В новом цехе при лесопилке также машинно изготовлялись рамы, двери, доски пола, накат для потолков.

Забегая опять вперед, чтобы во имя уважения к хронологии не нанести ущерб развитию действия, опять расскажем, что вскоре произошло и что еще не случилось пока.

Первые дома получили модельщики. Вез рубля, без копейки.

Желающих купить в рассрочку составные домики оказалось больше, чем возможностей произвести их. Поданные заявления разбирались Кассой с привлечением представителей цехов.

Кого предпочесть? Как установить очередность?

Предпочли бездомных и вновь нанятых. За ними — живших в ветхих, догнивающих домах.

В третью очередь шли радивые и отличившиеся на работе.

Остальным было сказано, что ждать долго не придется, что с каждым месяцем будет прибывать число изготовляемых домов и правило Платона Лукича — «легче, лучше, больше» — и на этот раз не окажется пустыми словами.

Касса назвала первые сто фамилий, которым будут построены до осени новые дома. После чего началось обсуждение договоров, взаимных обязательств. На некоторые пункты этого договора не все обратили внимание, а они заслуживали этого.

В числе пунктов были такие, по которым дом не может быть продан или передан другому лицу. Это понятно.

За дом нельзя удерживать из месячного заработка рабочего более двадцати процентов и менее пятнадцати процентов. Тоже хорошо.

А вот почему за дом нельзя выплатить сполна наличными или с более короткой рассрочкой, это вызвало удивление. В самом деле, чем плохо для хозяина, если выплату не будут растягивать на долгие годы. Овчаров объяснил так:

— Ни Касса, ни фирма не желают, чтобы дом ложился тяжелым бременем на семью, купившую его.

Хотелось знать, что станется с домом, если купивший его уволится с завода или будет уволен. Овчаров сказал:

— Дом продается без прибыли, по самой крайней цене, и только работающему на наших заводах. Может быть, в дальнейшем будет продажа всем, но по другой цене. Пока же домов не хватает своим.

Это же растолковал и Скуратов.

Спрашивалось: а как будет с домом уволенного?

На это в договоре отвечалось точно:

Выплаченные деньги возвращаются полностью с добросовестным удержанием за износ дома по установлению Кассы.

Спорить не о чем, и сомневаться не приходится. Пока что не увольнялся никто, кроме воров и преступников.

Предусматривалась в особом пункте и смерть купившего дом. В котором ясно говорилось, что в этом случае при отсутствии в семье работающих дом переходит в собственность осиротевших. При наличии подрастающих членов семьи, способных стать ее кормильцами, дается добавочная рассрочка, до времени поступления на работу, В этом случае выплачивается половина долга.

За такие слова и в ножки можно поклониться.

Снова имя Платона Лукича у всех на устах.

Во многих поминальниках, как сказал отец Никодим, на листках о здравии вписывалось имя Платона.

Когда же началась установка первых домов на фундаменты, пришлось стройку огораживать жердями от зевак. «Скорое составление» превратилось в зрелище. Первые «составные» дома возводились «под конек» в течение шести дней, потом поднаторевшие мастера, получавшие за сборку сдельно, управлялись в три дня. Самым долгим была кладка печей, но и здесь нашлись смекалистые мастера. Нашлись свои выдумщики. Печь клали по шаблонам трое — печник, подручный и подносчик кирпича.

Жизнь подсказала добавления к дому по желанию заказчика. Добавлялись полати. Терраска. Летняя светелка на чердаке. И с первых же новоселий оказалось, что в новом доме нужна и под стать ему начинка.

Мебель — это новый цех. Новый цех — новые расходы. Но и тут нашлись «улучшатели». Была предложена мебель, получившая, как и дом, название «составной».

Новый успех венчал новыми лаврами сердечного, пекущегося, понимающего рабочего человека молодого хозяина Платона Лукича.

А теперь, забежав так далеко в успехах старшего сына Акинфина, вернемся к тревогам младшего — Клавдия...

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Совсем недавно Луке, Жюли, Агнии, тем более маменькиному сынку Клавдию развязка хотя и казалась бурной, но все думали, как думает большинство людей в таких случаях. Не они первые, не они последние. Покричит, пошумит, может быть, и прибьет дочь, потом невозможное примет за неизбежное и благословит.

