Я сказал, что мы пришли через Тринадцатую улицу и ничего пока не видали, и спросил, есть ли естественное возобновление молодняка от самосева.

— Естественного самосева бывает много, особенно дубочков, да ведь ничего от него не остается, все вытаптывают. Народу — сила. Если какой дубочек летом уцелеет, зимой лыжники прикончат.

— Но как же в таком случае сохраняются ваши посадки?

— Огораживаем, строим заборы вокруг площадок молодняка. Ну, однако, лезут и через заборы. Бывает иногда хулиганство, озоруют мальчишки. Уши им за это следует драть. А все-таки молодые наши посадки сохраняются. Кто самые злые враги молодняка? Лыжники! А с лыжами через изгородь не перелезешь.

— Значит, будет ваш парк существовать?

— Какие могут быть сомнения? — оживился дядя Гриша. — Красивый будет парк, разнообразный, составленный из устойчивых против дыма пород. Ну, конечно, сейчас такой момент: смена древостоя. Старый отмирает, надо заменять новым, а тут публика толчется, мешает нарождению нового поколения своими ногами. Но мы беремся за это дело руками, исправляем. Руки оказываются сильнее ног. Да вы сами посмотрите! А мне пора.

Мы поблагодарили за беседу и пошли по парку. Все оказалось в точности так, как рассказывал лесник. Посадки молодняка произведены на большой площади. Они начаты в 1946 году — нет необходимости объяснять эту послевоенную дату — и велись в строгой последовательности. Сажали сначала там, где нужнее, где древостой наиболее изрежен.

В первую очередь за Шестнадцатой улицей был засажен сосной и березой квадратный километр совершенно оголившейся поляны, которая когда-то была под лесом, а в военные годы превратилась в картофельный огород. Теперь там стоят вполне окрепшие молодые деревца, а когда подрастут еще больше, будет прекрасный парк.

Измайловский старожил, объяснивший мне все это дело, смотрит на березки и сосны с восхищением и старается заразить меня своим настроением:

— Бессилен выразить, но вы только подумайте: сажали картошку, а теперь вырос лес!

Я оборачиваюсь к племянникам и говорю:

— Запомните: был лес, потом сажали картошку, теперь снова стоит лес. А вы испугались пней. Надо же отличать полезные рубки от браконьерских краж.

Молодняк посажен на всем изреженном пространстве парка. Посадки еще окружены изгородями. В загородках стоят маленькие кустики. Но молодость — порок небольшой: она проходит. У молодняка блестящее будущее, только бы он уцелел. С каждым годом он поднимается все выше и хорошеет. А как окрепнет, гуляй тогда по нему, долго, без заботы о новых посадках, потому что молодым деревьям обеспечена большая жизнь.

А старых деревьев осталось немного, и все они внушают серьезные опасения. Стоят пока, но стоять им осталось недолго. На немногочисленных уцелевших соснах совсем мало хвои, и она не зеленая, а порыжевшая. На последнем издыхании держатся дряхлые березы. Скоро умрут, придется их спилить.

Больше всего уцелело дубов. Они крепче и долговечнее других древесных пород. Но и дубы тоже обнаруживают признаки старческого увядания; тоже недолог их век.

Искусственные посадки молодняка ведутся только по эту сторону речки Серебрянки, то есть на территории, где топчутся десятки и сотни тысяч ног.

В заречной части посадки совершенно не нужны. Там тоже происходит отмирание старых деревьев. Сосен уже много спилено; некоторые липы, дубы и березы суховершинят. Но их смерть не прекратит существования леса. Из падающих с деревьев семян выросло много самородных дубков и липок. Молодой кленовник местами образует непролазные заросли. Народу бывает мало, вытаптывать некому. На смену умершим деревьям встают новые самородные поколения. Благодаря смене поколений жизнь в лесах, живущих ненарушенной естественной жизнью, непрерывна.

