Смешно было бы считать дачника общественной силой, способной повлиять на ход исторических процессов. А вот во взглядах на природу дачник произвел коренную ломку и многого в этом деле достиг. Городская интеллигенция — народ письменный. Газетные корреспонденты и редакторы тоже ведь живали на дачах, тоже искали покоя в зеленом лесу на берегу светлой речки. Если просмотреть газеты 80-х и 90-х годов прошлого века, то сколько же там найдете горестных сетований о порче природы. А когда твердят о чем либо изо дня в день, высказываемая мысль становится уже общественным мнением.

И нет ничего такого особо удивительного в том, что под власть общественного мнения подпал большой писатель Чехов.

Исследования Рожкова коснулись только небольшого района, прилегающего к Москве, и только в XVI веке. Они осветили крошечный уголок и на коротком отрезке времени. А как было в остальных районах и в другое время? Там нет никаких сведений, полная темнота, потому что в XVII веке перестали измерять земли и леса, ввели сначала налог с каждого двора, а потом подушную подать и при переписях считали только людей.

Рассеять темноту удалось в наши дни крупнейшему знатоку лесной статистики М. А. Цветкову. Ученый собрал колоссальный материал и проделал гигантскую, прямо-таки умопомрачительную по размерам работу. Ее результатом явилась книга «Изменение лесистости Европейской России с конца XVII столетия по 1914 год». Она напечатана в 1957 году.

М. А. Цветков исходил из бесспорной истины о существовании зависимости между количеством населения и площадью сельскохозяйственных земель. Зная, как менялось в разные годы население, можно подсчитать площадь сельскохозяйственных угодий, а вычитая их из общей поверхности того или иного района, можно определить и площадь лесов. Конечно, все расчеты приблизительны, но они более или менее совпадают с истиной, а если и отклоняются от нее, то недалеко.

Можно было бы и спорить с расчетами М. А. Цветкова по некоторым лесостепным губерниям. Ведь там не брали землю из-под леса, а просто распахивали степную целину. По спорить долго, а в моем распоряжении всего одна страничка. Да и нет необходимости в споре, настолько ясен и многозначителен смысл общего итога, что прибавка или скидка миллиона или даже десятка миллионов гектаров не в состоянии изменить общей оценки.

М. А. Цветков сообщает, что в 50 губерниях Европейской России (без Польши, Финляндии и Кавказа) с конца XVII до конца XIX века расчищено от лесов 56 миллионов гектаров, осушено болот и освоено других негодных земель 33 миллиона гектаров. Таким образом, от расчистки и мелиорации получено 89 миллионов гектаров сельскохозяйственной земли.

Кроме того, были сделаны территориальные приобретения в Прибалтике и на юге России, а там были и земли и леса. Всего за счет территориальных приобретений, распашки целины, корчевки лесов и мелиорации в Европейской России за два века площадь пашни увеличилась с 32 миллионов гектаров до 134 миллионов, площадь сенокосов увеличилась с 67 до 92 миллионов гектаров, площадь же леса уменьшилась с 213 миллионов до 182 миллионов гектаров.

За два столетия русский народ приобрел 127 миллионов гектаров сельскохозяйственной земли, а потерял 31 миллион гектаров леса. Что больше: прибыль или убыток? Ясно, что приобретения значительно больше потерь.

М. А. Цветков — патриот своего лесного дела, он стоит на традиционных позициях чеховского доктора Астрова и старается доказать, как много русские потеряли от «истребления» лесов. Но факты разорвали авторский замысел, и книга доказала противоположное: как много русские выиграли! Помимо сообщаемого огромного фактического материала, книга ценна еще и своей неудачей. Она показала невозможность доказать недоказуемое.

Что значили для нашего народа 127 миллионов гектаров сельскохозяйственных земель?

Они позволили населению тех же пятидесяти губерний за тот же период увеличиться с 14 до 125 миллионов человек, развить хозяйство, создать сильное государство, прогнать шведов, турок, французов, построить много городов, создать кой-какую промышленность, проложить 50 тысяч верст железных дорог, выйти в разряд великих мировых держав, подготовиться к превращению в СССР.

Если взять еще более ранний период, то процесс распашки земель позволил русскому народу освободиться от тяжкого монголо-татарского ига.

А если бы сидели в нетронутых лесах, оставаясь малочисленным племенем, значили бы мы на весах истории не более, чем эвенки, и неизвестно, чьими были бы теперь подданными.

В чем угодно можно обвинить наших предков, только не в расточительстве. Они были приобретателями. Зачавшись на Днепре и на Ильмень-озере, наше государство распространило свои рубежи от Белого моря до Черного и от Балтики до Тихого океана, сделавшись самой крупной страной земного шара.

А ведь за этот период, когда складывалось и развивалось государство русских, сколько возникло, а потом раскрошилось и сгинуло в небытие могущественнейших стран: Византия, империя Чингисхана, Тимура, Оттоманская империя. Мы оказались крепче.

Много мрачного и трудного было в судьбе нашего народа, но в конечном итоге история нашей страны шла по линии восхождения вверх, к прогрессу, росту, обогащению.

И хотя богатства распределялись неправильно — все создавалось руками простого народа, а пенки снимались угнетателями, — все же с общим ходом прогресса какие-то крохи перепадали и на долю эксплуатируемых классов.

Очень важный показатель уровня жизни — жилище. Радищев в «Путешествии из Петербурга в Москву» описал убогие избы беднейших крестьян. Но убожество или роскошь — понятия относительные, изменяющиеся в ходе прогресса. Описанные Радищевым избы построены на поверхности земли, а наши предки-славяне жили в полуземлянках (сборник «Славяне накануне образования Киевской Руси». Академия наук СССР, 1963). По сравнению с такой полуземлянкой любая крестьянская хата кажется удобным дворцом. Вот насколько вырос уровень жизни за одно тысячелетие.

Крепостному крестьянину в XIX веке жилось легче, чем холопу в Древней Руси. «Русская правда», свод законов XI–XII веков, оценивал жизнь смерда (крестьянина) в пять гривен. Убьешь смерда — плати его хозяину полтинник, вот и вся недолга, нет больше никаких претензий. В дальнейшем складываются иные представления о человеке.

Весь ход исторического процесса показывает, что мы живем лучше предков, и позволяет надеяться, что наши потомки будут жить лучше нас.

Странно читать в наше время восхваление седой патриархальщины, изображение далекого прошлого светлым раем, а всей последующей истории — бессмысленным разрушением благ природы. Тут звучит проклятие прогрессу, проклятие самой жизни, ибо жизнь и прогресс связаны неразрывно, они неотделимы.

Такое преклонение перед древностью М. Горький в «Климе Самгине» назвал стремлением «вернуться в дураки».

Оглянитесь вокруг, и вы увидите результаты огромной созидательной работы многих поколений людей: поля, дороги, мосты, плотины, электростанции, линии электропередач, трубопроводы, города с улицами, домами и сложнейшими системами подземных коммуникаций, заводы, рудники. М. Горький писал: «Человеку и слава за это, перед ним и восторг, ибо это сила его воли, его воображения неутомимо претворяет бесплодный кусок Космоса в обиталище свое, устрояя Землю все более удобно для себя».

Самым главным в истории человечества было не его отношение к природе, а отношения между самими людьми, устройство общества. Перед нами стоит задача создать на земле такое общество, при котором перестало бы тяготеть над нами самое страшное из наследий прошлого — вóйны.