Теперь в это никто не верил. Грозовая туча висела над домом Акинфиных и в эти ясные, солнечные дни без единого облачка на тихих небесах.

Только один Платон, которому боялась сказать правду знающая все Лия, как всегда, занимался сонмом своих дел. Типолитографией. Составными домами. Пуском новых станков. Телефонной станцией и ее линиями. Возведением электрического цеха. Подсчетом замочных прибылей.

Ему завидовали все Акинфины и молчали. Он мог вмешаться и сделать еще хуже.

Еще хуже сделал другой, вмешавшись в тайну семьи Акинфиных, мстя за Кэт, за себя. Он очень последовательно и логически доказательно хотел оберечь от позора Молохова, который должен потребовать у Акинфиных женить Клавдий на Кэт. Агнию же отправить в Петербург, где и невозможное сделают возможным.

На Молохове известие Шульжина не сказалось взрывом негодования. Выслушав Феофана Григорьевича, Молохов предупредил:

— Знай край, да не падай! Будет врать. Пошел вон, старый растлитель! Пикни только об этом или Алиса твоя пусть пикнет, тогда знай... Это будет последний ваш писк... Последний... Пшел вон, дочерин поддавальщик! Пшел!

Оставшись один, он выпил стакан успокоительного.

Белого. Красных и всяких других цветных вин он не пил.

Придя в себя, Молохов позвал Агнию.

Бледная, прозрачная, она в длинной ночной рубашке вошла неслышно светлым ангелом в отцовский каземат под мраморными сводами.

Агния, кротко опустившись перед отцом на колени, еле слышно сказала ему:

— Какой бы мерой ни наказал ты меня, я и бог простят тебе.

Зверь дрогнул, съежился и зарыдал.

— Доченька... Неужели ж, неужели он ошарманил нас, обесчестил и покорил?..

Агния бросилась к отцу, и они, обнявшись, зарыдали вместе.

Так прошел тягостный долгий час, а потом Василий Митрофанович, ничего не говоря, встал и ушел в свой «алтарь» за железную дверь. Дочь перешла в объятия матери, и та, крестясь, сказала:

— Агонька, страшен первый гром... Отойдет... Придет в себя... Отец же он... Отец!

А Платон в этот день любовался рекламным образцом замка-болта. Отполированный до алмазного свечения зеркально-никелированный замок мог украсить письменный стол и вельможного банкира. На обеих торцовых плоскостях отчетливо выштампованы весы и буква «А». На дисках съемной головки вместо букв цифры от нуля до десяти. Номерные диски вращаются бесшумно.

Изготовлено по числу замков сто кедровых подарочных коробочек. На них выжжено, что необходимо. И адрес. И оптовая цена. И скидка при оптовом заказе на сто, на двести, на триста и на тысячу замков.

Отпечатано в литографии и уведомительное письмо. Оно извещает:

«Милостивый государь! Фирма презентует Вам образец замка, открывающегося и закрывающегося без ключа...»

Штильмейстер, мастер словесного колдовства, сумел выткать на листе, тисненном под канву, живописно интригующие фразы и математические формулы, исключающие открываемость номерного дискового замка-болта.

На каждом замке свой номер, а в списке, остающемся в сейфе, отгадка цифр каждого замка. Надо же заказчику убедиться, что замок открывается. И он, помучившись день-другой, неделю, спросит об этом. И когда, получив ответ, своими руками откроет свой замок, для него уже не будет сомнений, какой это ходовой товар и как много можно на нем нажить.

Дело верное. Хватит ли только технических возможностей выполнить заказы на полмиллиона прибыли, занесенной Флегонтом Потоскуевым в реестр предположительных доходов? Кузине Анне четвертую часть долга вернули первые завалишинские замки мелкого пользования. А эти болтами вернут за год все, да еще построят «Женский завод», а может быть, и башкирский поселок Султанстан. Башкиры очень честный, исполнительный, работящий народ. Их только окрылить и заставить поверить, что они могут свернуть горы и пустить реки вспять. И они пустят и свернут...