Часто ребенок становится помощником матери, нянькой младших детей, как, например, в следующем случае: «У меня был брат старше меня на два года, потом родилась я сама, и пять лет я была ребенком, но потом родилась сестра. И я не знаю, как так получилось, что я стала ответственной за сестру, хотя мне тогда было всего пять лет, а через два года у меня появилось некоторое чувство обиды по отношению к ней. Я пыталась понять, в чем тут дело, и мне пришло в голову, что я в некотором смысле потеряла с ее рождением свое детство. Я помню один случай, должно быть, в это время она была еще очень маленькая, три или четыре года, мы стояли на улице с очень оживленным движением. Мама была в магазине, мы ждали отца. Я держала ее за руку (мне тогда было, наверно, лет восемь), и вдруг она увидела отца, вырвалась и побежала через улицу. Что я особенно запомнила, это как отец увидел ее, выбежал на улицу и остановил движение. Если б он этого не сделал, ее бы, конечно, задавили. Первое, о чем я подумала, что если бы с сестрой что-то случилось, то случилось бы по моей вине. Сейчас это производит очень сильное впечатление. Я не думаю, что мои родители наказывали меня за это, не помню, чтобы они это делали, но тем не менее… когда через четыре года родилась еще одна девочка, я уже была готова стать ее матерью, и я думаю, что я это и сделала, - оба родителя росли в многодетных семьях, где то, что каждый ребенок заботится о младшем, считается само собой разумеющимся. Я считаю, что в нашей семье тоже так получилось. И в этом не было особой необходимости, -так как мама не работала и, я думаю, могла прекрасно сама с этим справиться. Вот именно здесь, мне думается, у меня и появилась мысль о самозабвении, о том, что свои желания нужно отложить в сторону и никогда не чувствовать себя достаточно свободно, чтобы радоваться жизни и делать то, что я хочу, - я все время смотрела за детьми, следила, чтобы с ними ничего не случилось».

Рассматривая личности родителей, я чаще всего встречаю энеатипы IX и I, особенно часто в паре. Влияние первого, естественно, способствовало тому, что личность выбрала самозабвение как модель поведения, влияние второго привнесло перфекцио- нистские требования к жизни: «Моя мать всегда была очень строга и перфекционистична во взглядах. Хорошее поведение было способом спастись от порки». «Мне всегда читали наставления, что так делать нельзя, и добавляли, что придут времена, когда этого делать будет совсем нельзя».

Хотя сверхприспособляющиеся очень далеки от того, чтобы протестовать, небезынтересно будет отметить, что противостояние родителю может сформировать мотив придерживаться такого стиля поведения, как, например, в рассказе молодого человека: «Моя мать (I) всю жизнь отчитывала отца (IX) в моем присутствии, я думаю, то, что я стал таким, какой я сейчас, было протестом с моей стороны, так как мне всегда приходилось делать то, что она хотела. Он работал за городом, и когда бы ни появлялся, мать начинала говорить о его проблемах. Но у меня, ребенка, были только приятные воспоминания».

Довольно просто понять, почему во многих рассказах представителей энеатипа IX присутствует мать, относящаяся к энеатипу IV, как и в случае, когда родитель относится к перфекцио- нистскому типу, имеют место требовательность и потребность уступать этим требованиям. В следующем случае этот элемент присутствует вкупе с другой часто встречающейся особенностью детства энеатипа IX, с желанием стать миротворцем в конфликте родителей: «Я помню, как моя мать постоянно упрекала отца, говоря о том, что он должен найти работу, что все приходится делать ей одной, и тому подобное. Но я не мог поверить, что мой отец действительно такой плохой, и я хотел быть таким, как он, - спокойным и свободным. Он имеет мало, но и довольствуется этим немногим. Мне тоже нужно немного, всего лишь любовь. Я стал чем-то вроде моста между ними, стремился наладить их отношения как посредник».

