Такое знание будущего всегда фрагментарно и вероятностно, ибо развитие (как отдельного человека, так и исторических сообществ) всегда многовариантно. Выражение «поэтическое пророчество» не больше, чем речевой стереотип. Природа поэтического дарования не дает каких-то особых возможностей опережать настоящее. Исследование приводимых примеров поэтических пророчеств не оставляет сомнений в том, что основой их является не откровение о будущем, а художественное переживание прошлого или настоящего.
Люди, приписывающие поэтам способность предсказывать будущее, часто приводят стихотворение М.Ю. Лермонтова «Предсказание» (1830). В действительности это не пророчество о русской революционной смуте, а переживание тех тревожных и бедственных событий, которые принес Европе и России 1830 год. По южным и юго-восточным губерниям России прошли «холерные бунты». 3 июня 1830 года во время одного из них был убит губернатор Севастополя Н.А. Столыпин — родной брат бабушки Лермонтова. В Польше вспыхнуло восстание, во Франции произошла революция. Это дало особое настроение 16-летнему поэту. Он пытается спроецировать на Россию опыт кровавой Французской революции 1789–1794 годов. Важно обратить внимание, что в автографе стихотворения рядом с названием имеется авторская приписка: «Это мечта».
В поэтической ткани стихотворения хорошо видны нити прошлых исторических событий. Настанет год, России черный год, Когда царей корона упадет; Забудет чернь к ним прежнюю любовь, И пища многих будет смерть и кровь; Когда детей, когда невинных жен Низвергнутый не защитит закон; Когда чума от смрадных, мертвых тел Начнет бродить среди печальных сел, Чтобы платком из хижин вызывать, И станет глад сей бедный край терзать; И зарево окрасит волны рек: В тот день явится мощный человек, И ты его узнаешь — и поймешь, Зачем в руке его булатный нож: И горе для тебя! — твой плач, твой стон Ему тогда покажется смешон; И будет все ужасно, мрачно в нем, Как плащ его с возвышенным челом.
Остановимся на некоторых строках этого стихотворения.
«Когда царей корона упадет».— Стихотворение «Предсказание» написано под впечатлением отречения от престола («падения короны») французского короля Карла X 2 августа 1830 года. Событие это вызвало радостное одобрение юного Лермонтова: С дрожащей головы твоей Ты в бегстве уронил венец. (30 июля (Париж) 1830 года)
«Забудет чернь к ним прежнюю любовь».— Под «чернью» понимается толпа (см. стихотворение А.С. Пушкина «Поэт и толпа»). Она во все времена легко отворачивалась от тех, кто терял власть. У римлян была поговорка: «Nihil est incertus vulgo» («Нет ничего более непостоянного, чем толпа»).
«И пища многих будет смерть и кровь; / Когда детей, когда невинных жен / Низвергнутый не защитит закон».— Картина страшная, но все это уже было во Франции в конце XVIII века. По жестокости Французская революция 1789–1794 годов ничем не отличалась от русской революции. Историк Томас Карлейль (1795–1881) так описывает эти кровавые ужасы: «Гильотинирование продолжалось в Нанте, пока палач не отказался, выбившись из сил. Затем последовали расстрелы ”в долине Сен-Мов»; расстреливались маленькие дети и женщины с грудными младенцами; тех и других убивали по 120, расстреливали по 500 человек зараз; так горячо было дело в Вандее, пока сами якобинцы не возмутились и все, кроме роты Марата, не стали кричать: ”Остановитесь!» Поэтому и придумали потопление. В ночь 24 фримера года второго, которое приходится на 14 декабря 1793 года, мы видим вторую Noyade, стоившую жизни 138 человекам. Но зачем жертвовать баркой? Не проще ли сталкивать в воду со связанными руками и осыпать свинцовым градом все пространство реки, пока последний из барахтающихся не пойдет на дно? Неспящие больные жители города Нанта и окрестных деревень слышат стрельбу, доносимую ночным ветром, и удивляются, что бы это могло значить? В барке были и женщины, которых красные колпаки раздевали донага, как ни молили они, чтобы с них не снимали юбок. И маленькие дети были брошены туда, несмотря на мольбы матерей. ”Это волчата, — отвечала рота Марата, — из них вырастут волки». Потом и дневной свет становится свидетелем нояд: женщин и мужчин связывают вместе за руки и за ноги и бросают. Это называют ”республиканской свадьбой»... Депутат Лебон в Аррасе, обмакивая свою шпагу в кровь, текущую с гильотины, восклицает: ”Как мне это нравится!» Говорят, по его приказанию матери должны были присутствовать, когда гильотина пожирала их детей. Оркестр поставлен вблизи и при падении каждой головы начинает играть ”Ca ira». В Бур-Бедуен, в Оранжском округе, было срублено ночью дерево Свободы. Депутат Менье, услышав об этом, сжигает местечко до последней собачьей конуры и гильотинирует жителей, не успевших спрятаться в погребах или в горах» (Французская революция. Кн. V: Террор в порядке дня. Гл. 3).
