Наша двадцати пяти километровая дорога соединяла три деревеньки с городом Юрьевец. Обширные поля, засеянные льном, выглядели в июле небесно- голубыми, а цветущей гречихой — интенсивно-розовыми. Тугие остистые колоски созревающей ржи блестели на солнце желтыми и нежно-зелеными красками. Вокруг необъятное пространство лугов и полей оставалось безлюдным. Я была потрясена и очарована. Природа лечила мое сердце не только от недавно перенесенного горя, но, определенно, от болезни.

Ваня был весел, остроумен и красив. Мы непрерывно смеялись и легко преодолевали километры пути. В полях вблизи деревень я увидела настоящее чудо: избушки бабы Яги, будто сошедшие со страниц сказок. Ни в Московской, ни в Тамбовской областях ничего подобного я не находила.

На толстой ноге стояли бочкообразные избушки с крышами, похожими на нахлобученные шапки, на макушке которых крутились крылья, ловящие ветер.

Сама же избушка стремительно вращалась вокруг своей оси. Ваня объяснил мне, что это — крупорушки, мельнички для очищения семян овса, проса и гречихи от оболочек. А выглядевшие несколько иначе, но тоже бешено крутящиеся — маслобойни для получения масла из семян льна. Мы даже сошли с дороги, чтобы рассмотреть их поближе. Ведя меня между ними, Ваня серьезно сказал: «Если захочешь тут жить, я тебе такую избушку срублю». До революции зерно для помола со всей округи свозилось на мощную ветряную мельницу, стоящую у нашего дома.

Увидя нас, жители выходили на дорогу. Ваню знали все, так же как его отца и деда. С радостью и слезами они обнимали фронтовика, вернувшегося из пекла войны живым и невредимым. Звали в гости. Объятий и слез сельчан не избежала и я.

К девяти часам утра дорога вывела нас на высокий берег Волги. Город Юрьевец тянулся параллельно реке, между ней и высоким, как гора, правым берегом. Центральная улица называлась Советской. Районная Юрьевецкая больница, она же и поликлиника, находилась на берегу реки. Городские дома были деревянные, в основном одноэтажные, украшенные затейливыми орнаментами и окруженные садами. Центральную площадь города окружали старинные неработающие храмы.

Доктор встретил Ваню радостно, узнав в нем внука Алексея Ивановича, хорошо знакомого ему по прежним временам. Меня пригласили в просторную приемную как коллегу, друга и гостью Вани.

Пожилой, сухощавый, энергичный доктор назвал меня барышней. Через огромную старинную лупу в деревянной оправе он внимательно рассмотрел мои глаза и вытащил впившуюся в веко бесцветную колючку. Затем из шкафов с медикаментами взял какие-то порошки, смешал их, растер в ступке и сам приготовил глазные капли. От них боль в глазу тут же прекратилась.

Ваня бережно убрал пузырек в карман и стал отдавать доктору корзину с черникой. Но тот, весело смеясь, от подарка отказался и велел нам прибыть к нему домой в гости в полдень.

До приглашения оставалось целых три часа. Не нести же ягоды домой! Ваня повел меня в торговые ряды и по дороге рассказал, что в своем сиротском детстве приходил сюда много раз. В пятый класс он должен был пойти в новую школу в большом чужом селе. Все лето он собирал и носил различные ягоды в тяжелых корзинах по этой длинной дороге на здешний рынок. К осени на вырученные деньги мальчик смог купить себе новые сапоги и зимнюю одежду. Особенную радость доставляли ему приобретенные крепкие заводские лыжи, на которых он пробегал зимой десять километров от дома до школы и обратно, если позволяла погода.

В торговых рядах народу было мало. Однако нас, необычную пару — ладного парня с ружьем и тонкую девицу с длинными косами, окружили любопытные горожане. Ваня постелил газету на прилавок и высыпал на нее горку черники. За цену «сколько дашь» тут же были куплены все наши ягоды вместе с корзиной и яйца с лукошком, которые несла я.

Избавившись от груза, мы пошли гулять по городу. Ваня был гидом. «Наш город, — объяснял он, — основал как крепость владимирский князь Юрий II Всеволодович в XIII веке на месте впадения в Волгу реки Унжы. Татары здесь никогда не хозяйничали. Отсюда ушло наше ополчение в 1612 году».