В то время как в других характерах стремление к любви, по-видимому, превратилось в стремление к ее суррогату, поиску того, что изначально воспринималось как средство привлечь родительское внимание и заботу, в «медлительных» личностях, по-видимому, имеет место смирение во имя любви и внимания. Только это смирение поддерживается в них ценой потери внутреннего осознания, так как принудительное добродушие обязательно влечет за собой подсознательное желание взаимности. Так как подсознательный характер желания любви не позволяет говорить об обольщении или преследовании, личность испытывает наибольшее чувство благодарности, когда кто-либо замечает его или ее самопожертвование, и можно сказать, что поиск любви в таких личностях проявляется в основном в желании быть признанным в их самопожертвовании и бескорыстном великодушии.

6. Экзистенциальная психодинамика

Если внизу энеаграммы осознание боли максимально (энеатипы IV и V), в IX, на ее вершине, оно минимально, - если в энеатипе III обскурация бытия станет быстрее заметна какому-нибудь неудачнику, который спросит: «А к чему такая суета?», чем самой личности, в представителе энеатипа IX этот неудачник не заметит потери внутренней сущности, так как его удовлетворенность, похоже, действует таким образом, что окружающим он кажется гораздо более здесь, чем сам себя ощущает. Возможно, в этом и лежит отличительная характеристика обскурации бытия в праздном, чрезмерно приспособляющемся характере, - в том, что он стал слеп по отношению к самому себе.

С помощью разъяснения утраты бытия в остальных характерах мы выяснили теперь, как отчаянное стремление к жизни в своем нетерпении как бы закрепляется в различных явлениях, в которых содержится надежда бытия. В случае энеатипа IX причина не лежит в интенсификации «онтическо- го либидо», как раз наоборот, причина - в обманчивом отсутствии этого страстного стремления, которое дает личности ощущение духовного удовлетворения.

В то же время обманчивая просвещенность «здравомыслящего крестьянина» влечет за собой бессознательность бессознательного, усыпление, когда человек уснул и не чувствует собственных желаний. Я не могу понять утверждения Ичазо о том, что в случае праздности «ловушка» кроется в чрезмерном желании познания. Верно как раз обратное: энеатип IX не испытывает достаточного желания к познанию, несмотря на субъективное ощущение себя живым и в таком виде, равно как и на проявления смещенного стремления к познанию, такие как эрудиция, путешествия, коллекционирование антиквариата. На самом деле такая негативная трансмутация преобразуемого стимула в импульсы, ориентированная на отход к менее значительному, типична и может выражаться в любопытстве. Мистер Пиквик, герой Диккенса, путешествующий по пригородам Лондона, изучающий языки и т.п. - хороший литературный пример вышесказанного.

По мере того как я изучал экзистенциальную психодинамику различных характеров, я постепенно выявил несоответствие - выраженное центральным положением энеатипа IX на энеаграмме характеров, - заключавшееся в том, что «забывание себя» - источник всех патологий. В то время как в других случаях это межличностное осложнение, похоже, становится фоном, на котором протекают внутренние конфликты личности, в энеатипе IX оно выходит на передний план, а относительная недостаточность компенсаторных процессов производит впечатление внутреннего здоровья, «псевдозрелости». Мы можем сказать, что энеатип IX менее невротичен, чем остальные характеры, в обычном смысле этого слова, т. е. учитывая только психологические симптомы, и что его осложнения носят в большей степени духовный характер.

Несмотря на все вышесказанное, суррогаты бытия энеатипа IX не стоят на переднем плане - как в ориентированном на внешние проявления и быстрые ритмы тщеславном характере или в стремящихся к напряженности мазохистских и садистских личностях третьего. «Поиски счастья там, где его нет» присутствуют в нем, как они присутствуют во всех характерах. Одну из форм этого явления я назвал «чрезмерным оско- тиниванием»: поиск бытия в животном комфорте и действия, направленные на выживание. Такая личность могла бы заявить: «Я ем, поэтому я существую». Другая форма - это стремление к бытию через принадлежность. Для энеатипа IX чужие потребности - его потребности, а чужие радости - его радости. Живя символически, он живет чужой жизнью. Он мог бы сказать: «Я это ты, поэтому я существую», - где «ты» может быть любимым человеком, нацией, политической партией, каким-нибудь Пикквикским клубом, даже футбольной командой…