Не только в провинциях происходили ужасающие жестокости. Вот что увидел в Париже современник событий еще в начале революции. Из донесений русского посла И.М. Симолина: «13/24 июля 1789 года. Никогда моя душа не была здесь так охвачена печалью, как теперь. Париж похож на логовище тигров... Говорят, что народ составил список 54 жертв, которых он собирается еще принести в жертву своей ярости... В среду чернь расправилась с г-ном де Фулоном, бывшим интендантом армии. Его повесили на фонарном столбе, отрубили потом ему голову, насадили ее на палку от метлы и понесли по улицам Парижа в Пале-Роаяль и затем отправили ее навстречу его зятю, г-ну Бертье де Совиньи, интенданту Парижа, арестованному в Компьене... Г-н Бертье через полчаса после приезда был отведен в ратушу, и его постигла та же участь, что и г-на Фулона. Его сердце и внутренности были сожжены в Пале-Роаяле, а остатки трупа изрублены на куски.
27 июля / 7 августа 1789 года. Полнейшая и беспримерная анархия продолжает приводить Францию в состояние полного разрушения. Нет ни судей, ни законов, ни исполнительной власти, и о внешней политике настолько нет речи, как будто это королевство вычеркнуто из списка европейских держав. Национальное собрание, по-видимому, раздирается на части враждебными друг другу кликами. Король и королева содрогаются в ожидании неисчислимых последствий революции, подобной которой не знают летописи... В окрестностях, в Сен-Дени, произошло кровавое событие. Банда разбойников, не заслуживающих называться народом, недовольная мэром Сен-Дени, заподозренным в близких сношениях с злополучным интендантом Парижа г-ном Бертье, погналась за этим несчастным, который спрятался на колокольне, и отрубила ему голову, насадила ее на копье, намереваясь в понедельник утром носить ее по улицам Парижа, но это безобразие было предотвращено» (Цит. по: Литературное наследство. Т. 29–30. М., 1937. С. 398–442).
«Когда чума от смрадных, мертвых тел / Начнет бродить среди печальных сел».— Написано под впечатлением эпидемии холеры в ряде губерний России в 1830 году. Чумой Лермонтов называет холеру. Это видно из стихотворения этого же года «Чума в Саратове». В автографе рядом с названием произведения поставлено: «Cholera morbus».
В последних семи строках («В тот день явится мощный человек... / И будет все ужасно, мрачно в нем, / Как плащ его с возвышенным челом») нетрудно увидеть портрет Наполеона. В стихотворении «Наполеон», написанном Лермонтовым тоже 1830 году, использована та же метафора: «Сей острый взгляд с возвышенным челом».
Употребляя выражение «поэтическое пророчество», авторы статей чаще всего приводят примеры предсказания поэтами собственной смерти. Наиболее впечатляющей им кажется судьба Николая Гумилева. Для оценки этих утверждений недостаточно нескольких ссылок. Исследовательская корректность в данном вопросе требует:
а) анализа всех мест из произведений, где Н. Гумилев говорит о своей смерти,
б) исследования мотивов и авторской интенции (лат. intentio— «намерение, замысел»),
в) изучение биографических данных, по которым можно узнать, насколько автор реально переживал предсказанное им.