Впереди, примерно на расстоянии мили, она повернула на девяносто градусов влево и продолжала свою гонку по заливу. При такой скорости она окажется в кубинских водах примерно минут через сорок пять. Или даже тридцать. Я срезал угол и вскоре оказался позади нее. Между нами было около четверти мили. Кейти сбавила ход, потом резко повернула вправо и снова набрала скорость. Мы отдалились от берега на пятнадцать миль, и глубина в этом месте залива колебалась между девятью и пятнадцатью футами. Еще полмили, и Кейти снова резко повернула влево, потом еще раз. Эта странная гонка по серпантину продолжалась около двух миль. Я никак не мог понять, что она делает, пока мой взгляд не остановился на глубиномере.

Она искала место поглубже. В заливе потому так хорошо ловится рыба, что в нем есть отмели с водорослями. Этот шельф уходит на многие мили от берега, и там нет места глубже пятнадцати футов. Но случаются и «ямы».

Я сбросил скорость. Двигатель работал на малых оборотах, а я наблюдал, как она отчаянно ищет для себя могилу в океане. И Кейти быстро нашла ее.

Свеча исчезла.

Я заглушил двигатель и увидел, как Кейти скрылась в каюте, но только для того, чтобы появиться через несколько мгновений. Судя по всему, она несла что-то тяжелое. Пока она возилась с тем, что лежало у нее под ногами, я бросил якорь примерно в сотне футов, прыгнул в воду и поплыл, рассекая воду, к корме лодки Кейти.

Я слышал, как она тащит что-то тяжелое по палубе. Потом она подняла это на платформу на корме и положила на самый край. Я поплыл быстрее.

Я достиг ее лодки, уцепился за корму. Кейти тем временем стояла надо мной на борту лодки и что-то бормотала себе под нос. Ее руки были заняты чем-то миниатюрным. Тяжелая вещь, которую она принесла из каюты, оказалась белым ведром, и теперь оно стояло возле нее. Кейти снова разделась и стояла обнаженная, не считая веревки, которая тянулась от ее шеи к ведру. Она явно собиралась закончить то, что начала. На ее лодке была палуба для солнечных ванн, мягкая платформа непосредственно над двигателями.

Кейти сложила перед собой руки, они нервно двигались. Бормотание продолжалось. Оно звучало так, словно она снова и снова повторяет одно и то же. Или часть чего-то. Она шагнула на край лодки, пальцы ног повисли над водой. Я слушал, ловя конец фразы. Ее голос прервался. Я расслышал обрывок: «…печали и плач в этой юдоли слез». И тут луна высветила четки в ее пальцах.

Молитвы по четкам.

Ее молитва зазвучала громче. Я знал: если она решила убить себя, раньше или позже она это сделает, и никакая сила на земле – и уж точно не я – не сможет ее остановить. Ей нужен был выбор, но она должна была знать и то, что поставлено на карту. Ее ноги напряглись, колени согнулись. Она сделала глубокий вдох. Потом выдохнула. Все, до конца.

Я сумел произнести только то, о чем думал:

– Это не остановит боль.

Звука моего голоса она не ожидала. И никакого другого звука тоже. Она сдавленно вскрикнула и упала спиной в лодку. И это было лучше, чем упасть вперед. Она приземлилась с глухим стуком на мягкие сиденья и отчаянно поползла на четвереньках в каюту. Привязанная к ведру, Кейти выглядела как собака, натянувшая собственную цепь. Скрытый темнотой, слыша ее крики, я вылез из воды. Я казался существом из темной лагуны.

Я коснулся кнопки на приборной доске, включив внутреннее освещение, чтобы она видела меня. Ее глаза были размером с круглое печенье. Кейти прижала колени к груди и сидела, не произнося ни слова. Я вытащил карманный нож и собрался было разрезать веревку, привязанную к ведру, но потом передумал. Пусть все остается как есть.

Несколько минут мы оба молчали. Наконец я махнул рукой в сторону ведра и задал мучивший меня вопрос:

– Почему так? Зачем вешаться и топиться? То есть можно выбрать что-то одно, но не оба сразу.

Кейти не ответила.

Я покачал головой.

– Это ужасный способ уйти из жизни. Никто не должен этого делать. – Я пожал плечами. – И зачем вы это делаете?

Молчание. Прошла еще минута. Наконец она прошептала:

– Я это заслужила.

