командиры оказались проигравшими. Мои пули одна в одну оказались в центре десятки. Наступило какое-то замешательство. Но мне удалось превратить этот факт в шутку, объявив преимущество лимонада, который пила я, перед коньяком, который пили они.
С этого дня меня назначили капитаном женской стрелковой команды. Несколько месяцев спустя в армейских стрелковых соревнованиях по группе движущихся мишеней мы заняли призовое место. Блестящая фарфоровая ваза, врученная мне тогда, цела до сих пор.
С этого времени я, что называется, вышла из тени скучающих офицерских жен. По штатному расписанию в госпитале не предусматривалось должностей гражданских лиц. Среди врачей не было также и врача-невропатолога. Моя специальность оказалась востребованной, но плата за работу не полагалась. Тогда командир госпиталя предложил мне занять должность младшего лейтенанта (что-то вроде главной сестры) и возглавить сестринскую службу госпиталя. Не подумав о таком совместительстве, я с радостью согласилась. Что может быть лучше, чем занятие любимым делом, да еще и за деньги?
Таким образом на меня свалилась ответственность за всех медицинских братьев госпиталя, как мужчин, младших офицеров, так и парней, двадцать человек из которых были новобранцами, имевшими самое элементарное понятие о своей медицинской деятельности.
Мой предшественник, младший лейтенант, был уволен за служебное несоответствие и беспробудную пьянку. Команда его, следуя наставнику, совершенно распустилась, создавая вопиющие нарушения в медицинском обслуживании больных. Длинный шлейф всевозможных нагноений, абсцессов и других серьезных бед тянулся за всеми отделениями госпиталя. Парни, входящие в санитарный взвод строевой роты, были безграмотными, тупыми и наглыми. Получившие лучшее образование, чем основная масса рядовых солдат, имевшие звания сержантов, они составляли своего рода элиту, держались высокомерно и обособленно, а их бывший командир привил им все навыки разгульной жизни.
Поняв, что собой представляет «довесок» к моей неврологической деятельности, я перестала радоваться и испугалась. Вернувшись домой, бросилась к мужу, надеясь, что он по своей доброте поймет мое отчаяние и скажет: «Ладно, отдыхай дома, как все жены!» Но он, пожалев и обняв меня, сказал совсем иное: «Ай да шеф! Знал, кого поставить!» Я заплакала. Утешая меня, муж произнес: «Именно ты и можешь привести в чувство эту шпану!»
Явившись на другой день к командиру части, я попросила перенести мои занятия с санинструкторами из учебного класса казармы в столовую терапевтического отделения и дать мне двое суток на подготовку. Были утверждены представленные мною темы и планы занятий, время и количество учебных часов. С этого момента я оказалась зачисленной в штат госпиталя.
Долгие часы я провела в штабе, изучая личные дела санинструкторов и составляя для себя специальное досье на каждого. Я пыталась понять, как за них взяться. Кому грозить гауптвахтой, кого ласково взять за руку, кого игнорировать, а у кого непрерывно спрашивать личное мнение, кого невзначай назвать Колей, Толей? Обращались в армии по фамилиям, мои же ходили под кличками.
Особое внимание я уделила старшему сержанту, их младшему командиру и главарю. Парень был призван из Луганской области. С приличными отметками он успешно окончил электромеханический техникум, но семья его была неполной и, по-видимому, неблагополучной. Я подумала, что в этом может крыться причина его протестного поведения. В этот же день я наведалась в отделение, где он дежурил, непринужденно чем-то ему помогла, и он доверительно рассказал мне о семейных бедах и несправедливости местных властей на его родине. Я обещала помочь, к чему он отнесся с большим сомнением.
Весь вечер мы с мужем обсуждали семейное горе парня. Муж, будучи сиротой, сверх меры хлебнувший горя, тут же составил письмо от имени армии в райком партии Луганской области, откуда был призван солдат. Положительный ответ пришел на удивление быстро, содержание его стало известно моим подопечным. Постепенно они со своим вожаком стали доверять мне как человеку, знающему все их казарменные и домашние тайны и способному помочь. Этот факт предопределил мой успех в воспитании и обучении санинструкторов. Кроме того, я получала похвалы и одобрение своих действий со стороны мужа. Он был рад им. Мы вместе служили общему делу.
Для того чтобы научить двадцать неотесанных, неуправляемых парней основам медицины, я применила необычные приемы. Вместо казенного класса и надоевшей казармы их ждала уютная, красивая и удобная комната для отдыха. После тяжелого рабочего дня, поужинав в своих подразделениях, они до отбоя с удовольствием проводили в ней два вечерних часа. То, что я рассказывала, было для них ново и интересно. Серьезные медицинские познания перемежались стихами, смешными случаями, дружескими шаржами и даже песнями. Солдаты- санитары нашего терапевтического отделения, так же как и санинструктора, перешедшие под мою опеку, были этому очень рады. Увлекшись идеей переоборудования обычной больничной столовой, они толково и быстро мне помогали. Ничего более интересного в их солдатской монотонной жизни в то время не имелось.