«Это старинные купеческие лабазы, — кивнул он на сводчатые кирпичные строения. — Вот церковь Богоявления, рядом церковь Рождества. Колокольный звон с пятиярусной колокольни, по рассказам дедушки, был слышен даже в Заволжье. Тут где- то жил со своими родителями покоритель Сибири Ермак».

Перед необыкновенно красивым домом в полтора этажа Ваня остановился. «Сюда мы с тобой тоже приглашены, но в гости придем в другой раз. В этом доме жил мастер-строитель, образованный и талантливый человек».

Приведя меня на купальное место, он предложил искупаться. Вода в Волге была чистой, просматривалось пологое песчаное дно. (Горьковское водохранилище и дамба были построены десять лет спустя.) Я отказалась и осталась сидеть на берегу рядом с его ружьем. Несмотря на довольно высокие волны, он долго плавал. Я тревожилась и радовалась его умению плавать и нырять. Водная ширь простиралась до горизонта. Противоположный берег реки был невиден.

Перешагнув порог старого красивого деревянного дома доктора, мы попали в прошлый век. Комнаты были обставлены старинной мебелью. Обеденный стол, покрытый белоснежной скатертью и сервированный красивой посудой, ждал нас. Было очевидным — в доме проживает большая семья, но в тот момент в столовой доктор хозяйничал один.

Оказалось, что в детстве Ваня не раз бывал в этом доме со своим дедушкой и отцом. Доктор знал трагическую историю этой раскулаченной семьи и горькую судьбу оставшегося круглым сиротой Вани.

Вспоминая погибших, мужчины пили не чокаясь, а за Победу и за то, что не погибло «доброе семя предков» в лице молодого лейтенанта и будущего врача, чокались звонко. К моему отказу от рябиновой настойки хозяин отнесся положительно.

Я была потрясена личностью доктора. Ласточкин Иван Павлович, земский врач, выпускник медицинского факультета МГУ, участвовавший в Гражданской и Великой Отечественной войнах, остался верен своей профессии, несмотря ни на какие трудности, переживаемые страной. В Юрьевецком районе он был широко известным, единственным хирургом.

Прощаясь, доктор обнял и расцеловал нас по-русски, сказав, что через пять лет ждет молодых специалистов себе на смену.

Под впечатлением этой встречи обратно мы шли молча и быстро, не отвлекаясь на окружающую обстановку. Краткое знакомство с этим талантливым человеком всплывало в памяти всегда, когда мы, будучи студентами, брали в руки очередной медицинский учебник. Ведь врач лично мужественно противостоял болезням и бедам людей, опираясь лишь на свои знания.

Домой мы вернулись засветло. Пройдя за день более пятидесяти километров, я устала, но не чувствовала себя изможденной и больной. Глаз больше не беспокоил. Деньги, полученные на базаре, смущенно и благодарно приняла от нас хозяйка.

Утром меня разбудила гроза. Мышцы болели от вчерашнего большого похода, вставать не хотелось. Но Ваня, стоя за дверью, командирским голосом кричал: «Подъем!!! Громовержец Илья Пророк уже давно катается над нами на своей огненной колеснице, поливает холодной водой и кидается молниями. Сегодня наш престольный праздник, Ильин день. Идем в гости!»

Накрывшись Ваниной фронтовой плащ-палаткой, под проливным дождем мы прошлепали босиком по лужам три километра до села Проталинки, неся обувь и какие-то подарки в руках. В центре небольшого сельского поселения стояла недействующая величественная каменная церковь. Ванин дедушка, Алексей Иванович, когда-то был в ней церковным старостой. Однако, как и в былые времена, день Ильи Пророка также справлялся широко.

В большой избе, куда привел меня Ваня, находилось много народа. Моему другу была устроена бурная и радостная встреча, не только как герою- фронтовику, но и как действующему офицеру, старшему лейтенанту. Я возбудила всеобщее любопытство и была представлена Ваней как его невеста.

Праздник был неторопливым и для меня очень любопытным. По моему мнению, посуда местного производства царских времен была более красивой, художественной и практичной, чем вчерашняя английская докторская.