Работает вальщик один. Столкнуть дерево в нужную сторону помогает клин, вставляемый в распил перед концом валки.

Вальщик Иван Заводенко, он же бригадир, спилил штук пятнадцать. В это время вернулся освободившийся от своего груза трактор. Заводенко положил пилу. Из кабины вышел тракторист Казимир Карчинский. Оба принялись накидывать на комли сваленных елей петли из стального тросика с крючками и кольцами. Через эти кольца пропущен основной собирающий трос.

Когда вся эта операция, называемая чокеровкой, была закончена, тракторист Карчинский сел в кабину на свое водительское место и включил тракторную лебедку — трос натянулся, деревья вздрогнули, стронулись с места, собрались в плотную пачку, и вот эта пачка, влекомая тросом, медленно поползла к трактору, уткнулась в опущенный железный щит и вместе с ним поднялась комлями на трактор.

Карчинский дал ход и двинулся в очередной рейс, а Заводенко взял пилу и принялся валить деревья для новой ноши.

Мне приходится сидеть поодаль, потому что техника безопасности запрещает во время валки деревьев подходить ближе пятидесяти метров.

В лесу стоит легчайший туман, елки словно затянуты синевато-белесой кисеей, чувствуется сладко-горький запах лесной гари. Где-то вдалеке пожар.

Ретивые комары вьются надо мной гудящим облаком. Когда неотступно висит над головой черная туча, какую увидишь только в тайге, писк отдельных тварей сливается в громкий гул, и он мне с детства страшен, к нему нельзя привыкнуть, потому что сулит он уколы, зуд, волдыри, расчесы. Моя одежда посерела от густоты усевшихся стад, но на этот раз злые насекомые донимают только своим писком и, представьте, не кусают.

От всей души славлю всемогущество доброй науки химии, создавшей диметилфталат — маслянистую жидкость со слабым ароматическим запахом. Она защищает от укусов часа четыре, потом надо смазаться снова.

Так я и сидел да глядел на работу. Снова пришел трактор, нагрузился, потащил. С ним вместе двинулся и Заводенко, захватив с собой пилу. Я, конечно, тоже не остался на месте.

Трактор подтащил свою ношу к погрузочной эстакаде, где уже лежали раньше привезенные елки, и положил в общую кучу. А потом всю кучу обмотали тросами, трактор ушел на другую сторону через рельсы и включил лебедку. Тросы натянулись, вся масса деревьев всколыхнулась, зашумела, загрохотала, пересыпаясь на месте. Натянувшиеся вожжи, дважды охватывая кучу деревьев, сжали ее в цилиндр, и вот этот цилиндр покатился по наклонным брусьям к стоящим на рельсах порожним платформам. Не заскользил, а именно покатился, вращаясь вокруг своей оси. При этом сучья и ветки перемалывались, обламывались, и весь цилиндр становился все плотнее. Он поднялся по отлогим наклонным брусьям и лег на сцеп. Весь процесс погрузки с протаскиванием тросов и другими подготовительными операциями занял четверть часа.

При таком способе два человека успевают за день спилить с корня, подтащить трактором и погрузить два железнодорожных сцепа.

Вывозка деревьев с необрубленными ветками считалась перспективной и многообещающей. Она сулила две выгоды. Во-первых, можно избавиться от ручной обрубки веток топором: на нижнем складе этим делом может заняться сучкорезная машина. Во-вторых, вывезенные сучья можно переработать в какой-нибудь полезный продукт, например в смолу, строительный материал арболит или в плиты.

Но способ этот пока еще не ладится по многим причинам.

Одно из препятствий никогда не будет устранено: слишком громоздки деревья с ощетинившимися ветками, мало их влезает на сцепы или автомобили, транспорт ходит наполовину загруженным, работает вхолостую. А транспорт на лесозаготовках — главное.

И еще есть важнейшая проблема — забота о будущем леса. В перестойных таежных ельниках под пологом старого леса накапливается много самородного молодняка. Молодняк есть и в старых сосняках. В распадающихся и редеющих сосновых древостоях появляются «окна» — просветы, и в них появляются молодые сосенки.