– Что именно? Смерть вообще или мучительную смерть?

– И то, и другое.

– Что ж… – Я потянул за веревку и посмотрел на ведро. – Для этого вы все приготовили. – Я сел. – Послушайте, я вас не знаю, не собираюсь делать вид, будто знаю, через что вы проходите или что-то о вашей жизни, но я знаю одно: я прекращаю преследовать вас и сейчас уберусь с вашей лодки. Если хотите умереть, умирайте. Ныряйте. Прыгайте с борта лодки, и пусть рыбы едят ваше тело.

– Ты не станешь меня останавливать?

– Нет. Не стану. Я не подписывался на то, чтобы оберегать вас. Вы желаете встретиться с Богом, вот и отправляйтесь на встречу с Ним. – Я повернулся к ведру. – Вот ваш билет.

Я встал, но ее голос последовал за мной:

– А если я этого не сделаю?

– Снимите веревку с шеи, оденьтесь и перестаньте принимать себя настолько всерьез. Вам пойдет на пользу, если вы поймете, что не являетесь для всех центром вселенной.

Она застыла и молчала.

Я указала на «Джоди».

– Позвольте мне объяснить вам. Дверь под номером один – это жизнь. То есть, вы возвращаетесь назад вместе со мной. Стеди отлично помогает людям справиться с пожаром, который они сами раздули. – Я коснулся ведра пальцем ноги. – Дверь номер два – это холодная, одинокая, болезненная смерть, которая ничего не исправит. – Я сложил руки на груди. – В любом случае, у вас есть выбор. – Лодка легко покачивалась на неторопливых волнах. Я прислонился к сиденью, обдумывая свой следующий вопрос. Наконец я решился: – Могу я спросить вас кое о чем?

Кейти посмотрела на меня:

– Вы действительно хотите умереть или вы просто больше не хотите быть собой?

– Какая разница?

– Ну, вы можете сделать одно без другого.

– Как?

Я почесал голову:

– А это дверь номер три.

– Расскажи мне.

– Вы действительно хотите знать?

Она кивнула.

– В дверь номер три можно войти только один раз. Никаких вторых попыток. Никогда. И вы не должны ничего брать с собой. Вы потеряете все, что вы когда-либо имели. Имя. Узнаваемость. Дома. Машины. Деньги. Если вы только не спрятали где-то пачку наличных. Все связи, которые у вас когда-то были, улетучиваются.

– И что получаешь из всего этого ты?

– Ничего.

– Дай я угадаю: ты к тому же ничего и не хочешь.

– Нет.

Кейти отвернулась:

– Правильно. И я в это верю.

– Вы можете верить во что угодно, но вы рискуете.

– Какие у меня гарантии, что однажды ты не продашь мой маленький секрет или не станешь меня шантажировать?

– Вы полагаете, что я это сделаю?

– Я знаю мужчин. Я поверила им и три раза выходила замуж. Стеди – единственный мужчина, которому я когда-либо доверяла. Только он никогда не использовал меня, ничего у меня не брал и не оставлял меня без того, что у меня было. Почему ты должен быть другим?

– Мисс Квин, ваше недоверие не имеет ко мне никакого отношения, все дело в вас. Подумайте вот о чем: я дважды спас вашу жизнь, а я даже не знаю вас.

Она покачала головой:

– Это ничего не значит. Меня и раньше «спасали». Но в конце концов каждый рыцарь, которого я знала, врывался в замок, чтобы потребовать награды. Так чего хочешь ты?

– Думайте, что хотите, но знайте одно: мне не нужны ваши деньги, не нужны ваши секреты. Я не собираюсь воспользоваться той болью, которая привела вас сюда и привязала к этому ведру. Мисс Квин, если быть предельно честным, то я вообще не хочу иметь с вами ничего общего.

Кейти откинула голову и посмотрела вверх. Лунный свет упал на ее залитое слезами лицо.

– В этом ты не похож на других.

– Точно, я и сам никогда не встречал такого, как я.

Она вытерла нос рукой, встала и оделась. Сняла с шеи веревку и села, наматывая ее на пальцы. Прошло несколько минут.

– Одно я знаю наверняка… – Кейти поставила ногу на край ведра. – Пьедестал – это самое одинокое место в мире. – Она толкнула ведро и отправила его на дно океана без себя. – И я больше не хочу быть собой.