А в парке, где люди гуляют и топчут землю, надо обязательно делать посадки да их огораживать, иначе после смерти старых деревьев останется голый пустырь.

С той поры минуло восемь лет, и в Измайлове многое изменилось. Перестроена и продолжена линия метро; станция, которая прежде называлась Первомайской (красное здание с часами на высокой башне), упразднена и превращена в вагонное депо. Поезд метро пробегает мимо нее, поднимается на мост через речку, а потом идет по земляной насыпи, и в этот момент, если взглянуть в окна направо, раскрывается широкая панорама Измайлова, каким оно стало нынче. И право же, вид неплохой.

Напротив Третьей улицы поезд останавливается у новой станции. Она расположена на самом краю прежнего загороженного пустыря с молодыми посадками. Но теперь нет загородок, и прежние кустики превратились в густую рощу с березами десятиметровой высоты.

Деревья растут быстрее, чем мы привыкли думать. В особенности береза. В Измайлове в последние годы она прибавляла по метру высоты за каждое лето и даже по полтора метра.

Странно вспомнить, что задавался вопрос: будет ли существовать лес? Он существует.

И не надо ехать ни на Тринадцатую и ни на какую другую улицу в поисках красивых мест — все участки измайловского зеленого массива нынче достаточно красивы.

Были при посадках допущены и некоторые ошибки. Я о них скажу позднее, потому что для их понимания потребуется знание деталей лесного дела, а сейчас мы заняты уяснением самого главного и элементарного.

Ошибки заключались не в том, что измайловские лесники чего-то не сделали. Нет. Они, добиваясь лучшего, делали лишнее, несогласное с законами природы. Но едва ли такое исключительное рвение можно ставить им в вину. Да и вообще «победителей не судят».

Понаблюдали. Теперь станем рассуждать.

Картина как будто бы ясная. Но чтобы сделать наши наблюдения бесспорными, надо закрепить их в теоретических выводах, перевести на язык общих законов.

Как часто бывает в спорах, один говорит:

— Я вот что видел.

Другой возражает:

— Неправда! Я видел противоположное.

И спорят. А оба не правы, потому что оба видели случайное.

Факт факту рознь. Нам могут сказать: «Мало ли что бывает, в другом месте вовсе не так».

Да, и на самом деле в другом месте много может выглядеть по-иному. Надо разобраться, какие из наблюдаемых нами явлений настолько всеобщи и присущи всем деревьям, что их можно одинаково встретить и в Подмосковье и в сибирской тайге, и какие вызваны местными особенностями Подмосковья, и как широко распространяются эти особенности.

Прежде всего остановимся на истине самой элементарной. Ее считают настолько ясной, что обычно о ней не говорят. Излишне. Она и так всем понятна без всяких разговоров. Но именно из-за того, что о ней никогда не говорят, истина эта оказалась прочно забытой. И вот теперь является необходимость почаще ее напоминать.

Каждое дерево смертно. Забывать об этом не следует. Отсюда вытекает вся наша работа по сохранению древостоев, вся система действий в лесу, все методы нашего лесного хозяйства.

На московских бульварах и скверах мы видим много лип и дубов с наложенным на трещины коры пластырем, с запломбированными дуплами и другими следами лечебной и хирургической помощи. Лечением больных и старых деревьев можно во многих случаях продлить их жизнь на десятки лет, но нельзя сохранить навсегда.

Ведь вот даже на Тверском бульваре и в Александровском саду у стены Московского Кремля пришлось в советское время срубить 90 процентов всех деревьев. Их бережно хранили, потому что посадки в городе страшно дорого стоят, но время подошло, они отстояли свой век, рассыпались в прах, и никакими средствами остановить умирание невозможно.

Хранить лес или парк можно только путем обновления древостоя, замены умирающих деревьев молодыми.

Как происходит смена поколений в естественных лесах?

Центральная часть Главного ботанического сада Академии наук СССР в Останкине обращена в лесной заповедник. Там сохранилась естественная дубрава.