При лесозаготовках стоит задача — сохранить жизнь молодняка. Есть деревца по пятнадцати-двадцати лет. Нелепо губить их, а потом заново выращивать мелюзгу. В этом случае мы теряем в выращивании нового леса десятки лет.

Совсем недавно весь подрост губили. Делянка срубалась вся разом, а трелевочные тракторы ходили по всей лесосеке вдоль и поперек, не разбирая пути, каждый раз по новому месту. Весь молодняк, конечно, погибал.

В последние годы организовали работу по иному. Разработка делянки начинается с прорубки коридоров, тракторных волоков. Между ними остаются узкие ленты леса. На делянке в четверть квадратного километра прорубается семь километров волоков. Тракторы ходят только по ним, никуда не сворачивая в стороны.

Оставленные между волоками тридцатиметровые полосы леса валятся на две стороны, на оба примыкающих к полосе волока. Таким образом за каждый раз спиливается узкая лента всего в пятнадцать метров.

Деревья кладутся вершиной на волок, и вполне понятно что они ложатся к волоку под острым углом, а вся крона с ветками обрушивается на волок, молодняк же на лесной полоске почти не повреждается или повреждается очень мало.

Далее стоит задача сохранить молодняк и на следующей операции — собирании тракторной ноши. Прежде, когда подхваченные тросом лежащие деревья разворачивались на земле, катились вбок, на их пути мало оставалось живого. Теперь деревья кладут под острым углом, и трелевочный трактор имеет возможность выдернуть их на волок и почти не давить молодь.

Местность в Архангельской области — равнинная, плоская. Грунт в ельниках — глина. Почва избыточно увлажнена. А тут еще дожди хлещут. Летом 1962 и 1965 годов не было ни одного дня без дождя.

Тащит трактор свою тяжелую ношу по волоку. Раз пройдет, второй, третий. Мокрая земля разбивается в жидкую грязь и постепенно оседает. Что получается? Канава, наполненная водой. Пни поднялись над осевшей землей, но их в воде не разглядишь. Идет трактор по этой канаве в четвертый или в десятый раз и вдруг напарывается на невидимый под водой пень, застревает. А иногда не убережешься и от поломки.

Как же быть? Разрешить тракторам ходить каждый раз по новому месту, топтать молодняк?

Нет, надо закреплять волоки.

А чем?

Да вот хотя бы обрубленными сучьями и ветками.

Неизвестно, как пойдет дальше, а пока сучкорубы с топорами вернулись с делянки. Сучья обрубают на волоке и тут же их кладут. Тракторы втаптывают, перемешивают с землей; получается плотная хворостяная подушка — прекрасное покрытие для волока.

В диспетчерской узкоколейной железной дороги началось беспокойство. Давно прошли все мыслимые сроки, а поезд с лесосек не возвращается. Нет от него ни слуху ни духу. Исчез.

Пора посылать следующий состав с порожними сцепами, иначе остановится работа бригад. Но как пошлешь? Где поезда встретятся? Как разойдутся?

И наконец прозвучало зловещее слово:

— Авария!

Да, аварии на узкоколейках происходят. А как без них обойдешься?

Суть заключается вот в чем.

Две бригады вместе с сучкорубами работали на делянке два месяца. Когда срубили и вывезли последнюю елку, делать здесь стало нечего. Надо переезжать на другую делянку, куда уже проложен новый железнодорожный «ус». А с выработанной делянки рельсы сняли.

Заготовка древесины — это вывозка миллионов тонн бревен из глубины безлюдной, бездорожной, болотистой, а зачастую и холмистой тайги. Но даже не в миллионах тонн главная тяжесть лесных перевозок, а в переменности путей. Лесорубы постоянно переезжают с места на место, постоянно осваивают лесную целину, но не для того, чтобы осесть на покоренном пространстве, а чтобы снова двинуться дальше.

Лесовозная дорога подобна ветвистому дереву с постоянно вырастающими и постоянно отпадающими ветками. Ветки растут, перемещаются, умножаются и прекращают существование, как только выполнят свою роль.